Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 2. Предъявление для опознания как процессуальная форма криминалистической идентификации по мысленному образу
2.1. Понятие, виды, назначение предъявления для опознания
Предъявление для опознания относится к числу наиболее важных уголовно-процессуальных способов собирания и проверки доказательств по уголовным делам. Практическим работникам хорошо известны и степень значимости результатов данного следственного действия для установления истины по делу, и те трудности, с которыми сопряжены его подготовка и проведение.
Опознание – исключительно сложный психологический процесс. Тривиальное объяснение процесса узнавания, исходящее из элементарного представления о двух сравниваемых между собой вещах – образа в голове субъекта и наблюдаемого им в данный момент объекта – на основании теоретических и экспериментальных работ в области психологии признается неудовлетворительным, далеким от истины. Психологи установили, что чувственное знание не является застывшим отпечатком, неким «готовым» образованием, хранящимся в памяти людей. Хотя такие знания и находятся в голове человека, но не как «готовая» вещь, а лишь виртуально – в виде сформировавшихся физиологических мозговых констелляций, которые способны реализовать субъективный образ объекта, открывающегося человеку то в одной, то в другой системе объективных связей.
Особенно трудным в психологическом отношении является процесс опознания трупа (частей трупа). Данный процесс существенно осложняется действием ряда факторов. К их числу относятся посмертные изменения внешнего облика покойного, которые нередко столь существенны, что могут не только затруднить, но исключить узнавание в обычном понимании этого слова. На этот процесс также отрицательно сказывается необычайность обстановки, связанная для опознающего с необходимостью осматривать мертвое тело, внешний вид которого может вызвать чувство ужаса и отвращения; сильные эмоциональные переживания преследуют опознающего субъекта в случаях, когда он ожидает увидеть труп близкого ему человека. Не случайно опознавание трупа в отдельных случаях сопровождается истериками и обмороками со стороны опознающих. Подчас опознающие отказываются даже внимательно осмотреть труп близкого им человека. Не единичны также случаи, когда допускаемые при предъявлении для опознания просчеты и упущения играют роковую роль в судьбе ошибочно опознанного человека.
В 1993 и в 2000 гг. в журнале «American Psychologist» был опубликован обзор экспериментальных исследований под названием «Что мы знаем о свидетельской идентификации?». Обзор был подготовлен Гари Уэлсом (Gary L. Wells) (Университет штата Айова), который к тому времени более четверти века занимался этой проблемой, только библиография к обзору составила 177 источников.
В обоснование существования проблемы свидетельской идентификации он приводит три аргумента.
1. Экспериментальные исследования, моделирующие ситуацию преступления, показали, что ложные идентификации (false identification) возникают с поразительной частотой; вариативность ложных идентификаций довольно велика: от очень низкой до очень большой (когда число ложных идентификаций достигало 90 %). Возникновение ложных идентификаций зависит от множества факторов; некоторые из этих факторов можно контролировать в реальных условиях уголовного расследования.
2. Экспериментальные исследования показали, что в большинстве случаев свидетели (потерпевшие), совершающие ложные идентификации, искренне убеждены в своей правоте (субъективная уверенность в точности ложной идентификации). Примечательно, что и по внешней убедительности ложные идентификации не отличаются от правильных. Логично полагать, что этот феномен ложных идентификаций проявляется и в условиях реального расследования, что лишний раз подтверждает существование проблемы свидетельской идентификации.
3. Анализ судебных ошибок (к 1986 г. в США было зарегистрировано более 1000 случаев осуждений невиновных) показал, что самой распространенной причиной были ошибки свидетелей и потерпевших. Эти ошибки обнаруживались в результате непредвиденного стечения обстоятельств и не могут репрезентативно представлять судебные ошибки в совокупности. Даже если известно, что свидетельская ошибка представляет некую постоянную величину во всех ложных осуждениях (допустим 55 %), все равно точного метода определения частоты ложных осуждений не существует.
Таким образом, можно говорить о проблеме свидетельской идентификации потому, что: во-первых, свидетели (потерпевшие) в психологических экспериментах часто дают неточные показания об описываемом объекте; во-вторых, их ложные показания являются искренними; в-третьих, эти ложные показания вносят значимый вклад в причины судебных ошибок.
