Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 4. Инструкция
Подполковник Накаяма пребывал в состоянии крайнего раздражения и несколько раз коротко бросал водителю: «Скорее!» Подстегиваемый недовольным седоком, черный «форд» вылетел из Москвы и на скорости, какая только была возможна на разбитой дороге, приближался к Кузьминкам. Осенний подмосковный пейзаж не радовал глаз японского разведчика. Он устал от этой страны, устал от странного статуса дипломата-заключенного, какого он не встречал ни в одной другой державе, а уж долг службы возлюбленному императору побросал господина Накаяму по всему миру не меньше, чем профессионального мидовца. И только здесь он неожиданно для себя осознал, что дополнительный оклад, который выплачивал Токио японским сотрудникам миссии в Москве за особые условия службы в Советском Союзе, был вполне оправдан. «Деньги зря не платят», – говорят русские, и они правы. Надбавка, которую японские военные между собой презрительно называли «небоевые боевые выплаты», оказалась слабым, но необходимым утешением для дипломатов, которые и правда находились в России как на войне.
«À la guerre comme À la guerre», – подумал подполковник, развернулся на сиденье и посмотрел в заднее стекло. В сгущающемся сумраке пока еще хорошо было видно уверенно следующую за ними машину сопровождения. Разведчик подтянул верхнюю губу с усиками а-ля император и раздраженно, совсем по-кошачьи, зашипел. Проклятые чекисты. В этой стране никакой дипломат не чувствовал себя дипломатом. Начиная с того, что уже десять лет прошло со времени открытия посольства в Москве, а японским представителям до сих пор предлагают самостоятельно искать квартиры для проживания в столице. Раньше-то, конечно, было еще хуже – выделили одно на всех общежитие на Спиридоновке, рядом с посольством. Общежитие! Опытные дипломаты и разведчики, которые, служа в Европе на аналогичных должностях, имели собственные машины, квартиры (а то и виллы!), в этом чертовом городе жили как студенты захудалого университета или коммунисты-рабфаковцы – по четыре человека в одной комнате! Понятное дело, в таких условиях нечего и думать было о приглашении сюда жен и детей. Приходилось коротать годы – неделю за неделей, месяц за месяцем в одиночестве, «холостяковать» – подполковник специально выучил это мудреное русское слово. И это при том, что приличное жилье в Москве вполне можно было найти. Вернее, можно было бы, если бы не ЧК, не эти наглые и беспардонные «гэпэушники», ставшие теперь «энкавэдэшниками». Нет сомнений, что выдумка с общежитием была их рук делом. Что и говорить: прием простой, но гениальный. Искавшие любую возможность как можно меньше времени проводить с соседями по дипломатической коммуналке, японские чиновники и офицеры здесь, в Москве, как с ума посходили. Бросились во все тяжкие, а какие «тяжкие» в холодной русской столице? Театр могут себе позволить немногие из-за слабого знания языка, да и смотреть мейерхольдовскую клоунаду нет никакого желания, а ею заполонена уже добрая половина московских сцен. Остается Большой с его оперой и балетом: и классика, и знание языка не требуются. Предшественник Накаямы с грустной усмешкой заметил, что, если так пойдет и дальше, офицеры атташата могут смело менять работу и становиться театральными критиками: опыт и количество часов, проведенных в театре, зрительский опыт и умение писать отчеты вполне это позволяли. Вот только разведывательное мастерство таким образом никак не совершенствовалось, а результаты разведработы выглядели просто позорно. И к этому позору необходимо было привыкнуть – у дипломатов, находившихся под постоянным присмотром чекистов, просто не было иного выхода. Очень быстро, впрочем, японцы и с этим смирились и даже настолько привыкли к слежке, что уже не раз обращались к своим сопровождающим с просьбой посодействовать в покупке билетов в Большой театр или пропустить их мимо звероподобных швейцаров в приличные московские рестораны. Последних осталось – по пальцам пересчитать, и очереди в них стояли дикие. Но, конечно же главным и тягчайшим испытанием для доблестных разведчиков микадо стало отсутствие женской ласки.
Накаяма тронул за плечо водителя:
– Остановите, пожалуйста.
