Венская кровь

3. («Жизнь художника»)

(Свет падает на ГРИДНЛЬ, хрупкого сложения девушку лет шестнадцати, которая в одном белье сидит в студии Шиле, листает журнал. МАРСИ через сцену смотрит на ГРИНДЛЬ, колеблется, потом обращается к ней).

МАРСИ. Гриндль?

ГРИНДЛЬ. Гриндль здесь нет. Она мертва. Сначала умерла ее душа. Тело умерло позже. Теперь она призрак. Обитает в борделе.

МАРСИ. Это ведь ты?

ГРИНДЛЬ. Не знаю. Может, я. Хотя по ощущениям – нет. Но Вена – зеркальный дом. Здесь мы превращаемся в нарисованные произведения искусства. Ты не собираешься раздеться? Он сказал, что сегодня будут две женщины.

МАРСИ. Ты не знаешь, кто я?

ГРИНДЛЬ. Мне без разницы, кто ты, но если ты хочешь позировать для Шиле, тебе придется снять одежду, во всяком случае, большую часть. Вероятно, чулки сможешь оставить. Иногда ему так больше нравится. Но ноги придется раздвинуть. Он обожает рисовать пещеру Сивиллы.

МАРСИ. Гриндль, я – Марси.

ГРИНДЛЬ. Какая Марси?

МАРСИ. Твоя гувернантка, когда ты была ребенком. Ты меня не помнишь? Я так изменилась?

ГРИНДЛЬ. Нет. На самом деле ты осталась прежней. Конечно, я тебя помню. Ты убила моего брата.

МАРСИ. Я не убивала твоего брата.

ГРИНДЛЬ. Ты оставила нас вдвоем у воды.

МАРСИ. Твой брат умер после того, как твои родители… После того, как я перестала быть вашей гувернанткой. Это произошло после того, как я ушла.

ГРИНДЛЬ. Не ври мне. Я помню. Ты была на похоронах.

МАРСИ. Да. Я специально приехала на похороны. Тогда видела тебя в последний раз.

ГРИНДЛЬ. Так чего ты от меня хочешь? Как ты меня нашла?

МАРСИ. Дора сказала мне, что я могу найти тебя здесь. Ты помнишь Дору, так?

ГРИНДЛЬ. Да. Чокнутая.

МАРСИ. Зачем ты так говоришь? Дора всегда хорошо к тебе относилась.

ГРИНДЛЬ. Когда не прелюбодействовала с моим отцом. Совсем, как ты. Вы это делали по очереди, так?

МАРСИ. Мы всегда были хорошими друзьями. Почему сейчас ты говоришь мне такие гадости?

ГРИНДЛЬ. Я выросла. Теперь могу говорить гадости, если хочу.

МАРСИ. До такой степени ты еще не выросла.

ГРИНДЛЬ. Я сама себе хозяйка. Зарабатываю на жизнь. И это все, что имеет значение.

МАРСИ. Ты действительно зарабатываешь на жизнь позированием?

ГРИНДЛЬ. В Вене у красивой девушки есть много способов заработать на жизнь.

МАРСИ. Гриндль, ты слишком молода для этого.

ГРИНДЛЬ. В Вене никто и ни для чего не бывает слишком молодым.

МАРСИ. Ты слишком молода, чтобы не жить дома и позировать в нижнем белье.

ГРИНДЛЬ. Я не всегда позирую в нижнем белье. Иногда я позирую обнаженной. Сегодня ему хочется смотреть на меня в нижнем белье. Но только до того, как подойдет вторая натурщица. Он вздорный извращенец, как и все мужчины.

МАРСИ. Твои родители, должно быть, очень тревожатся о тебе.

ГРИНДЛЬ. Мои родители – два самых глупых человека на этой земле. Какая мне разница, что они думают? Да и потом, они отказались от меня. Шиле относится ко мне по-доброму. Он немного странный, но, по большей части, я вижу от него только хорошее. И он уже достаточно знаменит. Ты о нем слышала?

ШИЛЕ (входит, небольшого роста, насупленный молодой мужчина 23 лет). Что бы вы ни слышали обо мне, это абсолютная правда. Я – ужасный, ужасный человек. (Пристально смотрит на МАРСИ). Вы – не та натурщица, за которой я посылал. Вы гораздо интереснее.

МАРСИ. Я не натурщица. Я – подруга Гриндль.

ГРИНДЛЬ. Она не моя подруга. Она – моя няня.

