Звёздные Войны. Последствия. Конец Империи

Глава шестая

Пока сенаторы спорят в ее кабинете, Канцлер Мон Мотма изо всех сил пытается сжать левую руку в кулак. Рука лежит на ее колене под столом, и женщина сосредоточенно пробует согнуть пальцы к середине ладони. Пока что ей это не удается – кулак больше напоминает мягкую клешню. Ей кажется, будто она пытается сдвинуть горы, отчаянно надеясь, что по ее лицу этого не заметно.

– Вы слушаете?

Мон даже не знает, кто задал вопрос. «Ой!..» – думает она.

Подняв взгляд, она видит сенатора Ашмина Эка с Антанского Шпиля. Губы его плотно сжаты, серебристые волосы возвышаются пафосной копной. Эку не нравится, когда на него не обращают внимания, о чем он и сообщает:

– Канцлер, у меня такое чувство, что сегодня вы не до конца с нами. Можете считать себя кем-то особенным, но я выкроил драгоценное время из своего графика и отложил немало встреч ради этого заседания комитета…

В знак согласия с ним кивают и другие сенаторы – Бушар, Лоррин и Ритало. Рядом с ними стоит Джебел с Ютера, министр финансов Новой Республики. Он не кивает, лишь поглаживает бороду и хмыкает, продолжая демонстрировать нейтральную, хоть и бесполезную позицию. Новеру Джебелу всегда комфортнее всего, когда он пребывает точно посредине, ни на миллиметр не склоняясь к той или иной стороне. Остальных, похоже, вспышка Эка привела в замешательство – особенно недоверчиво смотрят на него сенатор Око-По и советник Сондив Селла.

– Приношу свои извинения, – смиренно говорит Мон. – Сегодня я слегка рассеяна.

«Почему, собственно? – спрашивает она себя. – Из-за того, что это последняя неделя, когда Сенат собирается на Чандриле? А может, из-за активизации Нового Сепаратистского союза, или Конфедерации Корпоративных Систем, или пиратов из так называемых Суверенных Широт? Возможно, тот кошмарный сенатор Вартол до сих пор сидит у меня в печенках. Или, может быть, все дело в том, что моя левая рука едва работает из-за той имперской атаки в День освобождения?»

– Боюсь, лучше закончить собрание раньше времени и перенести его на следующий месяц, когда Сенат и мой кабинет переедут на Накадию. Согласны?

– Нет, – возмущенно отвечает Эк. – Комитет по имперскому перераспределению жизненно важен для распределения ресурсов павшей Империи…

– Она пока что не пала, – возражает широкоплечий Сондив Селла, гневно расправив грудь. – Не стоит легкомысленно полагать, что мы стали свидетелями конца Галактической Империи. За ней тянется длинная мрачная тень.

– Они повержены, – высокомерно фыркает Эк.

– Корусант до сих пор оккупирован.

– Корусант не имеет никакого значения! Тамошняя Империя – всего лишь бледная тень. У них нет флота. У них нет производителей оружия или строителей космических кораблей. Их банковская система рухнула, и их кредиты стали кредитами Новой Республики, которые принадлежат нам, и только нам решать, на что они пойдут. Сенат избрал меня главой этого комитета, так что пришло время делать нашу работу, а не потакать прихотям рассеянного Канцлера. Моя родина, Шпиль, крайне нуждается в средствах…

Приходит очередь для насмешки со стороны иторианского сенатора. Око-По обращает взгляд своих больших ясных глаз к Эку и качает изогнутой головой.

– Шпиль – настоящая фабрика богатства, – говорит она через устройство-переводчик у нее на шее. – Вы купаетесь в кредитах, Эк.

– Это всего лишь иллюзия богатства! – взрывается Ашмин. – Мы пытаемся демонстрировать всем нашу финансовую силу, но, уверяю вас, мы крайне ослаблены разрушениями, которые причинила Галактике война. И хочу вам напомнить, что я точно такой же сенатор, как и вы, сенатор Око-По.

Новер Джебел примирительно поднимает руки:

– Прошу вас, мы все должны стремиться к цивили…

– Хватит.

Слово это произносит советник Канцлера, тогрута Окси Крей Корбин.

Все тут же подчиняются. Окси встает, выпятив грудь и высоко подняв подбородок, так что даже при ее маленьком росте кажется, будто она смотрит на них сверху вниз.

