ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 10. Маша

Наконец настал долгожданный «оплачиваемый отпуск»! В душной даже под вечер электричке с задраенными окнами по дороге в деревню Маша чувствовала себя абсолютно счастливой и улыбалась без видимых усилий. Именно это задание она сейчас прорабатывала, понимая, что надо ловить момент, пока она не на работе. В детском саду ей пришлось бы совершать над собой титанические усилия, что угрожало срывом всего эксперимента.

Ощущения после целого дня тренировки были такие, будто в самом деле случилось что-то хорошее, являющееся причиной для радости. «Может, это какой-то гормон вырабатывается при движении губ? – думала Маша. – Мистика какая-то. Как же все взаимосвязано! Случается что-то хорошее – ты улыбаешься. А можно наоборот: ты улыбаешься – случается хорошее».

Подвыпивший паренек напротив тоже заулыбался, вперив взгляд в Машу, но она замечала только мелькание пейзажей за окном и углублялась в размышления. «Неплохое упражнение, – думала Маша. – Словно включаешь внутреннее солнышко. Надо будет с детьми придумать что-то такое. Так и назову: упражнение для зажигания внутреннего солнышка».

Маша вынула из сумки банан, очистила от кожуры и с аппетитом откусила. Электричка остановилась на какой-то глухой платформе, где по всем признакам редко бывала нога человека. Обшарпанное здание хранило множество историй встреч и расставаний и привлекало взор художественной обветшалостью и тем, как оно вливалось в природу, тем сильнее становясь ее частью, чем больше времени проходило со дня последнего ремонта.

«Надо будет с детьми набрать старых дощечек на хоздворе и разрисовать их как-нибудь красиво, так, чтобы получились ветхие домишки. Они такие душевные! И выйдет у нас городок…» – отмечала про себя Маша.

Народу на этом полустанке вышло и вошло мало, и поезд через минуту тронулся. Маша еще секунду думала о том, какая же странная жизнь, должно быть, у людей в таком мрачноватом месте. Что тут делать? И что делает их счастливыми? Она достала было второй банан, когда на сиденье рядом с ней юркнул чумазый и щуплый, как чертенок, цыганенок, во все глаза и без малейшей деликатности уставившись на банан.

– Держи, малыш, угощайся, – протянула Маша банан, и «чертенок» тут же схватил угощение.

А спустя минуту на сиденье напротив рядом с впустую улыбавшимся Маше пареньком опустилась старая цыганка. Неопрятные седые космы, выбившиеся из-под косынки, грязная длинная юбка, потерявшая цвет, грузное тело, звеневшие на шее, запястьях и в ушах монетки, какие-то треугольные и квадратные талисманы, разрисованные неизвестной символикой. А еще Маша разглядела привязанный на засаленной веревке мешочек с сокрытым в нем содержимым, по всей видимости наполненный травами.

В целом ничего особенного, обычный облик для цыган. Старая женщина молчала и словно принюхивалась, прислушивалась и приглядывалась, а если точнее, будто пыталась прочувствовать пространство вокруг себя. Ее присутствие было до того ощутимым и ярким, каким-то театральным, несмотря на отсутствие явных действий, что Маша не могла отвести от нее глаз. Прошло более пяти минут, прежде чем старуха подняла на Машу взгляд, вперившись своими черными глазами в Машины голубые. Машу обдало холодом, мурашки побежали по спине – казалось, что цыганка проникла через глаза в самое сокровенное, в душу, в подсознание. Большим усилием воли Маша отвела взгляд, задрожав и потирая плечи в попытке вернуть себе тепло.

– Ты на верном пути. Но путаешься, – произнесла вдруг цыганка.

– Я? – удивилась Маша, ничего не понимая.

– Ты хочешь исправить ошибки своих родителей. Зря берешь на себя их вину, – продолжала старая женщина. – Твоя маленькая девочка обижена. Поэтому ты жалеешь всех детей.

– Вы ошибаетесь, у меня нет никакой дочки, я даже никогда не была замужем.

– Скоро встретишь мужчину. Желание тоже исполнится. Только откажись от вины. Ты не виновата.

Маша с трудом справлялась с дыханием, ей казалось, будто что-то сопротивляется в ней, происходит внутренняя борьба, вот только что с чем борется? Щеки пылали, воздуха не хватало.

«Цыганка что-то делает со мной. Надо на воздух, а то сознание потеряю», – промелькнуло в голове.

– Перестань сопротивляться, успокойся, – сказала цыганка. – Я мало кому помогаю. Заберу у тебя то, что лишнее, что не нужно тебе. Уйдет в землю. Земля возьмет все, и вырастут цветы и деревья.