– Нельзя здесь, Накаяма-сан, – не поворачивая головы и не сбавляя хода, ответил шофер. – Помните же, Кузьминский парк – военный объект.
Подполковник устало откинулся на подушки сиденья.
– Где можно?
– У следующего лесочка точка нам определена. На случай, так сказать, туалета.
Все верно. Даже маршруты машин и места их остановки приходилось согласовывать с чекистами. В Москве-то еще можно было ездить более или менее свободно, только автомобиль НКВД все время висел на хвосте. А вот каждый выезд на дачу, то есть за пределы столицы, мог проходить только по заранее определенным и согласованным с Лубянкой трассам. Останавливаться нельзя. В двух или трех местах, у высокого кустарника, были назначены точки для отправления естественной надобности, если такая вдруг у представителей Великой Японии случится. Подобного унижения старому разведчику не приходилось испытывать доселе нигде. Накаяма снова по-кошачьи фыркнул и поджал губу, представляя, что в каждом таком пункте остановки обязательно оборудован чекистский дозор. Если действительно кто-то из коллег захочет справить в таких кустах малую нужду, наверняка даже мочу отправят на анализ на площадь Дзержинского.
– Не надо, – в раздражении бросил разведчик, – на дачу.
Водитель слегка кивнул и нажал на педаль акселератора. Форд козлом заскакал по колдобинам, удаляясь от Москвы с невероятной скоростью.
Единственным местом за пределами советской столицы, где японцам можно было чувствовать себя более или менее свободно, оказался Серебряный бор. Министерство иностранных дел взяло там землю в аренду под строительство новой дачи, но стройка шла вяло, русские все время что-то затягивали, переделывали, наивно полагая, что японцы не заметят их стараний сделать дачу максимально удобной для наблюдения НКВД. Пусть. То, что на выезд к новому объекту получили право офицеры военного атташата и дипломаты от второго секретаря и выше, уже стало большой победой. Правда, машин в посольстве разрешалось иметь всего три, и, конечно, шоферы – все сплошь агенты ГПУ (Накаяма с холодной ненавистью посмотрел в затылок Стефановичу, представляя, с каким удовольствием лично пустил бы ему пулю из пистолета Намбу прямо под околыш шоферской фуражки), но хоть что-то. Серебряный бор – место от Москвы сильно удаленное, дикое, малолюдное, особенно вечерами. Фактически – единственная возможность для встреч с агентами. Но тут…
Наконец «форд» въехал в дачные ворота. В избушке напротив дернулась занавеска – Захаров был на посту, и Накаяма быстро вышел из машины и легко взбежал на крыльцо. Попросил горничную подать ужин в столовую через час, а сам прошел в свой кабинет. Достал из кармана галифе ключи. Внимательно осмотрел оттиск печати на сейфе. Удовлетворенный увиденным, вскрыл печать и открыл тяжелую дверцу. Положил на стол толстую тетрадь с картонной обложкой. Надпись на ней гласила: «Бухгалтерия. Учет основных расходов». Раскрыл на чистой странице, достал из кармана ручку с идеальным – очень тонким золотым пером (память о работе в Швеции), с любовью подышал на желтый металл и протер его мягкой тряпицей. Вернулся к первой странице, быстро пробежал глазами написанное. Да, вот где основные проблемы, и где едва ли не единственная возможность для работы разведчика в этой дикой стране. Женщины. Русские женщины. Это они сопровождают в театре японских офицеров. Только они, дамы полусвета из старинных дворянских родов, свободно говорящие на французском, немецком, иногда и на английском языках, через эти благородные наречия способны объясниться с японскими дипломатами. Это они, наконец, преподают им этот ужасный русский язык, как будто нарочно придуманный для того, чтобы его нельзя было выучить! И это они – несомненно, все поголовно являющиеся чекистскими агентами, ведут основную охоту на японских разведчиков.
Подполковник еще раз перечитал написанное.
«Совершенно секретно.
Для немедленного ознакомления под подпись прибывающих к месту назначения атташе, помощников военного атташе, специального секретаря и офицеров-стажеров. Выносить из кабинета строго воспрещено!
