Конец эпохи. Да здравствует император!

Акт I. Интермедия, или Ожидание. 1498–1501 годы

Глава 1. Вновь заложница

Тянулись долгие серые дни. Пришли рождественские праздники. Королевский двор вновь был погружен в траур. Маргарет продолжала оставаться в монастыре. Она никого не хотела видеть, не хотела утешений, добрых слов, сочувствия. Просто – одиночества. Иногда она думала, что один Хуан мог понять её боль, ведь это был их общий ребенок, они вместе придумывали ему имя, обсуждали, как будут воспитывать и баловать его. Он бы разделил её тяжесть, смог приласкать. Он мог бы дать ей надежду на то, что будет и другой ребенок, что это просто нелепая случайность. Но Хуана не было. И даже он не мог бы понять то страшное чувство пустоты, которое мучило Маргарет: только что в ней была жизнь, она толкалась изнутри, и Маргарет становилось тепло на душе, даже в минуты горестного отчаяния. А теперь была мертвая пустота. А это оказалось хуже отчаяния.

Королева Изабелла приходила чаще других. Ей одной принцесса была рада, потому что королева страдала не меньше нее. Она тоже недавно потеряла ребенка, своего ненаглядного Хуана, а теперь и внучку, которая могла бы стать утешением ей в жизни. И наследницей короны. Теперь же наследные права перешли к старшей дочери Изабелле, а следовательно, и к португальскому королю, что не могло не огорчать королеву и вселяло беспокойство. Правда, к весне пришло радостное известие, что Изабелла ждет ребенка, и королева немного повеселела. Однако она сильно изменилась и большую часть времени проводила в молитвах, забросив государственные дела, которым раньше уделяла так много времени.

С Маргарет королева была неизменно внимательна и сердечна. Они много разговаривали, и эти беседы приносили девушке отдохновение. Правда, не всегда. Так, королева Изабелла нисколько не сомневалась, что смерть ребенка Маргарет, как и её мужа Хуана, не была случайной. Вдовствующая принцесса очень не любила эту тему, она казалась ей кощунственной. Кому нужна эта власть, богатство, титулы, если можно даже думать о таких страшных вещах?! Не нужен ей этот древний род и какая-то там особая кровь, она мечтала быть женой, матерью, ну и королевой тоже.

Маргарет написала своему отце о несчастье. Он прислал ей сочувственное письмо, но было заметно, что это событие не слишком взволновало его. Маргарет даже удивилась, он связывал с испанскими планами большие надежды. Правда оставались еще Филипп и Хуана. Вдруг Маргарет похолодела, она поняла, что снова стала прекрасной разменной монетой в политических интригах, ей всего восемнадцать, и отец наверняка продумывает уже новый брак для нее.

Королева Изабелла подтвердила её опасения. Она получила донесение от Гуттиере де Фуэнсалида, который находился при дворе императора. Хитрый испанский дипломат высказал Максимилиану предположение, что его дочь скоро снова найдет себе достойного супруга. На что получил суровую отповедь, которую передал своим хозяевам в точности: «В христианском мире нет ни одного принца, за которого моя дочь могла бы выйти замуж. У короля Неаполя нет сына подходящего возраста. Король Англии уже просватал для своего наследника дочь испанских монархов. Король Шотландии ничтожество. Герцог Йоркский (это тот неприятный самозванец, которого привечала её бабушка герцогиня Маргарита) женат и не свободен. У короля Венгрии уже есть жена. Король Польши – пустое место. Так что нет мужа, подходящего для моей дочери. Правда, поговаривают, что король Франции подумывает расстаться со своей женой Анной, поскольку он отчаялся получить от неё наследника, и женится на моей дочери Маргарет. Но я никогда не соглашусь на это, также как и моя дочь, которая категорически возражает против жизни во Франции. К тому же я уверен, что это именно король Франции приказал дать какое-то снадобье моей дочери, которое привело её к потере ребенка, он и короля Фердинанда пытался отравить. Так что сегодня о новом браке моей дочери говорить абсолютно бесполезно».

Было очевидно, что это якобы негодование Максимилиана было вызвано сугубо политическими причинами: он уже продумывал новый брак своей дочери, а испанских королей пугал возможностью своего нового союза с Францией или какой-то иной враждебной им державой. «В Европе еще очень много королей», – прозвучало у неё в ушах. Проклятый де Брисоне, он словно предвидел её будущее тогда, в замке Мелен во Франции.

И все-таки жизнь возвращалась к Маргарет. Пришла весна, все зацвело вокруг, воздух наполнился волшебными ароматами новой жизни. Принцесса была слишком молода, слишком жива умом, слишком жизнерадостна по натуре, чтобы пребывать в вечном унынии. Молитвы утомили её и перестали приносить отдохновение. Одиночество стало утомлять. Она покинула монастырь и вместе с испанской королевской четой переезжала с места на место. Алеонор де Пуатье отнеслась к этому с осуждением. «В её время» особа королевской крови должна была соблюдать траур по всем правилам в течение года. Это значило, что она все это время не покидала своей спальни, стены и пол которой были затянуты черными тканями, а окна все время закрыты. Она никого не должна была принимать, носить тяжелое платье и черный чепец, отделанный белым мехом. Но времена изменились, и Маргарет чувствовала потребность в движении и перемене мест. (К тому же после той злополучной ночи, когда Алеонор со странным умилением – или это тоже было частью этикета? – принесла ей мертвое дитя, она чувствовала отчуждение и с трудом переносила старую даму.) Испанский королевский двор, не имевший постоянной резиденции и постоянно странствовавший по своей все разраставшейся в размерах стране, давал Маргарет прекрасную возможность развеяться.

Оба монарха очень бережно к ней относились, даже Фердинанд, вечно занятый политикой, в которой наконец-то он один теперь царствовал, был к ней внимателен, она чувствовала, что он не то что любит её – любил ли он вообще кого-нибудь? – но уж точно относится с симпатией и даже уважением. И это было приятно.

Удивительно, но жители испанских земель сохранили большую привязанность к своей невезучей принцессе. Где бы Маргарет ни появилась, её приветствовали восторженные толпы, незнакомые люди выражали ей сочувствие, женщины старались коснуться её платья, считая это добрым знаком. Многие громко плакали, выкрикивая, что её одну они хотели бы видеть своей будущей госпожой и королевой. Она была столь популярна, что порой ей приходилось дожидаться в поле, под сенью оливковых рощ, наступления темноты, чтобы въехать в какой-нибудь город, если она хотела избежать сумятицы и ненужных эмоций. Удивительно, но королеву Португалии Изабеллу, ставшую теперь наследницей, горожане встречали весьма прохладно.

Дни летели. И они были полны радостями и горестями. Однажды в апреле Маргарет стояла на балконе дворца в городе Вальядолид, одной из резиденций королей. Они приехали сюда на Пасху, в городе вот уже много столетий в страстную неделю и в сам Светлый Праздник проходили особые торжества: пышные и трогательные процессии, тематические представления, долгие мессы. Особое братство следило за соблюдением всех церемоний. Был вечер, и ветер принес ей запах цветущих садов. Маргарет вдруг отчетливо вспомнила Амбуаз, себя маленькой и наивной. И влюбленной в своего короля. Впрочем, девушка вздохнула, он оказался не ее. Смешной и нелепый, он казался ей таким особенным, царственным и милым. Она поняла, что простила его целиком и полностью. То, что случилось в её жизни, не оставило места детским обидам.