Эти обстоятельства и предопределяют тот большой интерес, который проявляют ученые к проблеме правового и тактико-криминалистического обеспечения предъявления для опознания. По этой проблематике опубликовано множество книг и статей, защищены десятки докторских и кандидатских диссертаций, однако далеко не все, что в этой связи предлагается для применения на практике, способствует ее оптимизации. Нельзя обойти вниманием сложившуюся проблемную ситуацию, в которой оказалась следственная практика из-за несовершенства ст. 193 УПК РФ, регламентирующей предъявление для опознания, и непродуманных, ошибочных рекомендаций, идущих в разрез с этой нормой, и тем самым способствующих нарушению на практике принципа законности.
Законодатель не дает определения понятия предъявления для опознания. В криминалистической и уголовно-процессуальной литературе это понятие формулируется по-разному. При всем их различии подавляющее большинство определений объединяет два момента. Во-первых, они представляют собой продукт субъективной интерпретации содержания положений, отраженных в ст. 193 УПК РФ, и могут быть расценены как более или менее адекватный правовой модели научный комментарий основных моментов этих положений. Во-вторых, определения указанного объекта в той или иной мере отражают попытку увязать элементы уголовно-процессуального характера с распознавательно-идентификационной сущностью рассматриваемого следственного действия с позиции тех представлений о криминалистической идентификации, а зачастую и группофикации, которые разделяют авторы определений, а поскольку эти позиции не всегда корректно освещаются и расходятся по важным моментам, имеющиеся многочисленные определения не работают на главную цель любого определения – раскрыть содержание отражаемого в нем понятия, выделить в нем то главное, чем оно отличается от других сходных понятий, и тем самым избавить читателей от угрозы их смешения и путаницы в рассуждениях.
Обращает на себя внимание то, что упомянутая нежелательная тенденция характерна не только для определений предъявления для опознания, разработанных в последние годы после введения в действие Уголовно-процессуального кодекса РФ. Со всей очевидностью она прослеживается в работах различных авторов, вышедших в свет в период действия Уголовно-процессуального кодекса РСФСР 1960 г. Чтобы убедиться в этом, достаточно осуществить несложный сравнительный анализ выборочного порядка.
Определения периода действия Уголовно-процессуального кодекса РСФСР. Первые определения предъявления для опознания были сформулированы в середине 60-х гг. минувшего столетия. В последующем процесс их разработки не прекращался вплоть до введения в действие Уголовно-процессуального кодекса РФ в 2002 г. Почти полувековой опыт научно-исследовательской работы на этом направлении, к сожалению, не привел к сближению точек зрения ученых по затронутому вопросу, не позволил привести различные определения предъявления для опознания к общему знаменателю. Наиболее отчетливо расхождения позиций проявились в трактовках целевой направленности указанного следственного действия. Одни из авторов в работах советского и постсоветского периода исходили из понимания предъявления для опознания как следственного действия, направленного на разрешение проблемы тождества. Как писал представитель этого направления Н. Н. Гапанович, предъявление для опознания «есть особая форма отождествления, состоящая в предъявлении опознающему лицу не менее трех сходных (однородных) объектов в целях установления тождества объекта, имеющего отношение к исследуемому в судопроизводстве событию».
В этом определении не указано, о тождестве какого объекта идет речь и что именно понимается в данном случае под словом «тождество». Не учтено в нем и то, что в ряде ситуаций на практике предъявление для опознания проводится не в отношении объекта, связь которого с исследуемым в уголовном процессе событием установлена, а для установления данной связи, т. е. выяснения вопроса об относительности объекта к делу.
Несколько иначе проблема тождества подана в другом определении того же объекта, близком по своей сути вышеуказанному определению. В нем предъявление для опознания характеризуется как следственное действие, «осуществляемое в предусмотренном уголовно-процессуальным законом порядке и состоящее в том, что свидетель, потерпевший, подозреваемый или обвиняемый обозревает предъявленный ему объект, мысленно сопоставляет его с образом, ранее воспринятым в связи с расследуемым событием, и решает вопрос о наличии или отсутствии тождества».