ШИЛЕ. У тебя есть няня?

ГРИНДЛЬ. Она была моей няней, пока не утопила моего брата. Я не знаю, кто она сейчас.

ШИЛЕ. Не выглядит она такой старой, чтобы быть твоей няней. (Обращаясь к МАРСИ). Сколько вам лет?

МАРСИ. Вы всегда спрашиваете у женщины, сколько ей лет?

ШИЛЕ. А как мне узнать, если не спросить?

МАРСИ. Мне тридцать три. И я гувернантка.

ШИЛЕ. Вы выглядите как мудрый и меланхоличный ребенок.

МАРСИ. У меня самой есть ребенок, ты знаешь, Гриндль. Она уже подросток. Надеюсь, вы встретитесь.

ШИЛЕ. Я бы очень хотел нарисовать вас и вашего ребенка.

МАРСИ. Моя дочь в Лондоне, с моим мужем.

ШИЛЕ. И вы оставили их, чтобы приехать в Вену и повидаться с Гриндль? Вы очень преданная няня.

МАРСИ. Я приехала по семейным делам.

ГРИНДЛЬ. Кто-то умер? Марси нравиться оставлять близких ей людей и возвращаться сюда на похороны. Она приезжала и на похороны моего брата, после того, как убила его.

ШИЛЕ. Еще и убийца. Как интересно.

МАРСИ. Я не убивала ее брата.

ШИЛЕ. Я не знал, что у нее был брат.

ГРИНДЛЬ. Он утонул в озере рядом с нашим домом. Она его утопила.

МАРСИ. Я никого не топила. Не понимаю, Гриндль, как ты можешь говорить такое, зная, что это заведомая ложь? Ты думаешь, это здраво, быть такой жестокой? Ты думаешь, это и значит быть взрослой? Причинять людям боль без всякой на то причины?

ГРИНДЛЬ. Я думаю, так оно и есть. Только дети ведут себя также. Люди, по большей части, всего лишь хищные обезьяны.

ШИЛЕ. Вы не должны позволять Гриндль расстраивать вас. На самом деле, она очень милая девочка, если думает, что никто ее не видит.

ГРИНДЛЬ. Чушь собачья.

ШИЛЕ. Гриндль, перестань выпендриваться. Твой пресыщенный подростковый цинизм впечатления не производит. А теперь снимай белье.

МАРСИ. Гриндль, ни в коем случае!

ШИЛЕ. Ага, голос няни.

ГРИНДЛЬ (обращаясь к МАРСИ). Ты мне больше не указ.

МАРСИ. А он может тебе указывать?

ГРИНДЛЬ. Он – может, если я того хочу.

МАРСИ. Гриндль, если я заявлю в полицию, его арестуют.

ГРИНДЛЬ. Какая глупость. Это Вена. Никому до этого дела нет.

МАРСИ. Мне есть.

ГРИНДЛЬ. Ты можешь катиться в ад. Не нужна ты мне, чтобы оберегать меня.

МАРСИ. Кто-то тебе нужен. А теперь одевайся. Я увожу тебя из этого места.

ГРИНДЛЬ. Никуда я с тобой не пойду.

ШИЛЕ. Ваша забота об этом бедном, порочном ребенке вызывает восхищение, но заверяю вас, вы ничего не сможете для нее сделать.

МАРСИ. Надеюсь, вы не попытаетесь убедить меня в благородности своих намерений.

ШИЛЕ. Разумеется, нет. Мои намерения более-менее именно такие, как вы их себе и представляете. Но в данный момент Гриндль всего лишь моя натурщица.

МАРСИ. Если вам нужна натурщица, найдите кого-нибудь постарше – не ребенка.

ШИЛЕ. Как насчет вас?

МАРСИ. Нет, благодарю.

ШИЛЕ. Выслушайте мое предложение, прежде чем отказываться. Вы можете забрать Гриндль, если пообещаете прийти завтра, чтобы я смог вас нарисовать.

ГРИНДЛЬ. Не пойду я с ней.

ШИЛЕ. На самом деле твоя няня, вероятно права, сладкая ты моя. Не самая лучшая это идея, оставаться здесь с такой сомнительной личностью, как я. Тебе лучше пойти с ней.

ГРИНДЛЬ. Ты меня выбрасываешь?

ШИЛЕ. Не надо воспринимать происходящее так, будто я тебя выбрасываю. Думай об этом, как о возвращении в теплые объятья своей няни.