Инструкция военного атташе Накаяма Акира, составленная им собственноручно в сентябре 1935 года.
Бойтесь русских женщин!»
Название Накаяма аккуратно подчеркнул строгой прямой линией. Удовлетворенно улыбнулся. Особенно нравилось сочетание официального служебного грифа и текста предисловия, в котором разведчик постарался обратиться к своим последователям не как старший по званию, а как более опытный старший товарищ, как человек, родившийся раньше их, а значит, большее успевший понять, пережить и осмыслить. По-японски это так и называется: сэнсэй, преждерожденный.
Сэнсэй Накаяма перевернул первую страницу и перечитал предисловие. Оно было коротким и дышало по-настоящему отеческой заботой:
«Пишущий эти строки – не древний философ-книжник, коими так гордится история Великой Японии. Нет, он чувствует вкус человеческой жизни, знает ей цену и может смаковать ее не хуже других, в том числе и молодых своих коллег. Но большой опыт и масса положительных и отрицательных примеров использования в нашей работе представительниц женского пола заставляют меня сейчас взяться за кисть. Прошу всех здравомыслящих офицеров, четко сознающих, в чем есть долг самурая, и не отделяющих путь воина от своей жизни, внимательно прочесть нижесказанное».
Накаяма остановился, немного подумал, посмотрел на шведскую ручку и переправил иероглиф «кисть» на иностранные знаки: «перо». Подумав, продолжил править текст.
«”Русские женщины некрасивы и похожи на свиней. Не буду с ними связываться. Как-нибудь обойдусь и без женщины – я же самурай”. С такими настроениями многие из вас приезжают на службу в Советскую Россию. Вы полны сознанием того, что попали в необычную страну в необычное время. Вы по праву гордитесь этим, но будьте осторожны и не переоценивайте свои силы. Отношения Великой Японии с Советским Союзом сейчас крайне напряженные. Каждый из вас был специально отобран из десятков других кандидатов, чтобы попасть сюда. Все вы обладаете несколькими профессиями и даже те из вас, кто числится в посольстве секретарем или вообще служит не в посольстве, а в каком-нибудь корреспондентском бюро, как правило, прошел специальную подготовку в школе Усигомэ или в каком-либо другом месте. Неудивительно поэтому, что вы спешите взять в руки меч, а не перо, хотите воевать, хотите принести пользу императору и стране, использовав в полной мере полученные знания и навыки. Эти настроения похвальны. Были они и у меня. Однако что же происходит дальше? Ваше настроение меняется. Это происходит по следующим причинам».
Накаяма снова задумался. Положил ручку, встал из-за стола и вытащил из сейфа вчерашний рапорт корреспондента и военного разведчика Курихары о развитии отношений с Мартой Вагнер. Долго изучал его, а потом снова принялся за инструкцию.
«1. Московская жизнь невыносимо однообразна. Хороших кафе и ресторанов нет. Еда ужасна и отвратительна. Питаться можно только в ”Метрополе”, ”Гранд-отеле”, ”Москве” и еще нескольких ресторанах, куда мы можем попасть, пользуясь связями русских сотрудников посольства, несомненно, являющихся агентами НКВД. С театрами та же проблема и к тому же туда совсем не достать билетов. В ресторанах совсем нет дансинг-герлз, которые есть даже в таких диких местах, как Шанхай, Гонконг или Лиссабон. Но в Москве их нет! Партнершу для танцев – неслыханное дело – надо приводить с собой! А где ее взять? К тому же мерзкий климат, отсутствие солнца, короткие дни и долгие холодные ночи— все это располагают к хандре и поиску способов борьбы с ней. Женщина! Женщина! Женщина!»