В данном определении содержится целая серия недостатков. Во-первых, совершенно излишне указывается на то, что предъявление для опознания осуществляется в порядке, установленном законом, поскольку данное положение относится к числу общих принципов всех следственных действий и не отражает специфики рассматриваемого действия. Во-вторых, авторы цитированного определения ошибочно полагают, что в процессе сравнительного анализа при производстве предъявления для опознания участвует ранее, как они пишут, воспринятый образ. На самом деле в этом процессе участвует образ ранее воспринятого объекта. В-третьих, образ ранее воспринятого объекта формируется не в связи с расследуемым событием, а до того, как возбуждено уголовное дело, т. е. за рамками уголовного производства.
В-четвертых, в определении не содержится указания на то, относительно какого объекта решается вопрос о наличии или отсутствии тождества. Кроме того, в нем говорится о предъявлении для опознания одного объекта, в то время как закон указывает на необходимость предъявления опознаваемого объекта среди других сходных объектов.
Для позиции другой группы авторов характерно иное понимание цели предъявления для опознания. По их мнению, установление тождества не является единственной целью рассматриваемого следственного действия. Остановимся на анализе некоторых определений, отражающих эту точку зрения.
1. «Предъявление для опознания – это следственное действие, проводимое с целью установления тождества, сходства или различия объекта, предъявляемого опознающему, который сравнивает его признаки с запечатленным в памяти образом ранее наблюдавшегося объекта».
Данное определение уязвимо для критики по многим моментам, в том числе в силу неявности ряда терминов, нуждающихся в дополнительных пояснениях. Наряду с этим оно порождает не получившие ответа вопросы типа: 1) так что же является целью предъявления для опознания: установление тождества или его сходства и различия; 2) если сходства или различия, то сходства чего (кого) с чем, различия с чем, о каком сходстве или различии идет речь?
2. «Предъявление для опознания – следственное действие, осуществляемое в регламентируемом уголовно-процессуальным законом порядке и состоящее в том, что свидетель, потерпевший, подозреваемый или обвиняемый обозревает предъявленные ему сходные объекты, мысленно сопоставляет их признаки с запечатленным в его памяти образом и решает вопрос о наличии или отсутствии тождества либо групповой принадлежности».
Данное определение представляет собой улучшенную редакцию определения, цитированного выше. Однако и оно далеко от совершенства. И вот почему. Во-первых, при предъявлении для опознания сравнивается не образ ранее воспринятого объекта с предъявленными объектами, а признаки первого образа, но не с объектами текущего восприятия, а с признаками образов этих объектов. Во-вторых, целью любой идентификации является установление факта наличия либо отсутствия тождества проверяемого объекта. Определение групповой принадлежности может быть осуществлено другими способами. И для этого нет нужды в предъявлении для опознания. В контексте рассматриваемого определения установление групповой принадлежности, видимо, предполагает получение знания о том, что предъявленный объект сходен с тем, о котором ранее опознающий дал показания, т. е. похожим на него, является таким же. Вопрос о том, является ли он тем же самым, т. е. искомым, идентифицируемым, в этой ситуации остается открытым. Установление только сходства общих признаков объектов означает, что идентификация не состоялась. Кстати говоря, проблема сходства предъявляемых объектов возникает и рассматривается еще на стадии подготовки предъявления для опознания. И ее решает следователь, которому закон вменяет в обязанность подбирать и предъявлять для опознания сходные с отождествляемым объекты.
3. «Предъявление для опознания – процессуальное действие, осуществляемое в регламентируемом уголовно-процессуальном законом порядке, состоящее в предъявлении следователем или судом свидетелю, потерпевшему, подозреваемому или обвиняемому сходных объектов для решения вопроса о наличии или отсутствии тождества либо родовой (групповой) принадлежности с объектом, бывшим ранее предметом восприятия опознающего, о котором он сообщил на допросе».
