Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 7. Великие князья: трагедия в Алапаевске
В середине июля, когда войска сибирского правительства были на подступах к Тюмени, а Чешский корпус под командованием Сергея Николаевича Войцеховского подходил к Екатеринбургу, в Алапаевске неожиданно для местного большевистского руководства появился высокий гость. Появился инкогнито. Сразу с вокзала, никуда не заходя, он направился в ЧК, к председателю грозной организации и потребовал немедленно собрать совет общественной безопасности. И первый взял слово:
– … значит, в момент когда наши войска доблестно отстаивают завоевание революции, а контра повсеместно поднимает голову, ваши великие гости, – так, кажется, вы их величаете – оплот всей контрреволюции не только на Урале, а во всей стране, чувствуют себя комфортно и для всей белой сволочи служат знаменем в войне с нами! Нехорошо. Оппортунизмом пахнет у вас, товарищи! По решению партии, в связи с надвигающейся опасностью вы должны ликвидировать этот оплот гидры, и немедленно!
Товарищ Зофаров не говорил, а кричал, переходя на режущие слух истеричные ноты.
– Расстрелять?! – спросил Говырин.
– Стереть с лица земли, чтоб ничего от этой фамилии не осталось! – рявкнул высокий гость и уже спокойным голосом тихо добавил:
– Одновременно в Екатеринбурге принято решение ликвидировать Николая Романова с семьёй.
– Без суда и следствия, что ли? Даже нас в 1905-м судили за бунт, – тихо буркнул Соловьёв.
– Есть ли приказ Ленина? – спросил Говырин.
Побледневший военный комиссар города тихо проговорил:
– А, может, не выполнять этот приказ?
Приехавший заместитель Екатеринбургского совдепа, взвизгнув, снова сорвался на крик:
– О ваших загулах, позорящих имя коммуниста, товарищ Соловьёв, знает всё руководство партии! Мы перестанем закрывать на это глаза, и вы вылетите в два счёта из наших рядов и потеряете ваше тёплое местечко! А вы, Говырин, в условиях приближающейся войны и возможного мятежа в вашем городе убережёте Князей?! Ну, а вы, Павлов, сумеете разбить белогвардейцев под Алапаевском? Что-то я в этом сомневаюсь. Так у нас с вами дело не пойдёт! Данной мне властью свыше я приказываю в трёхдневный срок решить этот вопрос!
И, поднявшись, направился к двери, давая понять, что разговор окончен. Напоследок председатель городского совета крикнул:
– Мы что… мы готовы. Если партия сказала, мы всё сделаем.
За уходящим Зофаровым молча стали расходиться и алапаевские комиссары, причём лица их выражали совершенно разные, порой противоположные друг другу эмоции. Первым вышел насупленный Соловьёв, который за воротами чрезвычайки зло выругался:
– Пошли к чёрту! Пусть ищут кого-то другого, кто будет это исполнять…
Шёл с задумчивым лицом Говырин, печальным и растерянным казался инженер Родионов. Злым и решительным был Смольников. Не знал тогда комиссар Смольников, что и его самого ждёт та же участь, что и Великих гостей. И даже еще худшая, потому что его убьёт та самая власть, которую он защищал и готов был ради неё на всё. Даже на убийство беззащитных людей…
Утром 16 июля Николай Говырин по дороге в чрезвычайку, на пересечении улиц Пушкина и Вокзальной встретил Ефима Соловьёва с чемоданом.
– Куда это ты, Ефим, собрался, да ещё накануне такого дела?
– В Ирбит еду, учителя моего сына выручать. Того, что у нас раньше работал. А то ещё чрезвычайка, не разобравшись, расстреляет.
– Старик, – это была давняя подпольная кличка Соловьёва, – неужели нельзя туда командировать кого-нибудь другого? А то получается, что ты доброе дело едешь делать, а мы здесь злодейство совершаем? – с укоризной спросил Говырин.
– Я, Коля, уже высказался по этому поводу. Романовы, конечно, первые контры и эксплуататоры, но чтоб так… увольте! – сказал комиссар юстиции и пошагал к вокзалу, где уже надрывно загудел паровоз.