А через несколько недель пришла весть о смерти короля Франции Карла VIII. Маргарет решила, что он, может быть, вспомнил её в свой смертный час, и она почувствовала это, уж больно странным было совпадение, она давно уже и не думала о нем. И порадовалась, что успела простить его от всей души.

Смерть была нелепой. Как и вся его жизнь, подумала Маргарет о своем детском женихе. В своем любимом Амбуазе Карл в самом начале своего правления, в то время Маргарет еще там проживала, отстроил прекрасный зал для игры в жё-де-пом. Он обожал эту игру, очень популярную во Франции, но практически неизвестную ни в нижних землях, ни Испании. Мяч перебрасывали через натянутую сетку, отбивая ладонью руки, Карл был большой мастер в этом деле. Так вот в один злополучный день апреля он отправился в зал для игры в мяч и, входя в дверь, ударился о низкую притолоку! Через несколько часов молодой король, ему не исполнилось и 28, скончался в том самом замке, где он когда-то родился ко всеобщей радости – еще бы, крепкий и здоровый наследник, Маргарет теперь на своем опыте знала, как это важно.

Она вспоминала свои детские годы, по-своему светлые, думала, что в результате единственной удачей в жизни Карла была его женитьба на Анне Бретонской, та самая, которая принесла так много печалей самой Маргарет. Благодаря этому браку свободолюбивое герцогство Бретань оказалось под властью французской короны. Правда, иных плодов этот союз не принес: за 6 лет брака Анна родила семерых детей, и ни один из них не выжил. «Бедняжка! – Маргарет особенно остро сейчас сочувствовала своей бывшей разлучнице. – Трудно даже представить, что она должна испытывать. Мне кажется, я никогда не оправлюсь от своего несчастья, но её участь кажется еще страшнее».

Главное дело жизни Карла, итальянский поход, с треском провалился. Он разорил страну, которую так усердно собирал и поднимал его отец, и вверг всю Европу в непрекращающиеся конфликты. Казна после его смерти оказалась совсем пустой.

Кроме того, деяния короля Карла косвенным образом способствовали распространению какой-то ужасной и гадкой болезни, которой заболело больше половины его армии, её теперь называют «галльской» или «французской» болезнью, не велика честь для Франции! И для короля. Хотя некоторые и считают, что она прибыла в Европу из вновь открытых Колумбом земель, но достоверно никто ничего не знает, кроме того, что бравая французская армия разнесла её по всему маршруту следования своего итальянского похода. После этого болезнь распространялась столь стремительно, что меньше чем за пять лет докатилась даже до далекой Московии.

То, что начиналось как династический спор вокруг неаполитанского престола, обернулось общеевропейской войной. И хотя сейчас она слегка затихла, не умолкают разговоры о том, что продолжение неминуемо. Говорят, что новый король планирует начать свое правление именно с нового итальянского похода.

Какая ирония судьбы! Хитроумный и изворотливый Людовик XI всю свою жизнь потратил на то, чтобы поднять Францию с колен, расширить её границы и поставить во главе своего сына-наследника. Всю жизнь он ненавидел и унижал своего отдаленного кузена (прадедом обоих был Карл V) Людовика Орлеанского, женил его против воли на своей бесплодной дочери Жанне (милая и несчастная, вздохнула Маргарет, вспомнив некрасивую принцессу), Анна де Боже заключила его в темницу после неудачной попытки переворота. И вот теперь этот жизнелюбивый герцог, знаток хорошеньких женщин и доброго вина, стал королем Франции. Людовик XII! «Странная вещь жизнь, – подумала Маргарет, – хорошо, что мы не знаем своего будущего».

Поговаривали также, что новый король решил унаследовать не только корону, но и жену своего предшественника. Сразу после смерти мужа вдовствующая королева Анна отправилась домой в Бретань и занялась устройством своего герцогства, которое опять получило независимость. Более того, она могла снова выйти замуж и передать права на него своему новому мужу и наследникам, которые еще вполне могли родиться, ей ведь всего 21 год. Маргарет подумала о своем отце, он уже откровенно устал от своей итальянской супруги, её наследство он давно потратил, а потомства она так и не принесла. Присоединить к своим владениям столь лакомый кусочек, как Бретань, это должно быть верхом его мечтаний!

Однако новый французский король вступил в гонку первым. Он обратился к Папе Римскому с прошением о расторжении его брака. Вопреки ожиданиям, в качестве повода Людовик не стал использовать обычную в этих случаях ссылку на близкое кровное родство или свой малолетний возраст на момент заключения брака. Совершенно неожиданно он пошел иным путем: обвинил свою жену, с которой прожил в супружестве более 20 лет, в физическом уродстве, которое, как он утверждал, делало невозможным консумацию брака.

Это обвинение сопровождалось множеством подробностей и деталей, касающихся её физических отклонений. Маргарет краснела при мысли о том, каким унижениям Людовик подверг свою несчастную жену. Говорят, Жанна была в ужасе от происходящего, но, как ни странно, решилась на открытое сопротивление, можно представить, чего ей это стоило! Она в свою очередь представила свидетелей, которые утверждали, что бывший герцог Орлеанский неоднократно хвастался, что «он порой влезает на свою жену по три-четыре раза за ночь». Дело короля было бы проиграно, уж больно шаткими и некрасивыми были его обвинения, однако ему покровительствовал Папа Александр VI, нуждавшийся в поддержке Франции. Уже к концу этого, 1498, года брак был аннулирован. Жанна смирилась и пообещала молиться за своего бывшего теперь уже супруга, ходили слухи, что она решила уйти в монастырь.

Папскую буллу во Францию привез сын Папы, Цезарио Борджиа. Говорят, что его кортеж поражал воображение всех, кто его видел: музыканты, швейцарская кавалерия в форме папской армии, дворяне, пажи, слуги, шуты. По пути, где бы он ни останавливался, его встречали как принца крови, осыпали серебряными монетами и устраивали пышные приёмы. Французский король в благодарность наградил Борджиа вновь созданным титулом герцога Валентинуа и оставил при своем дворе. Король Людовик не смог повлиять на Карлотту Неаполитанскую, которая решительно противилась браку с человеком столь сомнительной репутации, как Цезарио. Маргарет с удовольствием думала, что её подруга осталась верна себе. В результате была найдена другая знатная невеста, ей стала испуганная красавица (такой запомнила её в Амбуазе Маргарет) Шарлотта д’Альбре, её семейство не гнушалось никакими связями, которые могли бы приумножить его богатство и власть. Рассказывали, что робкая Шарлотта была без ума от своего красавчика мужа.

А тихоня Карлотта между тем обручилась с Николя де Лавалем, тем самым, который понравился ей много лет назад в замке Мелён, в котором Маргарет так долго ждала разрешения вернуться к своей семье. Королева Анна лично устроила свадьбу своего верного слуги и друга, она симпатизировала Карлотте. Многие при дворе подшучивали над этим, королеву с самого начала подозревали в нежной связи с её приближенным. Но Анна Бретонская своим поведением – набожностью, строгостью, серьезностью – давала не много поводов для сплетен.

