Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 12. Кровавый берег Таватуя
Потрескивая, горел костёр, к которому сиротливо жались десять человек, оставшихся от взвода Романа. После отправки нескольких конных за порожняком было приказано отдыхать, выставив заставы. Федорахин вопросительно посмотрел на Фёдора:
– Рассказывай!
– Ты когда-нибудь чуял запах жареного человеческого мяса?
Сидевшие у костра бойцы сморщились.
– Вот… а у меня до сих пор в носу этот смрад стоит. Вас тогда сюда погнали, а нас бросили под Верх-Нейвинск. Железку охранять, что ведёт от Екатеринбурга к Нижнему Тагилу. Деревня Тарасовка там рядом. Я, грешный, даже подумывал там к девкам сбегать. Устроились мы, значит, ничего не подозревая, сидим, ждём у моря погоды.
– Так почто ты к девкам в деревню не смотался? – спросил один из красноармейцев.
– Не люблю без разведки соваться, вдруг там одна Баба Яга живёт.
Все дружно расхохотались.
– Так вот, слышим канонада, то отдаляется от нас, то приближается. Вдруг командиры забегали, по связи им что-то сообщили. По бронепоезду приказ: «Сдвинуться назад, к станции «118 километр»!» Вдруг оттуда по нам орудийный залп! Мы назад к Верх-Нейвинску, значит, а по нам и оттуда из орудий… Паровоз отбили. Со стороны Тарасовки показались белочехи, шедшие цепью. Рассыпали и нас в цепь. И мы – «ура» на белых, а справа снаряды разорвались, и прямо в нашу цепь попали. Шум, крик поднялся, всё смешалось, командиры куда-то делись… Большая часть обратно к бронепоезду рванула, я туда же. Из бронепоезда отстреливаться стали, а он загорелся! Те, кто там забаррикадировались, все заживо сгорели. Венгры, кажется… Они нашей местности совсем не знают. Другие выскочили – и к берегу озера, а там чехи из лодок высадились, с того берега приплыли, и из пулемётов всех наших, кто туда бежал, – всех положили…
А я благодаря Евгению Леонтьевичу Серёдкину, комиссару из Верхней Синячихи, спасся. Вот кого век не забуду! Выскочили мы втроём, а он говорит: «Ребята, ложись! И ползком под вагонами. А они горят, и запах этот смрадный! Чехи, видимо, тушить пытались, до нас огонь не дошёл, а нас видимо за мертвецов приняли. Когда стемнело, мы вылезли, и пошли.
Идём, а навстречу цепь. Серёдкин крикнул: «Кто вы?» Ему отвечают: «Свои!» А тут месяц выглянул, и у идущих в цепи погоны заблестели. Мы – бежать в кусты! По нам залп, но мы успели спрятаться.
– И вас не нашли? – спросил Роман.
– Если бы нашли, меня бы здесь не было! Им тоже жить хочется, побоялись ночью в кусты лезть. Наутро мы осмотрелись: ни души вокруг. Я на дерево влез: мать честная! Весь берег трупами усеян… Справа озеро, кое-где лодки к берегу прицеплены, слева селение большое, туда и решили двинуться. По дороге бабку встретили, она нам и рассказала, что это Верх-Нейвинск, и он весь белыми занят. Тогда мы вернулись к озеру и на лодке к Калитве выплыли, оттуда в Нижний Тагил, затем в Алапаевск и к вам на подмогу. А она, подмога та, вон какая получилась.
– А Серебряков живой? – спросил Федорахин.
– Не знаю, я его с начала боя не видал. Похоже, они вместе с командиром Кушниковым в штаны наклали да утекли, пока мы за них отстреливались.
– Да ну! Не может быть, ведь они фронтовики и побольше нашего с тобой видели! – запальчиво возразил Роман.
– А я тебе говорю, может! Я там был, хошь – не верь! А вам я скажу вот что ребята, за что воюем-то?
– За светлое будущее, – пробурчал кто-то угрюмо.
– Вот то-то и оно! А зачем оно мне нужно, если мне и сейчас неплохо.
И Фёдор, поднявшись, с силой воткнул штык своей винтовки в землю.
– Пошли домой! – дёрнул он за рукав Романа.
Молодой командир отмахнулся:
– Сначала дядю повидаю, потом видно будет.
А Фёдор, не дослушав, шагнул в лес.
– Федька, ты хоть наган с собой прихвати на всякий случай! – крикнул другу вдогонку Федорахин.
– А зачем он мне, у нас поохотиться ружьё неплохое есть.
И бывший красноармеец скрылся в лесной чаще. Вслед ему с завистью и тоской смотрели оставшиеся бойцы.
Вскоре раздался гудок и шум, приближающегося поезда. Уцелевших красноармейцев Алапаевского полка погрузили в порожняк и отправили в город на переформирование, чтобы снова бросить в последний бой. Но нашему герою не суждено было в нём участвовать.