ГРИНДЛЬ. Если я тебе не нужна – отлично. Я просто вернусь в ночной клуб.

ШИЛЕ. Не думаю, что у тебя получится, милая. Управляющий тебя не жалует, в твоей комнате на чердаке нет отопления и впечатляющее количество крыс. Тебе лучше пойти с няней.

ГРИНДЛЬ. Но я хочу тебе позировать.

ШИЛЕ. Возможно, завтра твоя няня приведет тебя, и я нарисую вас обеих.

МАРСИ. Гриндль, пошли.

ГРИНДЛЬ. Только прикоснись ко мне, и я вырву твою руку из плеча.

ШИЛЕ. Как насчет компромисса? Сейчас вы забираете ее, обещаете привести завтра, и я нарисую вас обеих, полностью одетыми. Поверите или нет, но иногда я рисую людей в одежде. То есть все будет совершенно благопристойно.

ГРИНДЛЬ. Не хочу я быть благопристойной.

МАРСИ. Сюда я ее больше не приведу.

ШИЛЕ. Я плачу ребенку за позирование. Вы хотите, чтобы она осталась на улице без гроша? Или снимала одежду за деньги в каком-то грязном месте, торгующем женской плотью? Вы тоже будете здесь и приглядите за ней.

ГРИНДЛЬ. Нет.

МАРСИ. Хорошо.

ГРИНДЛЬ. Это нехорошо.

ШИЛЕ. Гриндль, одевайся. Может, она тебя накормит, и ты чуть поправишься.

ГРИНДЛЬ. Не хочу я поправляться. Зачем тебе это? Ты хочешь меня съесть? (Обращаясь к МАРСИ). Я бы съела горячие вафли. Сможем мы заказать горячие вафли?

МАРСИ. Мы сможем заказать все, если ты оденешься.

ГРИНДЛЬ. Я, правда, голодная. У Шиле только затхлые крекеры, погрызенные мышами. Я постоянно голодаю. И он не хочет, чтобы я поправлялась. Мы ему нравимся худыми.

ШИЛЕ. Худоба значения не имеет. Что-то должно быть в глазах. Вот что имеет значение. И в глазах твоей няни столько интересного. Я хочу выяснить, что это.

ГРИНДЬ. Ладно. Почему нет? Девушка должна есть. (Начинает одеваться).

ШИЛЕ. Вы – очень умная няня, хотя глаза у вас безмерно грустные.

ГРИНДЛЬ. Не слушай его. Плевать он хотел на твои глаза. Ему просто хочется заняться с тобой сексом. Но гордиться тут нечем. Ему хочется заняться сексом со всеми, включая лошадь молочника.

ШИЛЕ. С жеребцом молочника мы просто хорошие друзья. Хотя у него такие чудесные глаза.

МАРСИ. Одевайся быстрее.

ГРИНДЛЬ. Минуточку.

ШИЛЕ. Вы сдержите слово и покажитесь утром, так? Потому что если не покажитесь, я найду вас и начну стучать в дверь, а если вы мне не откроете, разденусь полностью и голым буду танцевать на улице под вашими окнами, фальцетом распевая арии из «Веселой вдовы». Вы имеете дело с человеком, начисто лишенным чувства стыда.

ГРИНДЛЬ. Это правда. Отсутствие стыда – его самая привлекательная черта. Я хочу вафли. А потом большой, толстый, отвратительный американский стейк. И целый поднос с пирожными. Я собираюсь есть, пока во всей Австро-Венгерской империи не останется и крошки еды.

ШИЛЕ. Будьте с ней осторожны. Она высосет вас досуха, эта маленькая девочка-вампир.

ГРИНДЛЬ. Да. У меня очень острые зубы. Я обожаю пускать людям кровь. Ладно, по-моему, я уже одета. До свидания, Шиле. Не попади в тюрьму в мое отсутствие. (Целует ШИЛЕ, поворачивается к МАРСИ). Пошли. Ты не собираешься меня утопить, как утопила моего брата, так?

МАРСИ. Нет, если ты будешь хорошо себя вести.

ШИЛЕ. Так я увижу вас утром?

МАРСИ. Не удивлюсь, если это окажется невозможно.

ШИЛЕ. В Вене возможно все.

(МАРСИ смотрит на него, выталкивая ГРИНДЛЬ из студии. Свет медленно гаснет).