Все эти новости занимали вдовствующую принцессу. Однажды пришло острое желание – Маргарет захотела домой. Она не так много времени провела на своей родине во Фландрии, но успела привязаться к ней всей душой. Удивительно, но она с нежностью вспоминала тихий город Мехелен, где жила во дворце своей бабушки Маргариты, с восхищением нарядный Брюгге, где покоилась в центральном соборе её мать, с радостью просторный Брюссель, в котором она родилась. Да и семью свою, такую странную и разную, она успела полюбить.

Новости доходили разные. Она знала, что её отец прилагает все усилия, требуя её возвращения. Что католические монархи убеждают его, что заботятся о ней как о своей дочери, а возвращение морем очень трудно, а сушей через враждебную Францию еще сложнее. Что Гуттиере де Фуэнсалида, представляющий испанский двор при императоре, крутится ужом, убеждая Максимилиана в неразумности требования скорейшей отправки его дочери, то пугая пиратами, то объясняя, что даму такого ранга нельзя отправить без достойного эскорта, то пытаясь играть на знаменитой скупости императора. Но Максимилиан настаивал, он понимал, что Маргарет вновь стала в некотором роде заложницей в политической борьбе. К тому же совершенно очевидно, что у него были свои виды на её новый брак.

Радость и печаль продолжали идти рука об руку. Странные новости приходили из Фландрии. В тайных донесениях королю и королеве говорилось о неадекватном и даже ненормальном поведении их дочери Хуаны. Её страсть к своему супругу выходила за грань разумного: она не давала ему прохода, не оставляла его ни на минуту, ревновала ко всем и каждому (судя по всему, причины для ревности у неё были), требовала постоянного внимания и изъявления чувств. В результате герцог Филипп устал от страстей своей жены и стал все больше от неё удаляться. Говорили, что Хуана запиралась и билась головой об стену в такие минуты, разбивала все, что попадалось под руку, разрывала белье в своей спальне. Отправленный к Хуане встревоженными королями специальный посланник подтвердил, что сложившуюся ситуацию трудно назвать нормальной. Впрочем, Хуана отказалась с ним разговаривать и вообще встречаться. Но приходили и радостные новости: в ноябре того же 1498 года у Хуаны и Филиппа родилась дочь Элеонора.

Но перед этим королевскую чету и всю семью вместе с ними постигло и новое несчастье. Королева Португалии Изабелла умерла при родах. Королевская чета потеряла второе дитя меньше чем за год! Королева Изабелла упорно продолжала видеть в этом заговор. Двор вновь погрузился в траур.

Новорожденный принц Мигел, ставший невольной причиной смерти своей матери, унаследовал три короны: Португалии от своего отца, Кастилии и Леона от бабки и Арагона от деда. Его немедленно провозгласили Мигел да Паш, что значит «Мирный». Напряженные переговоры между его отцом, королем Португалии Мануэлем I, и католическими королями закончились победой последних. Было решено, что младенца отправят на воспитание царственным деду с бабкой, чтобы они могли подготовить его к великой роли объединителя всего Иберийского полуострова. Вскоре голубоглазый и рыжий малыш прибыл к королевскому двору, и королева Изабелла вновь начала хоть изредка улыбаться.

Время летело, и прошел еще год, прежде чем Маргарет отправилась в обратный путь домой. Жизнь не стояла на месте. Её отец Максимилиан потерпел поражение в войне со швейцарским союзом. Его расхождения с сыном Филиппом становились все более заметными: сын откровенно симпатизировал французам и ненавидел, кажется, своих испанских родственников. Отец же твердо держался происпанской политики, противостоя совместно с Фердинандом и миланским герцогом Лодовико Сфорца попыткам французов захватить Италию. Людовик XII женился-таки на Анне Бретонской (Маргарет почувствовала облегчение, ходили упорные слухи, что её брат надеется на её брак с королем, она же категорически не хотела входить в эту реку второй раз, она уже побывала королевой Франции, причем крайне неудачно). Осенью у них родилась дочь Клод, живая и здоровая, её рождение давало надежду и на появление долгожданного наследника. Во всем следуя по стопам своего предшественника, французский король развязал новую войну с Италией и, заручившись поддержкой Филиппа Бургундского, занял Милан. Европа снова погружалась в пучину войны.

Протеже её бабушки Маргариты Йоркской, претендент на английский престол Ричард, был в конце концов схвачен войсками короля Генриха VII. Под пытками в Тауэре он признался в том, что он самозванец, его настоящее имя Перкин Уорбек, родился он в городе Турне, много путешествовал. На идею выдать себя за выжившего принца Ричарда, законного наследника английского престола, навело его большое внешнее сходство с королем Эдуардом IV. Придворные сплетники немедленно объявили его очередным незаконнорожденным сыном этого любвеобильного короля. Король Генрих поначалу был крайне снисходителен к схваченному самозванцу, разрешил ему проживать при дворе и даже принимать участие в королевских приемах. Однако после второй попытки побега Уорбек был в конце концов казнен. Его супруга леди Кэтрин Гордон, из знатного шотландского рода, была отпущена на свободу и стала любимой придворной дамой супруги Генриха Елизаветы Йоркской. Поговаривали, что королева верила, что казненный супруг её фаворитки все-таки был её братом. Маргарита Йоркская, вдовствующая герцогиня Бургундская, открыто настаивала на том, что погибший был её племянником Ричардом, оклеветавшим себя под пытками. Новым протеже неугомонной бабушки Маргарет и новой надеждой на возрождение Йоркской династии на английском троне стал её настоящий племянник, сын сестры Елизаветы, Эдмунд де ля Поль.

Много перемен произошло и в испанских землях. Скончался всесильный и всемогущий Томас де Торквемада, первый великий инквизитор Испании. Его место занял Диего де Деза, бывший наставник Хуана. Он продолжил политику своего предшественника, огнем и мечом истребляя ересь и преследуя новообращенных – марранов и морисков. Скончался и министр финансов, доверенный советник Фердинанда Луис де Сантанхель. Его хитроумные финансовые схемы, политика лавирования, умение ловко выбираться из сложных ситуаций на раз оказывались крайне полезными католическим королям. Его потерю остро ощущали при дворе. Без его покровительства оказался беззащитным и его приятель Христофоро Коломбо.

Португалец Васко де Гама открыл морской путь в Индию вокруг африканского континента. Он вернулся с большим грузом пряностей. Его плаванье всем показало, что Коломбо открыл не Индию, а значит, он обманщик. К тому же присылаемая Коломбо в казну добыча была не велика и с трудом покрывала расходы на его путешествие. Монопольное право Коломбо, дарованное ему королевской четой, было отменено. В колонию на Эспаньолу был отправлен королевский представитель Франсиско Бобадилья, который взял в свои руки власть на острове, арестовал Христофоро Коломбо и его братьев. Тот, кого совсем недавно называли величайшим мореплавателем всех времен, был отправлен в Испанию в кандалах.

