X
Куратор теперь приглядывал за студентами неотступно. Всякий вечер обходил дома, проверяя, все ли на месте, подолгу разговаривал с их хозяевами, выведывая подробности про постояльцев.
Аспирант, встретив Медведева наутро после собрания, сжал кулак и озлобленно прошипел:
– Повыступаешь ты ещё у меня, правдоруб…
Тот подмигнул:
– Нахлобучили всё-таки, да?
Аспирант сощурил глаз:
– Завидно, что на самого девушки не смотрят?
– Захочу – посмотрят. А вот про ментовку на собрании гнать – гнило… Сам что ли не барагозил никогда?
Аспирант осклабился, но отступил.
– Борзый ты, Медведев.
– Киселём никогда не был.
Они разошлись, ожёгши друг друга взглядами.
Выходные вышли тягомотными. В ночь на субботу деревню начал заливать дождь, быстро превратив улицу в месиво, в которое без резиновых сапог было не ступить. Валерьян, затопавший засветло налегке через двор к туалету, сразу промочил ноги.
Домохозяйка, выцветшая одинокая женщина годами к пятидесяти, действительно пила. Бутылка самогона появилась на её столе с самого утра.
– Будешь? – поинтересовалась она, кивнув на пустой стакан.
Лицо её, в багровеющих прожилках, румянилось нездорово.
Валерьян отрицательно мотнул головой.
– Смотри…
Поев, он натянул сапоги, свитер и направился на почту.
В почтовом отделении имелся телефон с выходом на междугороднюю связь, и Валерьян позвонил домой – впервые с момента приезда в колхоз. Ответившая на звонок мать дотошно выспрашивала его про быт, про квартирных хозяев, настырно требовала, чтобы он, выходя в поле, одевался теплее. Перехвативший у неё трубку отец был лаконичнее, больше слушал его, давал советы:
– Ты от куратора вашего подальше держись. Понял? Сильно не усердствуй. А то навалит обязанностей – начальники любят на исполнительных ездить.
Поговорив с родителями, Валерьян задержался у стола с разложенными газетами. Помимо районной и областных, продавали и несколько центральных. Был даже номер журнала “Техника – молодёжи”, правда, за прошлый месяц. Он взял его в руки, пролистал, но не купил.
Под вечер студенты собрались во дворе МТС, помещавшейся в старой, недействующей церкви. Здание её, несмотря на переоборудование, всё равно выглядело заброшенным. Обнажённая, из красного кирпича кладка была испещрена выщерблинами, над центральным входом, заслоняя с улицы остатки купола, проросла в человеческий рост берёза.
Посвежевший ветер угнал облака, и студенты, сидя на приставленных к церковной стене деревянных ящиках, глядели на меркнущее, перемигивающееся ранними звёздами небо, неторопливо курили, ведя задумчивый разговор.
– Как местные-то тут не охреневают? – спросил, словно бы самого себя, Кондратьев. – Ни телека ведь ни у кого, на радио – сплошной “Маяк”.
– Охреневают – и пьют, – отозвался Валерьян, вспомнив хозяйку.
– Им, может, телек и не нужен. Отпахал трудодень, вмазал – и ништяк, – придавил окурок носком ботинка староста параллельной группы Никита Скворцов.
– Скукотень же.
Тот пожал плечами:
– Кому как.
Тьма становилась всё гуще. Силуэты старых, полуразобранных тракторов, валявшиеся на дворе там и сям ржавые остатки моторов расплывались в чернеющей мгле, превращаясь в угловатые причудливые груды.
Кондратьев посмотрел на небо, вздохнул:
– Жаль, телек не посмотреть. По субботам в это время передача клёвая идёт – “НЛО: необъявленный визит”. Про космос, пришельцев и всё такое.
Валерьян фыркнул:
– Чушь!
– Не скажи. Там реальные люди выступают, рассказывают, что видели. Я верю.
По угасшему небосводу, будто спичка по коробку, ярко чиркнула падающая звезда.