Вечером после молитвы Великий князь Сергей Михайлович, дядя императора Николая II, обратил внимание, что караул совсем незнакомый. Когда собрался раздеться, чтоб отойти ко сну, в дверь вдруг постучали. Вошли председатель чрезвычайки и инженер Родионов. При виде инженера Романов внешне успокоился, хотя какая-то смутная тревога продолжала сохраняться. Родионов объявил:
– В связи с грозящей городу опасностью от наступающих белогвардейцев, а также от возможного выступления местной буржуазии решено переправить вас в безопасное место.
В голосе инженера почувствовались неуверенность и испуг. «Всё становится ясным», – подумал Великий князь.
– У нас мало времени, поэтому на сборы даём полчаса. Возьмите с собой самое необходимое! – приказал председатель чрезвычайки.
И незваные гости удалились. Сергей Михайлович сейчас же постучался к Великой княгине Елизавете и после разрешения вошёл.
– Вот и всё, кончаются наши муки, большевики решили с нами кончать! Будем молиться, матушка, и, как Господь, взойдём на голгофу, – сказал Сергей Михайлович.
– Написано: принимайте всё с радостью. Ладно, приготовимся. Да… мне недавно прибывшая в Алапаевск под видом учительницы княгиня Орловская сумела через нашу кухарку передать записку, которую я сейчас же уничтожила. Нас пытаются освободить. Путём переговоров с большевиками в Москве, через дипломатические миссии… и в Европе тоже наши люди поднимают общественное мнение. Здесь княгиня тоже установила связь с местной офицерской организацией. К нам просьба держаться… – полушёпотом проговорила княгиня.
– Наверное, уже поздно, примем крест, который вручает нам Господь! А молодёжи не будем пока ничего говорить, – сказав это, князь удалился.
В коридоре школы вновь застучали шаги:
– Скоро вы там? Поторапливайтесь! Брать с собой только самое необходимое, остальные вещи вам потом доставят! – нетерпеливо крикнул председатель чрезвычайки. Вскоре пленники напольной школы, привыкшие за последнее время ко всему, покорно собрались возле стоявших на улице подвод. Сергей Михайлович увидел, что для каждого из них предназначалась отдельная подвода.
– Всё, рассаживайтесь, господа Романовы, – со злой иронией в голосе проговорил стоявший рядом с передней подводой политический комиссар города Смольников. Каждого из них рассадили по подводам, и с каждым, кроме кучера, сел человек в штатском. Лошади медленно тронулись, увозя в последний путь пленников этого маленького уральского городка.
Ехать пришлось долго, через некоторое время пути кортеж остановился. Неожиданно сидевший рядом с князем накинул ему на голову рубаху. Раздался голос: «Давай по одному!» До Сергея Михайловича стали доноситься глухие удары и приглушённые вскрики. Его тоже подняли и повели.
– Дадите мне помолиться, господа большевики? – попросил князь.
– Это можно, только побыстрей, времени у нас маловато, – сказал сопровождавший его чекист.
Перекрестившись, бывалый воин и офицер собрался с силами, которыми его могучую фигуру Господь не обидел. Нет, не мог он просто так уйти без борьбы. Ещё мгновение – и он, схватив двоих, ближе всех стоящих к нему, и треснув их лбами, толкнул в зияющую пропасть шахты. Потом поймал за шиворот следующего, но тут грянул выстрел, и Великий князь рухнул, как могучий дуб, поваленный грозной стихией. А из шахты раздалось пение церковного псалма. Исполнители воли «революционного народа в лице партии большевиков» бросили в ствол шахты несколько гранат и хладнокровно, не оборачиваясь, отправились в обратный путь. А крестьяне окрестных деревень ещё долго слышали подземное пение и стоны. Казалось, что плачет сама земля.
Жители города ночью были разбужены поднявшейся стрельбой и взрывами гранат. Наутро появились расклеенные объявления о похищении Великих князей бандой белогвардейцев. Но этому мало кто верил из горожан. Только по утрам, когда на северную часть города спускался туман, люди видели силуэт белой женщины, медленно идущей по улице и осеняющей всё на своём пути крестным знамением…