Перед отъездом Маргарет побывала-таки в Гранаде. Город совершенно очаровал ее, своей экзотичностью, своей ни на что не похожей красотой, своим неповторимым восточным ароматом. Она влюбилась в сады Хенералифе, бывшие не так еще давно летней резиденцией эмиров, словно парящие над дворцовыми постройками Альгамбры. Неповторимое сочетание ярких красок цветущих растений, звука журчащих фонтанов и цветочных ароматов оставило неизгладимый след в её душе. А гранат – символ города, растущий здесь повсеместно, она решила взять в качестве одного из своих символов. Его цвет напоминал ей столь любимый ею цвет бургундского вина, а сладкий сок – мгновения страстной любви с её принцем.

Здесь она простилась с испанским двором и католическими монархами, ставшими, пусть и ненадолго, её семьей. Она вспомнила, как чуть более двух лет назад прощалась с Фландрией, с родными, как она думала, навсегда. «Удивительная вещь время», – думала Маргарет. Кажется, что она только вчера приехала в эти новые для неё и удивительные земли, полная надежд и чаяний, с мыслями о своем великом предназначении и грандиозном будущем. И вместе с тем такое чувство, что за это время прошла целая жизнь – она вышла замуж, познала любовь, побыла наследницей обширных владений, узнала вкус славы и всеобщего поклонения, очень короткое счастье материнства, пока её дитя было в ней, и одновременно понесла тяжелейшие утраты в своей жизни – мужа и ребенка – познала горечь потери и горькое разочарование. А тут еще эти разговоры об отравлении, она старалась гнать их, трудно было представить, что все эти несчастья связаны с такими вещами, как власть, титул или царская кровь. Какое ей дело до грандиозных замыслов, если она несчастна?..

Изабелла и Фердинанд были внимательны к ней до последнего дня. Королева нежно обняла её на прощанье, и в её глазах девушка увидела слезы. Изабелла сильно изменилась за последнее время, она стремительно старела, из гордой величественной королевы, матери своих подданных и грозы неверных, потихоньку превращаясь в старую уставшую женщину, потерявшую своих детей и разочаровавшуюся в своих надеждах. Фердинанд же по-прежнему оставался деятельным и энергичным, еще более активно вовлекаясь в мировую политику и интриги. Он чем-то напоминал Маргарет её отца, для того тоже игра во власть, поиски союзников, борьба за земли (как будто у него их мало!) были превыше личных радостей и горестей, и дочь свою он яростно требовал домой не потому, что скучал по ней или жалел, а потому что она нужна была ему в его политических играх. Маргарет вздохнула. Она рвалась домой, её больше ничто не удерживало в Испании, но и дома, похоже, её вновь никто не ждал.

Маргарет нежно простилась со своими названными сестрами, она привязалась к ним, хотя они и были так не похожи на неё – серьёзные, очень набожные, чуждавшиеся веселья и шумных сборищ. Поговаривали, что Мария вскоре займет место своей покойной старшей сестры при дворе и в постели португальского короля Мануэла. Каталина, которой уже было 14, ждала со дня на день вызова в Англию для бракосочетания с принцем Уэльским Артуром, неутомимый Дон Педро де Айала, перебравшийся из Шотландии в Лондон, неустанно об этом пёкся. Он же передал и секретную информацию, которую Изабелла донесла до Маргарет, о том, что ведутся тайные переговоры о возможности брака её, Маргарет, с шотландским королем Яковом IV или, что того хуже, все с тем же Артуром! Изабелла, кажется, специально передала эти слухи, чтобы посмотреть на реакцию девушки. Такой союз сильно бы навредил отношениям испанских монархов и с бургундским герцогом Филиппом (именно он был инициатором английского брака своей сестры), и с императором Максимилианом. А Маргарет и вовсе бы выглядела предательницей, она знала, как важен этот союз для Испании и сколько сил Фердинанд и Изабелла положили на его устройство. Но её судьба была не в её власти, хотя про себя она и решила сопротивляться такому ходу событий. Это было неумно, в конце концов, испанские монархи были мощные и давние союзники, Филиппу надо было объяснить все невыгоды конфликта с ними.

Маргарет было разрешено взять с собой свадебные подарки: испанские монархи были щедры и осыпали супругу своего сына роскошными драгоценностями, золотыми сосудами, мавританскими коврами, гобеленами, расшитыми золотыми нитями (эта практика во Фландрии практически не использовалась), превосходными тканями, бесценными манускриптами и картинами. Все это было упаковано и погружено, чтобы взять с собой домой. Сопровождение Маргарет было весьма многочисленным. Некоторые художники, поэты и молодые ученые также изъявили желание отправиться с вдовствующей принцессой в земли, которые считались весьма благоприятными для процветания наук и искусства. Итальянец Якопо де Барбари был в их числе.

Последнее, что узнала Маргарет перед отъездом из Гранады, было известие, что Христофоро Коломбо назвал открытый им остров в её честь – остров Маргарита, он был необычайно богат жемчугом, часть присланного монаршая чета подарила Маргарет в качестве прощального дара. Участь же самого мореплавателя, как и участь Маргарет, была неопределенна.

Долгое шествие через испанские земли, в которых Маргарет продолжали приветствовать как свою принцессу, наконец завершилось. Прибыв во французский город Байонна, она попрощалась с эскортом, который дал ей король Фердинанд. Незадолго до этого они пересекли границу Кастилии, и Маргарет мысленно попрощалась и со своим возлюбленным нежным принцем, и с маленькой царственной дочкой, оба они оставались там навсегда, обретя уже вечное успокоение. Ей же предстояла жизнь и новые повороты судьбы. Сейчас ей казалось кощунственным даже думать, что она сможет еще когда-нибудь быть счастлива. Или снова размечаться о славе и величии. Нет, нет, это все в прошлом. Впереди серые будни и честное выполнение дочернего и сестринского долга, это всё, что ей осталось.

В Байонне её ждала свита, присланная герцогом Филиппом. Когда Маргарет увидела Жанну де Альвен, которая кинулась к ней с распростертыми объятьями, а за ней старческое улыбающееся лицо Молине, она неожиданно расплакалась. Это было так глупо, так недостойно, но слёзы сами текли по щекам, пока пышная Жанна душила её в своих объятиях. Они показались ей такими родными, своими, теплыми и душевными, только сейчас она поняла, что испанцы так и остались чужими для неё, хотя она полагала, что легко влилась в их мир.

Они задержались в Байонне дольше, чем предполагали, ждали оформления бумаг, а также финансовых средств для продолжения путешествия, которые, как водится, запаздывали. Их поселили в так называемом Старом замке, построенном местными виконтами еще в XI веке (Новый замок был возведен англичанами два столетия спустя). Он находился в самом центре города, совсем рядом с прекрасным Собором Девы Марии, куда Маргарет со свитой ходила молиться. Ей казалось, что она снова маленькая девочка, брошенная своим королем и возвращающаяся домой. В каком-то смысле Хуан её бросил: как он мог, такой молодой, такой красивый, такой живой, уйти от неё? её захлестывала обида при этой мысли. А теперь она, словно разменная монета, никто не знает, в чью постель попадет.

Жанна спешила поделиться новостями. Они частенько сиживали узким дамским кругом, потягивая вино: здесь в ходу было легкое, простое вино, розового цвета, называемое англичанами «кларет». Встреча мадам де Альвен с Алеонор де Пуатье была церемонной, но дружеской. Дамы были слишком разными по характеру, но годы, проведенные при одном дворе, любовь к одним и тем же людям, сходство судеб сблизили их. Их диалоги напоминали рыцарский турнир: выпады, атаки, удары, столкновения, но при строгом соблюдении правил и взаимной куртуазности. При этом Маргарет всё время казалось, что они обе тайно получают удовольствие от своих стычек.