Это определение может быть охарактеризовано как концептуально и во многом даже терминологически сходный вариант предыдущей дефиниции, хотя и несколько улучшенной. Поэтому ему присуща часть недостатков, о которых шла речь выше. Его достоинством является новелла, связанная с указанием на объект, о котором ранее дал показания опознающий на допросе.
Самой лаконичной из числа разработанных в период действия Уголовно-процессуального кодекса РСФСР определений представляется формулировка рассматриваемого понятия, принадлежащая перу Ю. Н. Михайловой. По ее мнению, «предъявление для опознания – процессуальное действие, заключающееся в идентификации объекта в соответствии с правилами, установленными уголовно-процессуальным законодательством».
Стремление к лаконизму в данном случае пошло явно не на пользу раскрытию содержания исследуемого понятия. Отсутствие указаний на существенные признаки данного процессуального действия не позволяет провести его четкого отграничения от других следственных действий, связанных с решением идентификационных задач, односторонне отображает суть предъявления для опознания, поскольку это следственное действие не во всех случаях завершается идентификацией проверяемого объекта. Оперируя определением Ю. Н. Михайловой, невозможно даже провести различие между предъявлением для опознания и судебно-экспертным идентификационным исследованием, в рамках которого по материальным следам, а не по признакам мысленного образа, реализуется метод идентификации по правилам, установленным уголовно-процессуальным законодательством.
Определения предъявления для опознания в период действия Уголовно-процессуального кодекса РФ. Определения предъявления для опознания, предложенные в литературе после принятия УПК РФ 2001 г., введенного в действие в 2002 г., мало чем отличаются от определений того же понятия, разработанных до этого. Вот некоторые тому подтверждения.
«Предъявление для познания, – пишет Н. Г. Шурухнов, – это самостоятельное следственное действие, в ходе которого опознающий сравнивает предъявляемый объект с мысленным образом ранее воспринятого и на этой основе делает вывод о его тождестве или различии».
Данное определение базируется на положениях, содержащихся в некоторых определениях того же понятия, отраженных в ряде работ советского периода. Так, в одной из них говорится о предъявлении для опознания как о следственном действии, заключающемся в предъявлении свидетелю, потерпевшему, подозреваемому или обвиняемому «лица или предмета с целью установления наличия или отсутствия тождества».
Но определение Н. Г. Шурухнова – шаг вперед по сравнению с указанным, поскольку акцентирует внимание на особенностях способа решения соответствующей задачи. Вместе с тем данному автору не удалось избежать как минимум двух недостатков, характерных для определений его предшественников. Первый – игнорирование требования закона о предъявлении опознаваемого объекта в группе сходных. Второй – нераскрытое применительно к специфике идентификации содержание цели данного действия, ибо установление факта наличия тождества – цель любого идентификационного действия, нацеленного на указанный результат, в том числе при производстве идентификации по материально фиксированным отображениям. Важно и то, что экспертные идентификационные исследования ориентированы также на установления тождества объектов. Кроме того, содержащееся в определении Н. Г. Шурухова указание на «вывод о тождестве или различии» можно отнести к научно некорректным, поскольку понятие сходства предполагает как свою противоположность понятие различия, а не тождества. В свою очередь, понятие установления тождества должно корреспондироваться с другим понятием того же уровня, т. е. с установлением отсутствия тождества. Но тождества чего? Четкого ответа на этот вопрос ни у Н. Г. Шурухнова, ни у подавляющего большинства других авторов мы не находим.
На те же «грабли наступают» и авторы другого определения, в котором говорится об установлении «тождества либо различия объектов». При этом они не учитывают, что тождество – это высшая степень равенства и объект равен (тождественен) только себе самому, а не другим объектам, что полярной парной категорией для равенства служит не различие, а неравенство, а различию противостоит другое понятие – сходство. Сходство и равенство не являются синонимами. Не принято во внимание авторами последнего, как и многих других определений, что понятие тождества применительно к предъявлению для опознания нуждается в конкретизации и наполнении его адекватным данному случаю содержанием.
Того же порядка ошибки и неточности обнаруживаются при анализе следующего определения. «Предъявление для опознания как следственное действие производится с целью установления тождества, групповой принадлежности или различия объекта, предъявленного опознающему, который сравнивает его с мысленным образом, сохранившимся в его памяти».