Очень довольный написанным, а особенно последней фразой, которая каждого образованного военного должна была отсылать к бессмертному творению великого фехтовальщика Мусаси Миямото, Накаяма мягко развернулся посреди кабинета и вдруг нанес несколько молниеносных ударов ребрами ладоней по воздуху. Закончив, он повторил фразу из «Книги Пяти колец» Миямото: «Думайте! Двигатесь! Тренирутесь!» Успокоившись, он вернулся к столу и продолжил правку:
«2. Совсем недавно только господин посол имел возможность жить в отдельной резиденции, представленной ему русскими в знаменитом мавританском особняке недалеко от их Генерального штаба. Все остальные наши дипломаты жили в общежитии. Это не только унизительно, это вредно и опасно для нашей работы. Сейчас большинство коллег живут на съемных квартирах, которые сдают нам женщины, несомненно, тоже находящиеся под контролем местной полиции. И все же они женщины. Желание жить не просто у нее, а жить с ней – в просторной частной квартире, где можно уединиться, удовлетворить свои физиологические потребности и даже просто поговорить, превращается в навязчивую мечту. Это желание перестает подчиняться даже самой сильной воле. И каждый из вас, видя отклик в глазах этой женщины, втайне думает, что уж его-то возлюбленная точно ему предана всей душой и не работает на ГПУ. Значит, ей можно довериться. Бороться с этим почти невозможно».
Накаяма снова встал из-за стола и тревожно выглянул в коридор. Снизу доносилось позвякивание посуды – горничная накрывала ужин. Успокоившись, он плотно закрыл дверь и вернулся за стол.
«Каждое утро, открывая глаза, в течение всего дня и каждый вечер, отходя ко сну, вы должны помнить, что окружены сетью агентов НКВД.
Чекисты действуют решительно, смело и даже грубо. У нас есть четкие свидетельства того, что они нередко шантажируют симпатичных женщин, требуя влюбить в себя японских офицеров. В противном случае этим женщинам или их близким родственникам угрожает концлагерь или даже смерть. Несчастные вынуждены играть свою роль. Помните, что когда она говорит о своем ”изголодавшемся по любви сердце”, она имеет в виду любовь не к вам, а к себе.
ГПУ, НКВД – не важно, – это не сборище глупцов и тупых кретинов, как, может быть, вы думали до сих пор. Чекисты используют ваших любовниц очень аккуратно и расчетливо. Напрасно вы предполагаете, что они по ночам воруют ваши документы и, тщательно скрывая владение японским языком, читают вашу переписку. Нет! Им достаточно поддерживать с вами разговор, чтобы быть в курсе всех повседневных дел военного атташата, перемещений наших сотрудников, их планов и так далее. Несколько лет назад помощник военного атташе был объявлен persona non grata именно из-за действий своей любовницы, которая вовремя сообщила в ГПУ о том, что он не собирается ночевать дома! Вспоминайте этот пример как можно чаще.
Помните, что русские женщины умеют не задавать прямых вопросов, но, прося у вас денег на новое платье, способны сделать так, что вы проболтаетесь о самых важных секретах!»
В дверь постучали. Подполковник аккуратно вложил промокашку между листами бумаги, прикрыл «бухгалтерскую» книгу.
– Хай! Войдите!
– Накаяма-сан, ужин на столе.
– Я скоро спущусь. Спасибо.
Разведчик дождался, когда горничная аккуратно закроет за собой дверь, прислушался к ее шагам на лестнице и быстро продолжил:
«Прошу также помнить вас о следующих примерах того, как не следует себя вести при русских любовницах.
Вместо того чтобы сказать по телефону ”Сегодня у военного атташе банкет по случаю приезда генерала А., поэтому я обедать дома не буду”, достаточно оповестить кратко: ”Я сегодня дома не обедаю”.
Вместо того чтобы сказать ”Послезавтра я встречаюсь с Б.” надо сказать просто ”Послезавтра я занят”.
Тщательно избегайте упоминаний любых фактов в разговоре со своими женщинами. Никогда не отвечайте на их вопросы о том, кто присутствовал на банкете, с кем вы встречались, какой дипломат, когда и откуда приезжает на смену убывающему, чем вы занимаетесь на работе, какой у вас график и так далее…
Самый невинный разговор с одним из помощников военного атташе о том, когда он купит своей любовнице новые ботинки, привел однажды к тому, что этой женщине стал известен тщательный разбор офицерами-стажерами маневров Красной армии, на которых они присутствовали. Бойтесь русских женщин!