А юная Марго была просто счастлива видеть родные лица. Маргарет осознала, что обе её придворные дамы, и старшая, и младшая, безмерно страдали при испанском дворе, особенно в тот период, когда возвращение домой стало реальностью, но ожидание его тянулось бесконечно долго. «Как же я была слепа, – вновь подумала Маргарет, – сначала в своем бескрайнем счастье, а потом в своем безграничном страдании».

Алеонор первым делом поинтересовалась здоровьем и настроением её светлости герцогини Бургундской.

– О, Маргарита непобедима, как и всегда, – охотно откликнулась Жанна. Алеонор поморщилась от такой фамильярности. – Живет в своем дворце в Мехелене и неустанно руководит всем и вся вокруг. Никакая малость не может ускользнуть от её внимания. Несмотря на её чрезмерное увлечение Йоркскими претендентами на престол и опрометчивые поступки, которые она из-за этого иногда совершает, её очень уважают в наших землях. В первую очередь она все-таки герцогиня Бургундская, а потом уже Йоркская. К тому же она последовательна и разумна, а бургундская политика сегодня нуждается в хладнокровном руководителе. Все знают, как она обожает герцога Филиппа, и он, кстати, платит ей тем же, она, кажется, единственная женщина, которой он хранит верность.

– А если отвлечься от досужих сплетен, – оборвала начало столь интересной темы Алеонор, – какова сейчас позиция герцога во внешних и внутренних делах? Мы так давно не были дома и все новости узнавали только от испанских посланников. – Она презрительно улыбнулась.

– А если говорить о позиции герцога, – Жанну было не так легко сбить, – то она сейчас, главным образом, в спальне Катрин, Элеонор или какой-нибудь другой придворной красавицы, точно никто уследить не может. Это касательно внутренних дел. А что касается международных, то они решаются им с точки зрения того, чтобы можно было спокойно и не торопясь наслаждаться внутренними. Все знают, что наш герцог любит пиры, женщин, хорошее вино и красивые наряды. Я его нежно люблю, он вырос на моих глазах, он по-своему добрый, хотя и не со всеми, милый, очень привлекательный в общении, нет человека любезнее его. Но правят за него бабка и отец. Причём воле последнего он отчаянно сопротивляется.

– Да, я слышала, что они не ладят с отцом, – вмешалась Маргарет, её сердце наполнялось горечью при мысли об этом, она любила обоих.

– Не ладят? Да у них просто состояние перманентной войны. Филипп, кажется, большинство решений принимает исключительно в пику своему отцу. А для императора Максимилиана его сын – самое большое разочарование в жизни. А он знавал много поражений. Они абсолютно чужды друг другу. И их счастье, что есть старая герцогиня. С того момента, как ваш отец стал женихом, потом и мужем моей милой Марии, герцогиня Маргарита заняла твердую позицию (она вообще редко меняет свои взгляды и предпочтения): полная и безоговорочная поддержка Максимилиана. Она много раз выручала его, и словом, и делом, и финансами, она сохранила полную лояльность ему, несмотря на разноречивость его поступков и решений. В тот момент, когда многие в нижних землях отвернулись от него, герцогиня протянула ему руку друга и оказала всестороннюю поддержку. Вот и сейчас она умело лавирует между сыном, отцом и своими собственными политическими взглядами, направляя бургундскую политику в относительно безопасное и верное русло.

– Максимилиан не теряет надежды вернуть герцогство Бургундское своему сыну, продолжала Жанна, – оно ведь сохранилось только в титуле, а территория самого герцогства отошла к французской короне после гибели Карла Смелого. В этом вопросе я прекрасно понимаю Максимилиана, это одна из самых главных наших потерь, которую никак не удаётся вернуть. Но Филипп делает всё, чтобы помешать своему отцу, его стремление к союзу с Людовиком XII и любовь ко всему французскому хорошо известна. Иногда я думаю, что он восхищается Францией именно потому, что знает о ненависти к ней своего отца.

Ещё более печальные вещи рассказывала мадам де Альвен про семейную жизнь Филиппа. В данном случае она была целиком и полностью на его стороне.

– Нет, конечно, он легкомыслен и любит женщин. Но первое время он был очень внимателен и заботлив к своей жене. Но кто может вынести женщину, которая крайне редко улыбается, воспринимает всё очень серьёзно, всё время молится и ревнует его даже к кобыле в стойле? Они слишком разные. Она строгая, мрачная, а теперь вся её жизнь – в нём. Она даже не интересуется своей очаровательной дочкой! И, кстати, она снова в ожидании, мы так надеемся, что это будет мальчик. Но всё это проходит мимо неё. У неё есть одна звезда на небосклоне – Филипп. А он легок и жизнерадостен, зачем ему эта испанская страсть? Скажу честно, мне иногда кажется, что у неё не всё в порядке с головой, уж больно странно она себя ведёт. А может, она и правда так сильно влюблена в своего мужа, как никто из нас представить не может. Говорят же, что от любви можно потерять голову. Или она просто совсем другая, не похожая на нас, и в этом всё дело. Хотя до неё множество южных принцесс – португальских и испанских – прекрасно вписывались в другую жизнь, у вас вот и бабка, и прабабка по разным линиям были португалки, и они стали чудесными женами своим царственным мужьям. Мы все очень надеемся на вас, Маргарет. Может, вы сможете повлиять на неё, дать ей понять, что жизнь сложна и разнообразна – есть муж, который иногда может и ошибиться, есть дети, которые нуждаются в любви и заботе, есть государственные дела, которым надо уделять больше внимания. Есть люди вокруг, в конце концов, она не сделала ничего, чтобы сблизиться со своим новым окружением.

«Да, я, конечно, лучший специалист во всех этих областях – брак, дети, управление, – думала Маргарет, – я очень преуспела в этих вопросах». Но решила, что сделает всё, чтобы помочь любимому брату и невестке, о которой у неё остались теплые воспоминания, как о бедной испуганной лани, оказавшейся среди охотников.

Однажды Марго набралась храбрости и поинтересовалась, как поживает Флорис ван Эгмонд. Это вызвало бурю веселья у Жанны де Альвен.

– Как он поживает? Вот это вопрос! Да отлично, моя милая! Танцует на всех пирах так, что, наверное, меняет туфли по нескольку раз за вечер. И всегда окружён прекрасными дамами. А если серьёзно, он входит в совет герцога Филиппа и много помогает ему в государственных делах. К тому же он ещё и военачальник бургундской армии. Я думаю, он далеко пойдет, его преданность бургундскому дому не вызывает сомнений. И, о да, вы, наверное, забыли об этом спросить, моя дорогая, он всё ещё не женат. Хотя молодых охотниц за женихами вокруг него хватает. Вам лучше поторопиться и не сидеть тут с нами, а мчаться на родину.