Внезапно Маша почувствовала страшную усталость и, откинувшись на сиденье, незаметно для себя уснула. Проснулась она за минуту до того, как поезд остановился на ее станции. «До чего дошло! Хроническая усталость. Уже в поезде засыпаю! А цыганка что? Приснилась? Какой странный сон… Или на самом деле была?»

Нырнув в поселок, Маша испытала такую легкость, словно груз свалился с плеч. Вприпрыжку пошла по тропинке к бабушкиному дому, напевая песню. Люди улыбались ей в ответ, множа улыбки. Ты поднял кому-то настроение – тебе подняли, и те, кому ты его поднял, пошли дальше передавать эстафету. Доброе пусть множится!

А вот старая ива, под которой так здорово было играть в детстве. Она все такая же, как будто хранит счастливые воспоминания, детскую радость, бесценный резерв, из которого и по сей день удается черпать энергию, оставленную тогда, когда она фонтаном била без видимых причин. А еще Маша вспомнила летний вечер, когда местные мальчишки усадили ее на ветку ивы, как королеву, и она сидела под шатром длинных ветвей, задрав от важности нос, а они развлекали ее рассказами, анекдотами и расспрашивали про ее жизнь. Ей тогда было одиннадцать. Она была на седьмом небе от всеобщего почитания, пока с другой стороны дороги не послышались мамины вопли: «Маша-а-а-а!» А домой так не хотелось! Но Маша видела, что мать в ярости и воинственно держит в руке прут.

«Мама, я тут!» – испуганно откликнулась Маша. И в тот миг, когда мама хворостиной погнала ее домой с воплями «Ах ты, мерзавка! Я весь поселок обошла! Ночь на дворе!» (а тогда было около десяти вечера), королевская корона с треском слетела с Машиной головы. Дома от хворостины спасла только бабушка, но материнский гнев и без того наводил леденящий ужас. И как же было обидно! При мальчишках, да и к чему было портить счастливые мгновения? Наутро друзья беззлобно дразнили Машу, и ей приходилось по крупицам восстанавливать чувство собственного достоинства, доказывать, что она человек, заслуживающий уважения.

А вот гаражи, по которым она в детстве лазила с теми же мальчишками, зная все лазейки и секреты, раздобывая кучу сокровищ, таких как блестящие металлические стружки или красивые стеклышки. А вот яблоня, на которой Глеб когда-то выцарапал «Глеб любит Машу», за что был выдран за уши противным толстым соседом. Вот и родной дом, широкая деревянная лестница все та же, и запах не изменился. Говорят, нельзя войти дважды в одну реку, но Маша чувствовала, что хоть и не войдешь, но на захватывающую дух экскурсию в прошлое попасть все-таки можно. Переосмыслить, заново пережить, увидеть иначе ненужное, а нужное снова отполировать, чтобы дальше бережно хранить в памяти.

Все родное, и бабушка уже вышла навстречу:

– Машенька, радость какая! Приехала, моя девочка! А я пирогов тебе напекла, и клубничка уж в банке в холодильнике, сахаром засыпана, как ты любишь.

– А ты все помнишь, как я люблю! – Маша с любовью и благодарностью обняла бабушку.

Как хорошо, когда в мире есть люди, которым ты дорог и которым дорого все, что ты любишь и ценишь, они знают твои радости и наполняют ими твою жизнь.

– Ты же моя внучечка! Ты радуешься – и мне хорошо. Сегодня веселая, поглядеть приятно! Значит, все хорошо?

– Ну конечно! Пока верю в это, все и становится хорошо. Я новый интересный блог читаю для правильного настроения, вечером расскажу поподробнее. А сейчас руки вымою – и чай попьем.

Вечерело, и голубое с сиреневыми разводами небо заполнили бело-розовые закатные облака, которые лениво дрейфовали меж яблоневых ветвей старого сада. Бабушка накрыла стол в саду: черный чай в старом цветастом чайнике, пирожки с клубникой и с маком, творожная запеканка – любимое Машино лакомство.

– Такое живописное небо бывает только здесь, – тихо произнесла Маша.

– Все потому, что ты не успеваешь в городе смотреть на небо, – ответила бабушка. – Да и не видно его за вашими огромными домами, проводами, проблемами и суетой.

– Ты права, – согласилась Маша. – Не видно неба, звезд, не слышно собственных мыслей и желаний. И только здесь, в тиши, успокоившись, я начинаю чувствовать всеми фибрами души мир вокруг и себя в нем.