– Вон твоё НЛО полетело, – не удержался от шутки Валерьян.
– Метеор, – почесал переносицу Скворцов и закурил вторую.
– Да кто его знает, – взлохматил волосы на затылке Медведев. – Сейчас столько всего показывают и пишут… Взять экстрасенсов тех же: Кашпировского, Чумака. Исцеляют людей. Кто б в такое раньше поверил? А вот моя тётка-язвенница заряженную воду стала пить – и действительно полегчало.
– Экстрасенсы – это другое, – возразил Скворцов. – Мы просто не знаем всех функций человеческого организма. А они узнали и научились ими управлять. Что в этом такого невероятного?
– А что в НЛО? – парировал Кондратьев.
– Ну, пришельцы, гуманоиды – это перебор. В Солнечной системе нет жизни – установлено. А на то, чтоб из других звёздных систем до нас долететь, сотни и тысячи световых лет потребуются. Кто ж столько проживёт?
Все примолкли, кто силясь прикинуть в уме столь громадную бездну времени и пространства, кто просто в молчании глядя на звёздное небо.
– Читал недавно, и мыслью управлять можно. Предметы на расстоянии передвигать, – продолжал Кондратьев о своём.
– Ага, только подумал – и картошка вся на ленте выбрана, – сострил молчавший до того Серёгин.
Медведев сплюнул под ноги, повёл незажившим ещё плечом.
– Мечтай, затейник.
По его раздражённому жесту, саркастическому тону ощущалось, что прежняя дружба между ними оборвалась – прямолинейный, резковатый Медведев после недавнего собрания перестал видеть в Серёгине товарища и того не скрывал.
Серёгин шмыгнул, пригнул шею, смолчал.
У МТС, оттолкнув железные, скрипучие ворота церковного двора, показался куратор.
– Вы? – спросил он, щурясь во тьму. – А я вас искал, искал…
– Мы, – подтвердил Валерьян.
– По домам идите. Хозяевам что, специально не спать, вас дожидаться?
Топчась возле ящиков, куратор вертел по сторонам головой, невзначай заглядывал в промежутки между ними.
“Бутылки высматривает. Боится, что пили”, – догадался Валерьян.
Студенты неохотно поднялись.
– Да уж не пропадут они. С нами, без нас… – процедил он.
В воскресенье в клубе показывали кино. Куратор, подключив колхозного председателя, договорился, чтобы к ним из райцентра привозили фильмы и даже раз в неделю приезжал на вечер киномеханик. Пока он налаживал аппаратуру и заправлял в неё плёнку, студенты толклись у входа, с чавканьем переступая сапогами по раскисшей грязи.
– Фильм-то хоть про что будет? – спросил Валерьян у комсорга Вилкова.
Тот, сплюнув, ухмыльнулся:
– Про урожай.
Фильм был новый, совместный, польско-советский, но показывали в нём тропическую влажную Азию, перевитые лианами чащи, буддистские пагоды. Несколько авантюристов, завлечённых случайно попавшим в их руки старинным восточным манускриптом, искали путь в потаённую долину, но нашли в заброшенном монастыре не клад, а жуткое, смертельно опасное зелье. Парни загоготали в голос, когда в одной из сцен героиня – смазливая и пронырливая журналистка – мелькнула в кадре обнажённой. Девицы захихикали, прикрывая рукавами рты.
– А ничего так фильмец подогнали. Взбодрил, – проговорил довольный Кондратьев. – Думал, хрень какую-нибудь прокрутят.
Когда Валерьян вернулся домой, хозяйка уже спала, сипло храпя из своего отгороженного занавеской закутка.
Следующая неделя была малоотличима от первой. Те же комбайны, то же выбирание картошки из земляных комьев, которые после недавних дождей не рассыпались, а размазывались по перчаткам тягучей грязью. Прямо в полях их несколько раз накрывали ливни, и тогда перебирать землю становилось совсем в тягость. Студенты, застегнув до самого ворота куртки, пряча лица под нахлобученными на самые лбы капюшонами, швыряли в отверстие элеватора слипшиеся грязные комья, даже не стараясь извлечь из них клубни.