Обсуждали и общеевропейские дела. В Италии полыхала война, и все были в неё вовлечены. Цезарио Борджия при поддержке французской армии творил чудеса: итальянские города сдавались почти без боя. Жители городов знали: он обещал, что никто в этом случае не пострадает. Под страхом смертной казни его солдатам запрещалось грабить или как-то притеснять местное население. Супруга его, Шарлотта д’Альбре, осталась во Франции, она ждала ребенка. Её сестра Луиза вышла замуж за Шарля де Круа-Шиме, которого Максимилиан возвел в ранг имперского князя, а его графство Шиме в княжество, даровал ему Орден Золотого Руна и всячески обласкивал. Ален д’Альбре не зря получил прозвание Великий: даже находясь в опале, он продолжал устраивать свои дела посредством детей: сына женил на королеве Наварры, дочь отдал за сына Папы Римского, а другую отправил на всякий случай к бургундскому и императорскому двору.

Жених Карлотты Николя де Лаваль также сражался бок о бок с новым мужем своей королевы, он служил Людовику так же честно, как и Карлу перед этим. Присоединился к новому королю и Филипп Клевский, окончательно порвавший с императором Максимилианом. Они были с королем кузенами, оба были внуками Адольфа Клевского и Марии Бургундской. Анна Бургундская, его мачеха, оставалась при дворе герцога Филиппа, хотя всё больше времени проводила в семейном замке Вейнендале.

Луизу Савойскую с детьми Франциском и Маргаритой (Маргарет льстила себя мыслью, что имя дочери было выбрано в память об их юной дружбе) Людовик, приходившейся её покойному супругу также кузеном, только по отцовской линии, пригласил ко двору. Они радостно покинули замок Коньяк, так как Луиза, души не чаявшая в детях, мечтала приблизить их к светской жизни и дать лучшее образование. Её невзлюбила королева Анна, слишком они были разные. К тому же сын Луизы стал первым в ряду наследников престола в том случае, если королева не произведет на свет потомка мужского пола. Злые языки поговаривали, что каждую неудачу Анны и Карла VIII в вопросах деторождения Луиза отмечала пышным праздником. «Да, это похоже на импульсивную и эгоистичную Луизу, вполне в это поверю, как ни печально, – думала Маргарет, – хотя бедная Анна, всё, что могу сказать!» Рождение у Анны и её нового короля дочери тоже было встречено радостью, она не составляла конкуренции обожаемому Франциску. Луиза поселилась с детьми в Амбуазе. Людовик предпочитал свой родовой замок в Блуа, и Анна с двором проживали там.

Как-то они остались вдвоем с Жанной, и разговор зашел о том, что давно волновало Маргарет. О её предполагаемых женихах. Жанна была в курсе всех вариантов, которые рассматривались её братом и отцом, оба они старались извлечь из её будущего свою (государственную) выгоду и действовали каждый исходя из своих интересов. Филипп действительно мечтал о её союзе с Людовиком XII, это позволило бы ему достичь желанной близости. «Но, я думаю, к счастью для вас, – добавила Жанна, – он уже занят». Филипп также подумывал об английском браке для своей сестры, это позволило бы ему насолить своим испанским родственникам. Он же думал и об овдовевшем короле Португалии Мануэле, это было рядом с испанскими землями и могло доставить Изабелле и Фердинанду много проблем.

Максимилиан же следовал своим интересам. Среди его кандидатур был миланский герцог, его союзник Лодовико Сфорца, по прозвищу Моро. Пятидесятилетний герцог славился как покровитель искусств. Достаточно упомянуть, что у него при дворе работал великий Леонардо да Винчи, причем не только в качестве живописца, скульптора и архитектора, но и распорядителем пиров. Великий человек велик во всем, ходили слухи о каких-то удивительных кухонных приспособлениях, которые придумал этот гениальный изобретатель и фантазер. Лодовико также был известен любовью к прекрасному полу, многочисленными прекрасными любовницами и внебрачными детьми. Правда, Моро сейчас был не в лучшем положении, так как французский король Людовик одержал над ним сокрушительную победу. Но всё ещё можно было исправить, во всяком случае, так считал её отец император.

Интересы Максимилиана в значительной степени были сконцентрированы на востоке Европы, так что неудивительно, что еще одним из возможных претендентов на руку его дочери стал король Чехии и Венгрии Владислав (в Венгрии его величали Уласло). Жанна, как и Маргарет, мало что знала об этом монархе, кроме того, что к своим сорока пяти годам он был дважды женат, оба раза неудачно: первая жена подала на развод, а брак со второй, ею была тетка Карлотты Неаполитанской Беатриса, был признан незаконным ко взаимной радости. Оба брака были бездетными, что смущало старую фламандку. Она надеялась, что в новом браке её подопечная все-таки узнает радости материнства.

Маргарет слушала Жанну с особым вниманием. Ни одна из кандидатур не вызывала у неё симпатии. Впрочем, кто вообще мог вызвать у неё симпатии сейчас, когда она всё ещё не отошла от своего горя и поражения. А она воспринимала свою судьбу как личное поражение.

Приезд Жана Молине в составе её эскорта был для Маргарет приятным сюрпризом, он был уже стар для таких поездок.

– Я не мог не поехать, я сам напросился, и ваш великодушный брат даровал своё разрешение. Ведь я ваш личный библиотекарь, не так ли? В ваше отсутствие я обновил каталоги. И с нетерпением жду знакомства с новыми манускриптами. Есть ли среди них мавританские? Говорят, они большие мастера миниатюр и те совсем не похожи на наши. Да, и кстати, я нашел себе помощника, который, полагаю, в скором времени заменит меня. Если, конечно, заслужит вашу благосклонность. Он тоже поэт, только гораздо умнее и остроумнее меня. И значительно моложе. Это мой племянник Жан Лемер де Бельж. Мне же, увы, недолго осталось мучить своим присутствием землю-матушку.

С Молине они много гуляли по городу. К ним частенько присоединялся Якопо Барбари, который сдружился с поэтом. Байонна Маргарет понравилась. Светлый, просторный город, на слиянии двух рек: в самом центре река Нив впадала в полноводную и широкую реку Адур, и, объединившись, они несли свои воды в Атлантический океан. Город естественным образом был разделен реками на части: Гран-Байонн, высокая часть на левом берегу, была центральной, здесь располагался старый замок и главный собор города, она была изрезана каналами, которые облегчали торговлю и вызвали у Маргарет смутное сходство с родными ей нижними землями. Квартал Сан-Эспри располагался на правом берегу реки Адур. Когда-то это место заняли служители Ордена госпитальеров Святого Духа (отсюда и название квартала), построили здесь приют и церковь. Через город проходил знаменитый путь паломников – дорога Святого Иакова, ведшая к могиле святого в местечке Сантьяго-де-Компостела. Отсюда начиналось восхождение на Пиренеи и заключительная часть пути уже по испанским землям. Позднее вокруг стали селится разные люди, в основном иностранцы и те, кто бежали из Испании и Португалии. Рассказывали, что в последние годы заметно возросло число переселенцев-евреев, бежавших от инквизиции, – марранов и тех, кого называли здесь сефардами. Это новое для Марграет и Молине слово означало испанских евреев, отказавшихся принять крещение и предпочетших покинуть родные места. Наконец, третий район, в Пети-Байонн, как бы зажатый между двумя реками, был еще три столетия назад продан епископам в качестве вольной гавани. Здесь же Людовик XI построил Новый замок как символ новой жизни города.