Особое внимание следует уделить своей позиции со знанием русского языка. Если вы, по своей легенде, обязаны скрывать этот факт, не совершайте глупостей. Один из наших офицеров, отчего-то решив, что его возлюбленная не говорит по-немецки, обсуждал на этом языке свои впечатления от спектакля ”Дни Турбиных”, который он накануне смотрел на русском языке. Стоит ли говорить, что после этого боевая эффективность такого офицера в России свелась к нулю и его вскоре пришлось откомандировать в Японию с самым прискорбным отзывом о его профессиональных качествах.
Самое главное.
Мы не можем жить без женщин, так как они являются предметом первой необходимости, орудием удовлетворения наших естественный потребностей – таким же, как кухня, где нам готовят пищу, или туалет, где наш организм исторгает эту пищу.
Для успешного выполнения поставленной боевой задачи каждый разведчик должен бороться с подстерегающей его неврастенией на почве полового воздержания. Это трудно. Но самая большая опасность караулит нас тогда, когда звериное половое влечение переходит в симпатию, ошибочное впечатление о так называемом родстве душ и любви. Это недопустимо!
Для преодоления вышеуказанных трудностей предлагаю воспользоваться следующими советами.
– В обязательном порядке оплачивать деньгами каждый половой акт с вашей любовницей. Это будет напоминать вам о том, что она лишь выполняет свои обязанности, кто бы их ей ни поручил, а вы удовлетворяете свои потребности. Заведите специальную книгу учета подобных расходов. Ведите записи тщательно.
– Ни в коем случае не ограничиваться в знакомстве одной женщиной, а иметь одновременно не менее двух любовниц. Это поможет вам избежать сердечной привязанности. Только постель должна соединять вас, но ни в коем случае не любовь!
– В идеале вы вообще не должны ничего не говорить своим любовницам, исполняя свой мужской долг молча и с выражением презрения к ним, как то и подобает наследникам великих самурайских традиций.
– Обращаться с женщиной как с вещью, вознаграждая ее материально, но не ослабляя свой дух общением с ней.
Бойтесь русских женщин!»
Довольный собой, подполковник Накаяма написал последний столбец, поставил круглую точку «мару». Достал из кармана похожий на очечник, но только поменьше размером, футляр со странной квадратной печатью. Стукнул ею в баночку с красной мастикой и поставил печать под текстом: «Военный атташе посольства Японии в Москве Накаяма Акира». Разведчик еще раз промокнул свежие записи, аккуратно закрыл тетрадь. Убрал ее и печать в сейф. Снова просмотрел рапорт Курихары, неопределенно хмыкнул, сунул его туда же. Закрыл сейф и аккуратно опечатал металлической печатью. Только теперь, вполне довольный собой, он позволил себе расслабиться и, притворив за собой дверь в кабинет, отправился ужинать.
На лестнице Накаяма внезапно остановился. Он поймал себя на том, что, спускаясь вниз энергичной, даже легкомысленной походкой, едва слышно насвистывает мелодию намертво приставшего к нему за последние три года в Москве «Марша авиаторов»:
У подполковника снова недовольно заерзал короткий ус под небольшим расплющенным носом и показались на мгновенье два больших выступающих верхних резца. Чтобы исправить положение, понадобилось несколько секунд. Накаяма сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, полностью очищая свое сознание. Замер. Глаза его отыскали внизу, на рояле, портрет императора, дух восторжествовал, живот старого дзюдоиста мощно выдохнул, как этому учили в школе Усигомэ, и дальше подполковник двинулся, уже полностью овладев собой, медленно и уверенно. Он уже ничего не насвистывал, но в ушах у него торжественно звучал неофициальный гимн, главная песня всех военных Японии, где бы они ни служили: «Уми юкаба». Величаво и тревожно пели трубы, строго и религиозно почтительно было лицо подполковника, спускающегося к ужину.
Горничная, накрывшая стол, неслышной тенью скользнула в коридорчик, ведущий в кухню. На ужин в тот день была вареная картошка – как любит господин Накаяма, «в мундире», краковская колбаса, паштет из индюшки, черемша, маринованный папоротник и его любимая «Клюковка».
