Сто сорок писем Василия Белова

Письмо двадцать шестое

Толя!

Передай мои поздравления Рыбникову к 50-летию – и книгу с брошюрой.

29 июня 2002 г.

Две бандероли от Белова пришли в самый нужный момент: одна с книгой и открыткой, другая – с брошюрой. Затравленный околоцерковными литераторами реставратор Александр Рыбников с осторожным оптимизмом готовился встретить юбилей. Ждал подвоха, оскорблений… Причин для переживаний – предостаточно. В центральных газетах и журналах то и дело выходили пасквили, будто Рыбников бракодел, разрушающий древний монастырь. Армия таких кусачих обличителей не так уж и мала – Щербаков, Котькало, Володин, Ганичев. Вина их не в том, что зло писали, а в том, что неправду распространяли. А еще вина их в абсолютном бессердечии, в откровенном фарисействе. На словах ратуют за любовь к ближнему, а на деле травят мастера, денно и нощно восстанавливающего из руин поверженные коммунистами памятники монастыря.

Рыбников оставил комфортную городскую квартиру в Ярославле, переселился задолго до прихода к власти горе-демократа Ельцина в поселок, в музейную комнату, расположенную в монастыре, без воды, санузла и связи, да еще и с печным отоплением. Десять лет профессионального труда посвящено возрождению православных святынь. Патриарх Московский и всея Руси Алексий награждает его орденом Преподобного Сергия Радонежского, министр культуры России присваивает звание «Заслуженный работник культуры РФ». Я пишу книгу о его бескорыстном подвижничестве. Но у околоцерковных литераторов, живущих далеко в Москве, на все эти имена – аллергия, им хочется верить лишь одному молодому игумену, а тот упрямо называет реставратора бракоделом.

В разгар такого конфликта из Вологды в Борисоглеб приходят две бандероли. Раздается голос великого русского писателя, также всю жизнь заступающегося за разоренные православные памятники. И московские литераторы на время стихают.

На юбилейном вечере реставратора я, представляя перед собой стоящих именитых фарисеев, громко-громко зачитываю поздравительную открытку Василия Ивановича Белова в адрес Рыбникова:

«Дорогой юбиляр!

Поздравляю, желаю здоровья и многих лет, и многих добрых дел во имя Родины! Белов. 20 июня 2002 г.».

С таким же энтузиазмом дарю от имени писателя его книгу «Избранное» и брошюру «Троицкое чудо». На брошюре начертаны такие высокие и пронзительные слова, что не зачитать их вслух было невозможно. И я их торжественно зачитал юбиляру:

«Дорогой Александр Станиславович!

Вашу работу я сравниваю с Троицким чудом, описанным в этой брошюре. Реставратор – это свидетель Бога! Белов. Вологда. 25 июня 2002 г. Духов день».

Мы поднимаем тост за Василия Белова, за его своевременную, а также неустанную поддержку русских подвижников. И, конечно, за смелость писателя, ведь противостоять натиску маститых чиновников в Союзе писателей, где начальником был сам Ганичев, а оруженосец Котькало являлся его зятем, мог только Белов и никто другой.

В юбилейном зале зазвучали тягучие, как мед, ярославские напевы.

Рыбников тотчас увлекся брошюрой. Нам известно было, что в круг чтения Белова все чаще попадают религиозные книги. И потому подарок не случаен. За трагедией Троицкой чудотворной иконы святителя Николая Чудотворца чувствуется трагедия всей России. До революции икона находилась в Никольском монастыре в окрестностях г. Троицка Челябинской области. Коммунисты разгромили монастырь, икона бесследно исчезла. Обнаружили ее на чердаке другого храма, который тогда переоборудовался под музей, такие же подвижники, как Рыбников. То был храм святого благоверного князя Александра Невского. В нем в 1940-е годы молилась блаженная Евдокия Чудиновская, которая провидчески говорила: «Чудиново будет как Меркушино, а Троицк будет как Бари». Найденная икона хранилась вначале в семье художников Крыловых, а затем была передана восстановленному из руин древнему Свято-Троицкому собору. Реставрация и спасение иконы от следов разрушения осуществлены другим художником – Геннадием Иванчиным.

После юбилейных торжеств, расчувствованные историей возвращения потерянной иконы, мы с Рыбниковым пошли звонить Белову в Вологду. Для меня этот гражданский поступок писателя – один из многих, совершенных им, но именно в них явственно проступают истинные ценности человеческой души.