Молине хорошо подготовился и во время прогулок без устали развлекал Маргарет рассказами о городе. И он по-прежнему пересыпал речь странными народными поговорками, смысл которых, впрочем, был вполне очевиден.

– Это место являет собой весьма забавное смешение языков и культур.

Маргарет поддержала:

– Это да, я не понимаю ни слова из того, что мне здесь говорят. А я-то думала, что французский у меня родной.

– У вас, ваше высочество, да, а вот у здешних жителей – нет. По большей части это гасконцы, понять которых не может ни один житель земли. Дикий медведь общается только с себе подобными. А гасконцы – народ дикий. У них была слава лучших воинов Англии, а теперь Франции. Правда, иногда мне кажется, что они сами эту славу и разнесли по миру, они страшные хвастунишки.

– А когда-то на том самом месте, где мы стоим, был римский каструм, поселение, укрепленные стены которого до сих пор встречаются на улицах города. Его называли Лапурдум, а провинцию Лабурдан. Великий Юлий писал о здешних местах и непокорном племени тарбеллов, обитавшем здесь испокон времен. Место это было крайне важно, сюда сходились дороги, ведшие на Иберийский полуостров, поэтому римляне держали здесь большой гарнизон. Позднее эти земли захватило племя васконов, которые смогли отбить их у различных германских племен, захвативших земли бывших римских колоний. Потом пришли франки. Васконы исчезли, название Васкония превратилось в Гасконь, которая стала частью Аквитанского герцогства.

– И вот новый поворот в истории здешних мест. Любвеобильная и своенравная Алеонора Аквитанская, единственная наследница обширнейших земель на западе Франции, принесла все эти богатства в приданое королю Англии Генриху II. Я до сих пор не понимаю, как французский король Людовик VII, женатый на Алеонор, мог допустить развод. Ведь его земли были значительно меньше тех, которые принадлежали красавице-герцогине. Однако это случилось, и богатейшее герцогство на три столетия стало собственностью англичан. Как говорят у нас, если ворота открыты, свиньи бегут из хлева. Конечно, некоторые легкомысленные английские короли очень неосмотрительно растеряли значительную часть своих земель во Франции, но те места, где мы с вами находимся, вплоть до середины нашего века были английскими.

Однако здешним жителям это пошло на пользу. Байонна получила множество торговых привилегий. И самой главной стало монопольное право поставки в Англию вин региона Бордо. А также знаменитых местных окороков, которые здесь готовят удивительно вкусно. Ну не говоря уже о том, что англичане построили тут судоверфь, военную базу и крепость. Город получил также хартию вольности и почувствовал себя свободнее соседних французских регионов. Романтический король Ричард Львиное Сердце любил выпить здесь стаканчик-другой винца и закусить ломтем доброго окорока из местных черных хрюшек.

Освобождение же здешних мест от англичан тоже прошло вполне безболезненно, в отличие от многих других регионов. И все благодаря местному епископу, который увидел во сне большой белый крест, увенчанный короной, которая в небесах чудесным образом покрылась лилиями. Это вполне убедило жителей Байонны в необходимости сдать город французским войскам без боя. Что может быть убедительнее сновидений епископа!

А вот после этого, как говорится, пришлось им свалиться с быка на осла, настали для них черные дни. Уход англичан лишил их торговых привилегий и вообще привёл торговлю в упадок. Но мало этого. Сначала случилось внезапное заиливание дна, что парализовало здешний порт. А потом и вовсе река Адур решила отклониться к северу. Словно ей не понравилось такое недоброе обращение с англичанами и неумение видеть свою выгоду. Словом, теперь город Байонна как мотыга без ручки, совершенно бесполезен. В каком-то смысле испанцы своей политикой оказали ей великое благо, прибывающие сюда еврейские семьи могут дать городу новый коммерческий шанс, они не бедны, как правило, имеют своё дело и весьма предприимчивы. А гасконцы хороши только в качестве наёмников в армии.

Дни летели. Маргарет наконец чувствовала себя спокойно: её испанский брак стал уже историей, а новый ей не грозил, пока она находится вне владений своих родных. Её вполне устраивало то взвешенное состояние, в котором она оказалась, будущее пугало девушку.

Пришло письмо от короля Людовика XII. В самых наилюбезных словах он выражал свою неизменную любовь и преданность к «милой подруге его светлых детских забав». Маргарет усмехнулась: когда её трехлетнюю привезли в Амбуаз, ему уже было за 20, так что невинные детские игры были скорее плодом его воображения. Хотя он и был всегда с ней любезен, как воспитанный взрослый юноша с маленькой девочкой, да еще и королевой. Сейчас он предлагал ей всяческую помощь, прислать отряд сопровождающих, приглашал навестить королевский двор. Маргарет тоже очень любезно, но отклонила все предложения.

Наконец, все было готово и Маргарет с сопровождающими тронулись в путь. Дорога домой растянулась на полгода. Порой они были вынуждены останавливаться из дипломатических соображений, Маргарет весьма тепло приветствовали в французских городах, то ли в память о её малолетнем царствовании здесь, то ли из уважения к юному вдовству, то ли из боязни перед её братом и отцом. Приходилось задерживаться и принимать гостеприимство хозяев. Иногда заканчивались средства, и их приходилось подолгу ждать.

Рождество встречали в пути. Год был особенный, Святой, или Юбилейный, как называла его Святая Церковь. В народе его величали Лето Господне. К тому же в этот раз он открывал новое столетие. Такой год считался особенным, временем отпущения грехов и всеобщего прощения. Празднование его сопровождалось особой радостью и благодатью. Традиция празднования упоминалась еще в Ветхом Завете, в Книге Левит: «… и освятите пятидесятый год и объявите свободу на земле всем жителям её: да будет это у вас юбилей; и возвратитесь каждый во владение свое, и каждый возвратитесь в свое племя». Его и праздновали сначала каждые 50, а последнее время каждые 25 лет, чтобы каждое поколение имело возможность пережить его.

Из Ватикана пришли известия о чрезвычайно пышном праздновании Рождества и Юбилейного 1500 года. Если верить сообщениям тех, кто присутствовал на празднике, а Максимилиан любезно присылал дочери все наиболее интересные донесения своих посланников, на торжества собралось более 200 000 паломников. Трудно было даже представить себе такое сборище. Папа Александр VI в этот год ввел новые ритуалы, восстановив, как утверждали его церемониймейстеры, древние традиции. Папа с ближайшими помощниками, у всех в руках зажженные свечи, прошествовали через весь собор Святого Петра к Porta Sancta, Святым Дверям, которые всегда стоят закрытыми. Папа трижды постучал в Двери, и они распахнулись изнутри, процессия прошествовала через них. Хор в это время распевал:

Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих.

Истомилась душа моя желанием судов Твоих во всякое время.

Ты укротил гордых, проклятых, уклоняющихся от заповедей Твоих.

Сними с меня поношение и посрамление, ибо я храню откровения Твои.

После Рождества и наступления Нового, Юбилейного, года они были торжественно закрыты на следующие 25 лет.

Ожидание перемен и наступления новой эпохи витало в воздухе. Маргарет думала и о том, что ждет её в грядущем веке. Ей вскоре исполнялось 20 лет, она многое пережила, но так и не обрела своего места в жизни. Она чувствовала необычайный прилив сил, ей хотелось что-то сделать, быть нужной где-то, она многому научилась за последние годы, многое узнала. Оставалось только применить все свои знания и навыки в жизни.