– Пей чай, мой ангел, ни о чем не тревожься. Пусть суета останется в городе. Тебе надо отдохнуть, а то ты вся осунулась, на себя не похожа.

– Знаешь, о чем я сейчас думаю? Никогда не понимала выражения «будь собой». Кто такая я, которой нужно быть? И разве я и так не являюсь собой? Ведь это же я и есть, здесь и сейчас. А теперь я для себя решила: собой быть очень сложно. Потому что окружающие люди либо подавляют тебя (если это знакомый круг людей), либо ты сам подавляешь себя, ожидая, что они все равно станут это делать. Они вторгаются всем своим существованием в твою жизнь, порой открывая дверь пинком. И только с некоторыми людьми ты можешь петь, танцевать, смеяться, смело выражать свои мысли, не ожидая порицания, не чувствуя себя смешным и нелепым. Чтобы быть собой, нужны условия. Или великая смелость… А в другое время мы защищаемся, носим маски, меняя их, подбирая подходящие к каждому случаю.

Бабушка слушала с интересом, поэтому Маше хотелось быть понятой, принятой, выслушанной до конца, и она продолжала:

– Так кто же я такая? Я – мое тело, душа? Единство и совокупность представлений о мире? А кто заставил меня иметь эти представления о мире? Общество, учителя, люди, которые с самого детства окружали меня. Чего они достигли, чтобы их правила стали мною? А может, я – набор смешных рассуждений, тетрадка для записывания всего подряд каждым проходящим мимо? Не будь собой, чтобы стать собой! Вот что нужно проповедовать. Такое вот у меня в голове противоречие. Как раз об этом я читала вчера на психологическом сайте. Закисла – изменись, стань не собой, другой, с которой случаются интересные вещи…

– Твоя мама была очень деспотичной, – задумчиво произнесла бабушка. – А ты такая ранимая, чувствительная девочка. И теперь тебе кажется, будто все тебя, как ты говоришь, подавляют. Будь сильнее, бери ситуацию в свои руки!

Бабушка задумалась, а потом продолжила:

– Мне постоянно хотелось защитить тебя, кровинушка ты моя. Но ведь я не всегда была рядом…

– Ты думаешь, поэтому у меня все не складывается в жизни? Я закрылась и не проявляю себя?

– Ты теперь взрослая, такая умница и красавица, никто не сможет обидеть тебя, если ты не захочешь. Живи да радуйся. Все будет.

– Знаешь, ты говоришь прямо как опытный психолог. Такая тоска у меня была в последнее время, вот я и схватилась за последнюю соломинку – стала читать тот психологический сайт, о котором упоминала. Так вот, прочла там такую же точно истину: сначала ты радуешься, и лишь тогда что-то начинает гармонизироваться в твоей жизни.

– Радуйся, ангел мой. Делай все, что угодно, если это делает тебя счастливой. Иначе зачем ты родилась? Какой смысл работать, учиться?

Бабушка накинула Маше на плечи свою кофту, но Маша сняла ее и повесила на стул. Вечерняя прохлада была такой желанной после знойного дня!

– Да уж. Работа радости не приносит… Пора что-то менять. Как рекомендует Марта, психолог, советы которой мне все больше нравятся, хотите изменений – меняйтесь сами! Вот моя следующая задача.

Маша на секунду задумалась, а затем воскликнула:

– Ой! Смешная идея пришла в голову! Завтра я постараюсь так измениться, чтобы на себя вообще не походить! А чтобы проверить, получилось или нет, пойду в гости к Глебу. Узнает меня? – засмеялась Маша.

– Ты сейчас прямо такая же стала, какая была ребенком. Даже глаза так же блестят, – обрадовалась бабушка. – Сходи, конечно, он уже не раз спрашивал, когда же приедет его подруга детства Маша, с которой столько всего пережили вместе.

До самой темноты Маша рассказывала бабушке, как она в сумерках упала в реку и ревела в страхе, что мать ее «убьет», и тут же хохотала, потому что очень уж смешно упала, а Глеб не мог уговорить ее пойти домой, хоть она и дрожала как осиновый лист. Вспоминала, как зарывали в песок секреты, как строили ловушки для прохожих, а потом весело удирали, а бывало, что и получали за проказы. Как ловили кузнечиков на лугу, как Глеб накормил Машу одуванчиками («Закрой глаза, открой рот»), а она потом разобиделась, выплевывая пух и семена, как Глеб поставил шезлонг на гору песка, сказал, что это трон, и усадил на него Машу, а «трон» вдруг сложился, пленив Машу в нелепой позе, кверху ногами… Воспоминаниям не было конца, а про цыганку Маша рассказать забыла.