– Канцлер выразилась достаточно ясно, – говорит советник. – Заседание окончено. До встречи на Накадии.

Она делает пренебрежительный жест рукой, словно смахивая пыль с полки, на которую давно никто не заглядывал.

Уходя, Эк громко обращается к сенатору-абеднедо Бушару. Он явно хочет, чтобы его услышали, даже оглядывается через плечо.

– Интересно, вел бы себя столь грубо Толвар Вартол…

Слова его повисают в воздухе, подобно дурному запаху. Посетители друг за другом покидают кабинет.

Остается только один.

Сондив Селла.

Член совета представляет Хосниан-Прайм. У них есть сенатор, Юприн Арло, но задача Селлы – урегулировать споры между различными комитетами и подкомитетами. Он новичок, но помощь его неоценима. И сейчас он стоит перед двумя женщинами с едва уловимой странной улыбкой на лице.

– Я сказала – заседание окончено, – резко бросает Окси.

– В самом деле? – с легкой усмешкой отвечает он. – Я… я просто хотел спросить Канцлера, как у нее дела. Я знаю, что она продолжительное время находилась в медцентре в критическом состоянии, и подумал…

– Со мной все в порядке, – натянуто улыбается Мон. – Моя рука еще не до конца восстановилась, но благодаря лечебным упражнениям ей с каждым днем все лучше. Мне предложили протез, но я сказала, что постараюсь чуть подольше сохранить собственную конечность. – Она предпочитает не упоминать, что попросту боится протеза. Мон знает, что это глупо, но отчего-то ей кажется, что с металлической рукой она утратит часть себя, перестанет быть живым человеком. Перед ее мысленным взором возникает ужасающая маска самого жестокого бойца Империи, Дарта Вейдера, и она невольно вздрагивает. – Но я прекрасно себя чувствую. Спасибо, что поинтересовались моим здоровьем, – похоже, вы единственный, кто это сделал.

– Я знаю, что ситуация сейчас тяжелая. – Селла слегка колеблется, будто опасаясь переступить некую незримую черту. – Я ведь был пилотом грузовика. Работал на повстанцев. Я смотрел на вас с открытым ртом как на признанного лидера тогда и не виню вас за то, что случилось в День освобождения, сейчас.

– Жаль, что другие не разделяют ваших чувств.

– Разделяют. И будут разделять, – сухо кивает он. – У меня нет голоса, который я мог бы за вас отдать, но он есть у Арло, и мы с ним согласны. Готов помочь вам всем, чем только смогу. Попытаюсь помирить комитеты между собой и сказать несколько добрых слов в ваш адрес. Ради выборов.

– Вот как? – язвительно замечает она. – У нас что, скоро выборы?

Он нервно смеется, как бы сомневаясь, шутит ли Канцлер. Вдруг после случившегося несколько месяцев назад пострадали не только ее рука и плечо, но, возможно, и ее несчастный разум…

– Я…

– Я пошутила. Увы, у меня это плохо получается.

– Ну да, конечно. – Он неловко улыбается.

– Спасибо вам.

– Это вам спасибо, Канцлер.

С этими словами Селла уходит.

Разочарованно вздохнув, Окси наливает две кружки дейчинского чая, от которого исходит цветочный аромат. Мон на мгновение закрывает глаза, чувствуя, как пар окутывает ее подбородок и щеки, и наслаждаясь кратковременным спокойствием.

– Могу добавить бренди, – говорит Окси.

– Соблазнительно. До боли соблазнительно. Но нет, – со вздохом отвечает Мон. – Еще не хватало, чтобы сюда ворвался Эк и учуял от меня этот запах.

– Он всего лишь напыщенный болван. История отправит его на свалку.

Мон прихлебывает чай.

– Он заодно с сенатором Вартолом.

– Насчет Вартола не беспокойтесь. Через несколько месяцев о нем тоже никто не вспомнит.

– Сомневаюсь. Сколько на его стороне?

Окси смотрит на нее с таким недоверием, что кажется, будто оно могло бы переполнить чашку.

– Вы хотите обсудить это прямо сейчас?

– Да.