Во Фландрию они прибыли в самом начале весны. Их прибытие на этот раз прошло незамеченным: все были заняты приготовлением к другому важнейшему событию – крестинам наследника герцогов Бургундских, которого назвали Карлом. Когда Маргарет впервые увидела младенца, её сердце растаяло. Она стояла над колыбелью, смотрела на его пухлое личико, рыжие волосенки на голове и думала обо всём том, что она знала. О древней крови, которая заставляла их всех жить и умирать не так, как они хотели. О честолюбивых планах, которые теперь, как она понимала, возложены на этого малыша. О том тяжелом бремени ответственности за будущее Европы и мира, которое он, ещё ничего не понимая, уже нёс на своих плечах.

Ещё она думала о своей матери Марии, это её внук и наследник лежал в богато разукрашенной, как и положено наследному принцу, колыбели. Вот, оказывается, что она чувствовала, когда у неё родился первенец – светлую радость от того, что он есть на свете, и темный страх за его будущее. Маргарет понимала, что это не её дитя, но чувствовала именно это. Удастся ли ему осуществить всё то, что от него ожидают? Какие беды встретят его на жизненном пути, чем придется заплатить за величие своих предков? Его назвали Карлом, как его неукротимого, смелого и мужественного прадеда, последнего герцога Бургундского, владевшего герцогством во всем его величии. И как другого его отдаленного предка, Карла Великого, прозывавшегося Императором Запада и объединившего почти всю Европу. Имя ко многому обязывало: в переводе оно означало просто «мужчина», а во многих языках стало означать и просто самого монарха – «король».

Удивительная нежность охватила девушку. Кто знает, что было тому причиной – недавняя потеря её собственного ребёнка, ощущение сиротства – Хуана почти совсем не интересовалась сыном, знание великой тайны и великой миссии, которая была возложена на этого розовощекого малыша. Кто знает, но он стал её любовью с первого взгляда. Она почувствовала великую ответственность за это маленькое беззащитное и такое трогательное существо.

Крестины Карла были великолепны. То, что продолжало называться бургундскими землями, давно такого не видело. Город Гент, где родился Карл, превзошел сам себя. После гибели Карла Смелого здесь не бывало такого размаха. Пухлый розовощекий малыш стал надеждой нижних земель, и Гент был горд тем, что именно здесь он родился и крестился. Габсбургов по-прежнему отвергали и ненавидели. Герцог Филипп был занят женщинами и слишком любил Францию. Но Карл родился в Генте, здесь он вырастет и станет подлинным правителем здешних мест. Таково было всеобщее чувство, давшее радость и ликование по случаю торжеств.

Весь город был украшен: на домах вывесили праздничные флаги, ткани и гирлянды. По всему пути следования кортежа из герцогского дворца до церкви Святого Иоанна были сооружены триумфальные арки, украшенные символами власти, факелами и лозунгами, сулившими малышу все возможные доблести и совершенства. Весь город был освещен тысячами факелов, которые украшали дома и сопровождали процессию. Шествие включало в себя рыцарей Ордена Золотого Руна, глав гильдий, членов городских судов, всех знатных граждан бургундских земель. Каждый нёс в руке факел. Представители высшей знати несли купель и другие необходимые элементы крещения. Восторг был всеобщим.

Он достиг апогея, когда появилась вдова Карла Смелого, когда-то несшая к крещению отца младенца, герцога Филиппа, в руках которой был маленький принц и наследник. Рядом с ней в глубоком трауре шла Маргарет, избранная крестной матерью младенца. На пышном празднестве в тот день гулял весь Гент.

Затем потекли обычные дни. Маргарет так и не смогла установить дружеских отношений с Хуаной, хотя и очень старалась. Та просто пряталась от сестры своего обожаемого супруга. Что было с ней? Неприятие чужой культуры и ревность, вполне обоснованная? Или правда сумасшествие. Маргарет так и не поняла.

Филипп предоставил сестре дворец в Ле-Кенуа, к югу от Валансьена. С ней вместе отправились и многие из её знакомых: Жанна де Альвен, Жан Молине, для него эти места были родные, Марго, которую вскоре по возвращении просватали за Флорис ван Эгмонда, он тоже присоединился ко двору Маргарет. С ней был её духовник аббат Антонио Монтекью, некоторые из обласканных ею людей искусства, Якопо Барбари, племянник Молине Жан Лемер и другие. Присоединился к её двору и брат Яна и Хендрика ван Бергенов Антон, настоятель аббатства Святого Бертрана в Сент-Омере и весьма влиятельная личность в регионе. Частенько навещала Анна Бургундская, и они вели долгие разговоры о прошлом.

Среди её окружения появилась и Катарина, красивая статная служанка. Маргарет смутно помнила её лицо из ранней юности, когда она вернулась домой после неудачного царствования во Франции. Катарина была молчалива и незаметна, в её обязанности входило наблюдение за порядком в спальне вдовствующей принцессы. Но Маргарет постоянно ощущала какое-то особое внимание со стороны этой уже не молодой, но всё ещё красивой, женщины. Как будто та что-то хотела и не решалась ей сказать.

Место было чудесное, прекрасный дворец, отстроенный её предками, огромный парк, по которому бродили олени. Она много охотилась, разбирала библиотеку, читала, все больше писала сама, особенно стихи, хотя и показывала их лишь избранным. Вела теперь постоянную переписку со своим отцом Максимилианом, с которым сближалась всё больше. Он откровенно был счастлив родной душе, с её братом отношения у него явно не ладились. Её частенько вызывали ко двору – то к бабушке Маргарите, то к брату Филиппу. Скучала она только по малышу Карлу, которого видела редко, да и то на чужих руках.

Жизнь шла своим чередом, события сменяли друг друга. Наследнику Бургундии Карлу, только появившемуся на свет, подыскали невесту, малышку Клод, дочь Людовика XII и Анны Бретонской. Конечно, это был выбор его отца Филиппа, мечтавшего породниться с французской короной.

Маргарет с удовольствием изучала жизнь своих родных мест. Она знала, что и в этот раз её пребывание тут не затянется, и спешила узнать как можно больше. Она совершенствовала свой фламандский, он давался ей легко. Ей нравилось путешествовать, узнавать новые города. Её везде встречали как законную наследницу герцогов Бургундских, а значит, с почетом, уважением и симпатией. Юная вдова, вернувшаяся из далекой Испании, имела теперь ещё и романтический ореол. А её легкий и любезный характер завоевал ей много друзей в здешних местах. Она понимала, что одной из главных ошибок её брата Филиппа было именно игнорирование нижних земель и их жителей, с их радостями и горестями. Его принимали безоговорочно: он был внуком Карла Смелого, сыном Марии, он здесь родился и вырос. К тому же он был спасением от Габсбургов, в этих местах еще хорошо помнили, как его отец пытался захватить власть после смерти жены. Но Филиппа не слишком любили: он был занят своими собственными делами и проблемами и больше интересовался международными отношениями, чем внутренними – союзом с Францией, которая слишком долго была врагом герцогства Бургундского, и испанскими распрями.