Это определение скорее подходит к идентификации по мысленному образу, осуществляемой непроцессуальным путем, ибо в нем речь идет о предъявлении для опознания одного объекта. Кроме того, размытой оказалась цель предъявления для опознания, не показано, что следует понимать под различием объекта, отсутствует указание, для чего производится сравнение объекта и с каким мысленным образом (при производстве любого следственного действия во всех случаях следователь что-то сравнивает с определенными мысленными образами, хранящимися в его памяти).
Особое внимание нужно обратить на такой застарелый, до сих пор не изжитый недуг, как указание на направленность предъявления для опознания не только на установление тождества, но и на установление групповой принадлежности объекта.
Установление групповой принадлежности исследуемого объекта в одних случаях рассматривается как самостоятельная задача познающего субъекта, которая решается в рамках классификационного распознавания в условиях непосредственного восприятия признаков изучаемого объекта. В других случаях, решение этой задачи образует первоначальный этап экспертного идентификационого исследования. Совпадение общих признаков проверяемого объекта с признаками следообразовавшего объекта, отобразившихся в следе (следах), позволяет сделать вывод о том, что оба этих объекта в качестве элементов входят в одну классификационную группу (класс, множество, род и т. д.). Тем самым открывается дорога для второго этапа идентификационного исследования, что исключается в случае отсутствия сходства общих признаков. На этом этапе внимание субъекта идентификации концентрируется на частных признаках. Если они у сравниваемых объектов совпадают в необходимом объеме, делается вывод (по совокупности общих и частных признаков) о наличии тождества, т. е. о том, что проверяемый объект является искомым. Иначе говоря, утверждается в категорической форме, что этот объект является тем самым, за который его следствие принимало (этот – тот самый предмет, который похищен при краже, этот человек является тем самым лицом, которое… и т. и.). Отсутствие сходства частных признаков мысленного образа и признаков предъявленного для опознания объекта не позволяет сделать указанный вывод, а точнее говоря, позволяет сделать категорический вывод прямо противоположного характера. Смысл его сводится к тому, что среди предъявленных объектов нет того самого объекта, который является искомым: похожий, такой же, но не тот самый. Как и в первом случае, данный итог идентификационного процесса имеет доказательственное значение. Возможен и иной вариант завершения второй стадии указанного процесса. Он складывается тогда, когда наряду со сходством общих признаков установлено сходство отдельных частных признаков сравниваемых объектов, но которые в своей совокупности не образуют достаточного идентификационного комплекса. В таких случаях речь может идти не об установлении тождества, а о вероятном его наличии, что не исключает возможности его отсутствия.
Категория вероятности выражает характер знания, которое она отражает. «Вероятность свидетельствует, – отмечает П. В. Копнин, – о степени познания связи явлений, о том, что достоверно нам неизвестно, существует или не существует та связь явлений, которая утверждается в нем». Она, как пишет далее указанный автор, «возникает вследствие недостаточности нашего знания связи явлений на данной ступени развития познания, в этом смысле вероятность в суждении свидетельствует о наличии определенного субъективного момента. Мыслящий человек предполагает наличие связи, в существовании которой он твердо не убежден. Но из этого отнюдь не следует, что вероятность, проблематичность суждения чисто субъективна и не имеет никаких объективных основ, не отражает никаким образом и ни в какой степени объективный мир и связи, существующие в нем. В определенном смысле вероятное суждение также может соответствовать или не соответствовать действительности, а следовательно, быть истинным или ложным».
Развивая приведенные идеи в рамках теории уголовно-процессуального доказывания, Р. С. Белкин и А. И. Винберг обращают внимание на то, что степень вероятности, выражая степень нашей убежденности в реальности существования факта или явления, не исключает возможности противоположного решения. По мнению указанных авторов, вероятность – это неполная информация, возможность противоположного, а достоверность – доказанная невозможность противоположного, т. е. обоснованная, доказанная истинность. Поскольку при любой степени вероятности не исключается возможность противоположного решения, «вероятное знание не может иметь доказательственного значения по делу».