А в северную часть района пока только доходили слухи о тяжёлых боях в низовьях Нейвы. Вернувшиеся с фронта крестьяне, взявшиеся за работу с новыми силами, собрали знатный урожай. После весеннего восстания власти старались лишний раз не дразнить местных хлеборобов, и до поры до времени не трогали. Но после известных событий под Ирбитом и Егоршино, очевидно, зная, что рано или поздно эту местность придётся оставить, вышестоящие большевистские органы решили зачистить и эту часть района, чтобы ничего не оставить противнику. Ведь по сёлам Ирбитского тракта эта директива уже вовсю выполнялась. Угоняли, забивая, скот, на станции грузили по вагонам отобранное зерно… Но как только появились красные продотряды в Махнёво, Мугае, Меркушино, так и полыхнуло по всему краю. Масло в огонь подлило осквернение мощей праведного Семёна Верхотурского.
Верхотурский военный совет не замедлил бросить против повстанцев все собранные силы. В один из этих дней, когда семья Толмачёвых занималась обмолотом своего богатого урожая, несколько конных подъехало к их мельнице. Услышав знакомый голос, Василий вышел на улицу. Тотчас же один из верховых крикнул:
– Васька, давай с нами, тебе ли дома сидеть! У нас офицеров не хватает!
Конечно же это был его давнишний приятель Алексей Цепелев.
– Здорово! А ты-то разве не офицер?! Извини, Лёха! У меня дома пока дел по горло! С обмолотом надо управиться! Да и женюсь я скоро!
– Как знаешь! Видно, у вас ещё большевики не всё забрали! Поглядим, как вы завтра запоёте!
– Ну, погляди! А воевать, извини, не пойду!
Вдалеке послышался конский топот. И четверо всадников, дав шенкеля своим лошадям, поскакали в сторону Махнёво. Тотчас же к мельнице прискакали новые конные, с красными лентами на фуражках. Василий на всякий случай сунул руку в карман и сжал рукоять браунинга.
– С кем разговаривал?
– Со знакомым. А что?!
– С контрой ты разговаривал! Понял! А ну, говори, куда ускакали?
– Туда! – махнул рукой Толмачёв в сторону села Махнёво.
Но всадники как будто не собирались уезжать. На голоса вышли отец и брат Александр.
– А ты кто такой? Офицер, небось?
– Офицер, – спокойно ответил Василий.
– Хорошо, что не запираешься!
– А мне что запираться, у меня и в документах написано, что я прапорщик!
И, повернувшись, хотел идти обратно, к своей работе.
– Стоять! Тебя никто не отпускал! Зерна много намололи?
– Василий резко повернулся:
– А ты кто такой здесь командовать? И что за дело тебе, сколько я зерна намолол? Сколько бы ни намолол – всё моё!
– Василий! – дёрнул его за рукав отец. – Ты что?!
Брат Александр тоже начал покрываться потом. Дело принимало дурной оборот.
– Офицер! И документы, говоришь, у тебя есть! А вот сейчас заберём тебя с собой! И узнаешь, кто мы!
– Слушай, катился бы ты отсюда, пока цел!
Сказав это, Василий медленно, не вынимая руку из кармана, положил палец на спусковой крючок «браунинга». Отец, тем временем оправившись немного от страха за сына, пятясь спиной, подошёл к углу мельницы, где были прислонены вилы. Брат, повернувшись, зашёл в мельницу и снял со стены ружьё.
– Арестуете, значит?
– Правильно мыслишь, контра!
– А за что вы меня арестуете? И за что контрой называешь? За то, что в своём доме я тебе на дверь указал? Я что, уже не хозяин в своём доме? – вскипел Толмачёв. – Я против советской власти не воевал – все докажут! Все соседи! Да и вами арестованные из нашей деревни!
– А ты почему не в Красной армии? Она сейчас так нуждается в грамотных командирах!
– А плевать я хотел на все армии мира! Я из-за ваших разборок в сельхоз институт в Ирбите поступить не могу!
– Что-о? – вскипел самый злобный из красноармейцев и схватился за эфес шашки.
Василий не дрогнул ни одним мускулом, лишь сильней сжал рукоять пистолета. «Все равно, если что, успею не одну пулю в него всадить, а потом и по другим пальну».
Но эти другие сейчас же приструнили своего свирепого товарища, схватив его за руки:
– Погоди, Стёпка, не дури! Нам надо обратно к командиру явиться, сообщить, что в деревне нет контриков!
И, повернувшись к отцу Василия, крикнули:
– Вот что, хозяин! Чтобы всё зерно собрали и нас ждали с подводами!
А тот, что спорил с Василием, уже развернув на ходу коня, сказал:
– Берегись, офицер! Мы ещё вернёмся!
И, тронув коней, всадники ускакали в ту сторону, откуда приехали.
За обедом отец сказал матери:
– Всё, мать, теперь нужно ворота задние не закрывать. И окно в огород всегда держать без ставня! Гости могут нагрянуть в любой момент. Похоже, сильно их наш Василий обидел.
– Да, зерно надо бы, тятя, в срочном порядке куда подальше и поглубже запрятать, – вставил своё слово Василий. – Ночью сегодня же под зародом выроем яму и туда всё спустим! Пусть ищут!