– Как ваш советник, настоятельно советую вам сидеть и пить чай. И еще советую подыскать второго советника. Хостис… – Она замолкает, и глаза ее наполняются грустью. Канцлер знает, что двое ее помощников не слишком ладили на профессиональном поприще, зачастую яростно отстаивая диаметрально противоположные точки зрения. Но в конце дня они становились друзьями. Они вместе пили, вместе ели, как и их семьи. А потом в тот злополучный день бластер убийцы оборвал жизнь Хостиса. – Хостиса больше нет, и нам нужен кто-то вроде него. Нам нужен его голос.

– Да. – Канцлер медлит. – Так и будет. Но вернемся к цифрам.

– Шестьдесят один против тридцати девяти.

– Полагаю, на моей стороне меньшее число? Если, конечно, мне случайно не забыли сообщить о каких-то радикальных изменениях.

– Именно так. В настоящее время, согласно опросам, в Сенате вас поддерживают тридцать девять процентов голосов. Но опросы крайне ненадежны…

– Сенаторы тоже крайне ненадежны, но они фундамент нашей демократической системы. Я улучшу результат.

Но как? Она проигрывает. День за днем ее поддержка тает, вероятно, по вполне объяснимым причинам. День освобождения принес с собой нападение на Чандрилу. Когда осела пыль и посчитали трупы, она, выйдя из хирургической палаты, обнаружила, что погибли многие ее друзья и коллеги. А вскоре посыпались обвинения – мол, она повела себя чересчур мягко с военной точки зрения и не смогла защитить Чандрилу, когда та нуждалась в обороне. Никого при этом не волнует, что организованная против них атака была столь непостижима и разрушительна, что даже десяток флотов не смог бы ее предотвратить. Хуже того, именно она пригласила на планету гранд-адмирала Слоун для участия в событиях того дня, а для многих это лишь усугубляет ее вину в случившемся.

Даже сейчас сложно представить полную картину заговора. Участвовала ли в нем Слоун, или она была лишь пешкой? Действительно ли Слоун в свое время была Оператором? Предала ли она их, или предали ее саму? Куда делся Ташу? Куда делась сама Слоун? Бесконечные вопросы, и крайне мало ответов.

Но теперь все это вряд ли имеет значение.

Империя забилась в какой-то дальний угол Галактики, и даже при всех имеющихся у нее ресурсах Мон не в состоянии выяснить, в какой именно. Со стороны это выглядит как слабость. Все ее неудачи лишь подкармливают ястреба, каковым является ее оппонент на ближайших выборах.

Ее оппонент – оришен Толвар Вартол. Оришены – странная раса. Двое родителей производят на свет двух детей, каждый по одному, а затем, дав своему потомству жизнь, умирают, обеспечивая тем самым постоянную численность живых оришенов. Каким образом у них вообще возникла хоть какая-то популяция, остается загадкой, ответ на которую не готов или не в состоянии дать ни один оришен. Когда-то они были мирной расой, занимавшейся в основном земледелием. Их планету Ориш покрывала буйная растительность, – хотя Мон никогда там не бывала, она видела виртуальные образы, служившие памятным архивом той планеты, которая показалась ей пасторальным раем. Но так было лишь до прихода Империи, которая, поработив оришенов, принудила их тяжко трудиться за еду. Поверхность планеты усеяли шахты, лишенная питательных веществ почва истощилась.

А потом наступил день, когда оришены нанесли ответный удар. За многие годы у них накопилось достаточное количество пестицидов и удобрений.

Они сделали бомбу. И взорвали ее.

Бомба уничтожила имперцев на Орише, но вместе с тем отравила планету – почву, воду, даже атмосферу.

Сейчас в живых осталось не так много оришенов – в лучшем случае несколько тысяч. И теперь они живут не на своей планете, а в скелетоподобной сети станций и туннелей над ней.

Толвар Вартол – один из выживших. Мон читала его мемуары. Когда-то он был химиком и помогал создать оружие для уничтожения собственной планеты. В своей книге он описывает красоту родного мира, теперь превратившегося в руины. Он пишет о заваленных трупами реках, об огромных братских могилах. И еще он повествует о том дне, когда Империя бежала, покинув Ориш и его народ, поскольку погибло все, что представляло для нее хоть какой-то интерес. Вартол называет тот день «триумфальным» и считает примером того, на что порой приходится идти ради борьбы с Империей.

