Дамдых (сборник)

7

– Суфия-апа!! Милая моя! Родная моя! – Венера неслась по улице. Она смешно поскользнулась, извернулась в воздухе, но удержалась на ногах. И, тяжело дыша, обняла изумленную швею так, что обе свалились. Апельсины покатились по снегу. Венера сначала расцеловала Суфию, помогла ей встать, затем поползла за апельсинами. Быстро их собрала, отдала старушке хозяйственную сетку и уселась в сугроб:

– Ох, помру я, ох, помру!!!

Суфия наконец обрела дар речи:

– Да что, что случилось-то?! Ненормальная!

– Ох, Суфия-апа! Ох, ох! Пойдемте к вам домой, расскажу!

Венера выхватила у швеи сумки, взяла ее под руку и потащила в дом.

Дома Суфия усадила Венеру на диван и подала стакан воды.

– Не поверите, не поверите, сама не верю! – сказала Венера и залпом выпила воду. Торжественно поставила стакан на стол. – Меня на свидание позвали.

Суфия схватилась за сердце:

– Дура! Дура! Уф, чуть до инфаркта не довела!

– Помните, я на свадьбе с мужчиной весь вечер танцевала в вашем платье? Так вот. Телефон, говорю, не могу найти, будь другом, позвони! Ну, он номер мой набрал, позвонил – я такая: «Ой! Да вот же он, под салфеткой!» – а сама думаю: запишет меня или нет? – Венера притихла на мгновенье. – Записал! И позвонил! Представляете???

– Но при чем тут я?!

– Как при чем! Я теперь хочу сшить что-то, чтобы на свидание пойти.

– Э, нет! – Суфия подошла к швейному столу. Достала старый распухший блокнот, раскрыла его и ткнула пальцем в обведенное жирным кругом число.

– У меня еще три костюма не готово, один Шамиль разорвал!

Венера соскочила с дивана и обняла швею:

– Ну пожалуйста! Мне очень нужно! Вдруг это судьба моя! Сшейте хотя бы жилетку или просто косынку! Все что угодно! Лишь бы вы шили! У вас руки волшебные! Ваша одежда счастье приносит!!!

Суфию тронули эти слова. К тому же она всегда нежно любила Венеру.

– Ткань принесла?

– Ой…

– Ватрушка ты, Ватрушка! – вздохнула Суфия и полезла в комод.

Достала оттуда целую стопку тканей:

– Выбирай. Еще с советских времен осталось. Когда мы все без разбору хватали, – сказала Суфия. – Посмотри вот этот шелк. Я для Резеды покупала, думала, сошью ей платьице летнее. Так руки и не дошли… Во-от! – выдохнула она. – А тебе как раз на блузку и хватит. И то с короткими рукавами только.

Швея развернула шелк, приложила к Венере. Обе посмотрели в зеркало. От ткани повеяло прошлым веком: шелк напитался годами.

– Тебе к лицу. Ну что, шьем блузку? И пойдешь в ней на свое свидание. Когда оно?

– Не знаю, – тихо сказала Венера. – Я сказала: подумаю. Он обещал перезвонить на днях.

– А ты, между прочим, зря за ними гоняешься! – с казала Суфия.

– За кем же?

– За мужиками.

– Да что вы! – начала оправдываться Венера. – Он же сам позвонил. А я еще не сразу согласилась. Мне вообще-то тот, второй, больше понравился… Но раз уж так получилось… Этот тоже неплохой вроде. Женщина сама свое счастье строит. А будешь ждать, пока кто-нибудь влюбится, женится, детей захочет… Помрешь, так и не став матерью! Надо просто встретить такого мужика, который тоже хочет семью. И не тратить время на конченых холостяков.

– Мне кажется, что он и есть конченый холостяк. Разведенный?

– Ни разу женат не был. И детей нет. Мужчина без прошлого! – торжественно сказала Венера. – Я завтра, Алла бирса, после работы забегу на примерку? – спросила она, резво взбивая расческой свою пышную челку, и, будто опасаясь продолжения разговора, поспешила уйти.