К пятнице Валерьян, несмотря на усталость, повеселел, обнадёженный. Побывавший с бригадиром в соседнем колхозе Вилков обмолвился, что обосновавшиеся там студенты-химики хотят в субботу заявиться к ним в гости. В их деревне киносеансов не устраивали.
В этот раз из райцентра привезли сразу несколько лент, на оба выходных дня, и что смотреть, студенты выбрали сами. Большинству приглянулась прогремевшая в эти месяцы “Авария, дочь мента” – кто-то ещё в городе воодушевился газетными рецензиями, кто-то слышал о картине от других. Михаил Владимирович, узнав, выбор одобрил:
– Правильно решили, ребята. Вам сегодня подобные фильмы нужны. Режиссёр верно показывает, к каким трагическим последствиям способен привести анархический бунт.
Студентов, впрочем, фильм привлёк не только рецензиями и рассказами. Само название дразнило ухо жаргонным, дворовым словом.
Химики на киносеанс явились всем курсом, и зрители едва вместились в не слишком обширный актовый зал клуба. В проходе между рядами деревянных стульев с ободранными откидными сидениям пришлось расставлять табуреты. Сзади, в узком пространстве между последним зрительским рядом и стенкой, втиснули несколько длинных скамей, и усевшиеся на них зрители упирались коленями в жёсткие спинки впередистоящих сидений.
Валерьян заприметил Инну сразу, ещё на улице, возле клуба. Вместе с остальным курсом химиков она действительно трудилась в соседнем колхозе. Улыбнувшись, она даже кивнула ему первой, словно не прочь завести разговор.
Однако заговорить у них не вышло. Суетившийся у входа куратор, как назло, отрядил его в помощь киномеханику – сутулому, медлительному мужичку, заявившемуся в клуб “под мухой”.
– Ештокин, пригляди за ним там. А-то ещё не ту плёнку заправит.
Пока Валерьян, чертыхаясь про себя, минут десять возился тесной комнатушке, силясь понять сбивчивые указания мужичка, студенты заполнили зал. А когда, наконец, механик с его помощью вставил нужную ленту в аппарат и изготовился начать показ, свет в зале уже погасили, и разобрать, кто где сидит, было невозможно. Сам он с трудом приткнулся на край скамьи, когда экран уже пестрел титрами.
После окончания киносеанса студенты говорливой гурьбой повалили из зала наружу, поводя затёкшими плечами, выгибая одеревенелые спины – сидения в сельском клубе не были покрыты обивкой, и мышцы от них, немея, болезненно ныли.
Валерьян, зацепившись с кем-то из химиков пустячными фразами, уже присоседился было к их с Инной компании, но в этот момент к клубу подрулил грузовик.
– В Дрёмово собираюсь. Девушки, кого подвезти? – лихо крикнул колхозный водитель, высунувшись из кабины по грудь.
Химики жили в Дрёмово, но идти обратно по грязной дороге, по холоду и темноте пешком, никому из них не хотелось.
– Да кто ж их отпустит-то одних? – рассмеялся стриженный “под горшок” парень, первым карабкаясь в кузов. – Завезёте ещё не туда.
– Обижаешь, студент, – выпячивая в деланной обиде губу, прогудел водитель. – Я не какой-нибудь такой. Я от души…
Грузовик, вобрав в свой кузов десятка два девушек и парней, покатил по улице от клуба прочь, окатывая обочины брызгами из луж. Разочарованный, расстроенный Валерьян остался у крыльца.
“Опять облом! Ну что ты за…!” – думал он, костеря про себя и подворачивавшихся в этот вечер некстати куратора с водителем и самого себя.
Крупные капли падали с мокрого после дождя козырька ему на плечи, пронизывая ткань холодной влагой почти насквозь, но он того даже не замечал.