Тот же самый дух борца за выживание Вартол привнес с собой и в политику. Он вполне авторитетно гарантирует Галактике, что лучше кого бы то ни было знает цену самопожертвованию ради сохранения жизни и свободы.

Он харизматичен. Он полон гнева. И гнев его праведный…

Но прав ли он?

Так или иначе, он мелькает в каждом новостном выпуске Голосети. Каждый раз он атакует Мон – что, на ее взгляд, вполне логично, если он и в самом деле хочет победить.

Однако она тоже хочет одержать верх.

– Я намерена остаться на посту Канцлера, – заявляет Мон. – Но пока я точно не знаю, как нам победить. Так что, советник, советуй. Слушаю тебя. Как нам выиграть выборы? Как мне убедить Сенат проголосовать за меня, а не за него?

Окси садится по другую сторону стола и, задумчиво пожевав губами, начинает размышлять вслух:

– Внешне вы и так все делаете правильно. Вы распределяете ресурсы и инфраструктуру среди планет, пострадавших от Империи и от вакуума власти, который образовался, когда Империя была изгнана. Вы сохранили сильную армию, несмотря на то что угрозы со стороны Империи больше нет, но в то же время вы постарались, чтобы армия Новой Республики не выглядела слишком сильной, дабы не создавать впечатление, что вы пытаетесь навязать свою волю ослабленной Галактике. Кашиик…

– Кашиик, – повторяет Мон, и слово это кажется ей тяжелым камнем, упавшим в чистую спокойную воду. – С Кашииком… все сложно. Сенат воспротивился нашему вмешательству на этой планете, и тогда туда отправилась Лея, втянувшая нас во все это. Учитывая нашу дружбу…

– …выглядит так, будто вы одобрили тайную операцию.

– А поскольку усилия Леи увенчались успехом, я не могу от этого откреститься.

Окси поднимает палец, словно проверяя направление ветра.

– Не торопитесь открещиваться. Да, для некоторых в Сенате это лишь повод для упреков, но и голосов в вашу поддержку прибавилось, что весьма неплохо после Дня освобождения. Кашиик стал нашей победой.

– Ради этой победы мы выступили наперекор Сенату и пошли против его воли.

– Руководящая роль может означать в том числе и неповиновение.

– Палпатин тоже не захотел никому повиноваться.

– Как и Лея. И вы – не Палпатин.

Лея. Еще одна сложность. Да, это вопрос политики – ее подруга открыто пошла против нее, но, естественно, это палка о двух концах. Мон тоже бросила ей вызов. Она не смогла решить вопрос с Кашииком, не смогла убедить Сенат. Но опять-таки – пыталась ли она по-настоящему? Она надеялась обходиться с вновь реформированным Сенатом мягко и осторожно, чтобы не показалось, будто навязывает им свое мнение. Но возможно, руководящая роль требовала чуть больше напористости, столь свойственной Лее.

Лея… Это вопрос не только политики, но и эмоций. Они, по крайней мере отчасти, предали друг друга. И от этого у Мон сжимается сердце.

– Вам нужно сосредоточиться на решении какой-то определенной проблемы, – говорит Окси. – И одна из таких проблем – преступность. Там, откуда уходит Империя, пышным цветом начинает цвести криминал. Преступные синдикаты борются за влияние. Можно сделать ставку на борьбу с преступностью, стать кандидатом, который выступает за закон и порядок, но не тяготеет к автократии. Или в очередной раз поднять вопрос о Кашиике, чтобы вновь привлечь на свою сторону Лею…

И тут, как по сигналу…

В дверь просовывается голова одного из протокольных дроидов Канцлера. Металлическое лицо покрывает белая матовая эмаль.

– Канцлер, – произносит дроид R-K77 с отчетливым чандрильским акцентом, – вас срочно просят о встрече.

«Ну конечно. Каждый хочет немедленного исполнения своих желаний».

– Кто?

– Принцесса Лея Органа из Алдераанского сектора.

«Наверное, у нее уши горят».

– Она сказала зачем? – спрашивает Мон.

– Нет, Канцлер, – отвечает дроид. – Сказала лишь, что это крайне важно. И просила назвать вам код К-один-ноль.

Это код Альянса повстанцев: «Выйти из боя и перегруппироваться». Последний раз они пользовались этим кодом, когда получили сигнал с Хота, после того как Империя атаковала их базу.

– Ответь ей, что я скоро буду.