Таким образом, в рассмотренной ситуации процесс познания не завершается идентификационным результатом. Он ничего не добавляет к доказательственному знанию о проверяемом объекте, оставляя его на уровне результата, достигнутого на первом этапе, т. е. знания о групповой принадлежности объекта. Не имея доказательственного знания, это знание является важным с организационно-тактической точки зрения, т. к. оно позволяет сузить круг проверяемых объектов, позволяет более целеустремленно выявлять искомый объект. Пройдя сквозь «сито» предъявления для опознания, не исключающего возможности того, что проверяемый объект является искомым, оно ориентирует субъектов уголовно-процессуального познания и уголовного преследования на необходимость активизации поиска дополнительных средств изучения проверяемого объекта в целях снятия информационной неопределенности в отношении того, что этот объект является тем самым в плане установления его тождества, а не только таким же, похожим на искомый объект. В то же время оно указывает на необходимость работы и на другом направлении расследования, определяемого задачей глубокой, тщательной отработки версии о том, что искомым объектом может быть другой, не обнаруженный и не представленный для опознания объект.
Анализ определений понятия предъявления для опознания может быть продолжен. Однако вряд ли в этом имеется необходимость, поскольку то, о чем было сказано выше, на наш взгляд, дает представление о недостаточном уровне разработанности затронутой проблемы и типичных ошибках, просчетах и неточностях, которые свойственны рассмотренным и другим формулировкам указанного следственного действия. В обобщенном виде слабые звенья данной логической конструкции выражаются в следующем:
• недостаточный учет процессуальных правил производства предъявления для опознания;
• использование неявных понятий и терминов, нуждающихся в дополнительном пояснении за рамками дефиниции;
• некорректное использование ряда основных понятий теории криминалистической идентификации и учения о криминалистической идентификации по мысленному образу;
• целевая неопределенность идентификационного процесса, обусловленная смешением понятий цели и задач и подменой понятия установления наличия либо отсутствия тождества проверяемого объекта понятием установления его групповой принадлежности имеющим отношение к сходству проверяемого и искомого объектов, но не установлению тождества искомого, следообразовавшего объекта.
Одним из итогов проделанного нами анализа является вывод о том, что в определениях предъявления для опознания совершенно излишни указания на групповую принадлежность, сходство либо различие объектов, поскольку это следственное действие относится к числу идентификационных.
Правильно утверждают Т. В. Аверьянова, Р. С. Белкин, Ю. Г. Корухов, Е. Р. Российская, что опознающий, обозревая предъявленный ему объект, способен «установить только его сходство с образом либо дать отрицательный ответ на вопрос о тождестве».
В чем же именно выражается данное тождество, каково его конкретное содержание?
Ответ на этот вопрос своими корнями уходит в работы пионеров в области теории и тактики предъявления для опознания, в незаслуженно забытые высказанные ими идеи. Не зря говорят, что новое – это хорошо забытое старое.
Пятьдесят лет назад Г. И. Кочаров пришел к абсолютно правильному выводу о том, что предъявление для опознания имеет своей целью установление, является или нет какой-либо объект тем самым, о котором даны опознающим показания на предшествующем данному следственному действию допросе. Вот что он писал по этому поводу: «Предъявление для опознания – это следственное действие, цель которого – установить, является ли предъявляемый объект тем самым, который опознающий наблюдал ранее в связи с фактами, имеющими отношение к исследуемому событию».
В изданном спустя три года учебном пособии это же следственное действие определялось как «установление тождества конкретного объекта путем предъявления его свидетелю, обвиняемому или подсудимому с целью выяснения, является ли данный объект тем самым, который это лицо знало или наблюдало ранее».
В том же духе высказывались и некоторые другие авторы в тот же период времени.
Изложенное позволяет сделать ряд выводов, которые следует учитывать при формулировании определения исследуемого понятия.
1. Предъявление для опознания представляет собой самостоятельное, специально выделенное законодателем следственное действие, являющееся процессуальной формой и способом идентификации объекта по мысленному образу.