Суфия достала выкройки, приколола их к ткани, провела меловой пунктир. Убрала английские булавки и приложила шелк к щеке. Вспомнила свою маленькую дочь и ту длинную очередь, которую давным-давно пришлось отстоять, чтобы купить эту ткань. Одна баба все переживала, что гусь у нее потечет и испортится, пока она до дома его донесет, просилась вперед, но никто ее не пустил. И она стояла и цокала, озираясь по сторонам, будто холодильник высматривала.

Швее почудилось: сшей она платье – дочь жила бы теперь…

– Господи! Все люди молятся, просят, чтоб ты дал им силы! – прошептала она. – А я прошу: отними их у меня! Зачем мне одной столько?! – Суфия размашисто, как-то уж очень по-мужски вытерла слезы и в отчаянии крикнула в потолок: – Почему мне жить хочется?! Почему? Ведь дочь моя в земле! Сын мой – в земле! Для чего я, скажи?! Чтобы шмотье это шить? Тряпки эти никчемные? – Швея схватила шелк и, отчаянно пыхтя, попыталась разорвать его.

У нее ничего не вышло. И тогда она вытерла им слезы и обреченно начала кройку. Под ножницами ткань захрумкала.

– Алла-аһү әкбәр! – раздалось на весь поселок.

Мулла Мидхат начал свой намаз, во время которого весь поселок притихал. Голос муллы звучал мощно, особенно возле мечети. Но и к самым дальним домам долетала молитва. И люди замирали перед непонятными арабскими словами и думали, что если будут слушать внимательно, то уж непременно отведут от себя беду…

Коран давно Мидхатом был прочитан и осмыслен. Но ему хотелось соприкоснуться со Священным Писанием по-настоящему. Указательный палец медленно, пунктирно скользил справа налево по строчкам, а губы тихо проговаривали молитву, которая и была скрыта в странных, похожих на нарисованный пар буквах. Арабский язык сначала сопротивлялся, не давался и вдруг однажды распахнулся перед уже немолодым мужчиной, безымянный палец которого так и остался без имени любимой женщины. А еще раньше, в девяностые, Мидхат, резко ударяя левой рукой правую чуть выше локтя, показывал средний палец своим врагам. И только в новом веке Мидхат сделался слугой народа и, складывая пальцы в замок, научился обещать с экрана телевизора низкие цены на молоко и горячую воду.

Он знакомился в клубах с девушками и, если находил их красивыми, – вытягивал большой палец и непременно приводил в огромную свою квартиру, где два раза в неделю некрасивая женщина наводила чистоту. Мидхат носил перстень на мизинце, но жизнь раздула мужику живот и намаслила глаза и голос. И вскоре мизинцу стало тесно в перстне. Однажды уборщица нашла перстень за диваном и взяла себе «на чай».

Как-то раз слугу народа вызвал другой слуга в Москву. Мидхат переживал напрасно: его не вздрючили, как он думал, а лишь пожурили за ремонт больницы и велели проставиться. Все закончилось в сауне с красивыми девушками. Обратно слуга народа ехал поездом в купе. С женщиной, которая не смогла купить билет на плацкарт и расстроилась из-за этого. Довольный и все еще красный от сауны Мидхат заказал в купе коньяк и лимонную нарезку. Женщина, поправив косую челку, выпила с ним. Разговорились. Он спьяну пообещал устроить ее медицинскую судьбу и решить прочие вопросы. Попутчица обратила внимание на пустой безымянный палец, на что Мидхат сказал: «Ни одна женщина не сможет захомутать меня!» И опрокинул в себя очередную рюмку. А вскоре такую фразу обронил: «Я всегда буду ездить на «Мерседесах». Потому что я принципиальный. Это нормальная такая машина». «Алла бирса», – добавила попутчица. «Не понял?» – Слуга народа погладил ямочку на гладко выбритом подбородке. «Скажите «Алла бирса» – бог даст, всегда буду ездить на «Мерседесах». Ведь может случиться так, что даже «Запорожца» у вас не будет», – пояснила женщина. «Это лузеры ничего не делают, сидят по норам и ждут, пока им бог даст. А реальные пацаны сами на себя рассчитывают». «Клизму бы тебе вставить да туалет закрыть», – подумала женщина и залезла на верхнюю полку. Больше они не вели друг с другом бесед.

Однажды в поселок, который основали два любящих сердца, приехал мужик. Потомки первых жителей разбрелись по планете, поэтому мужик просто поселился в их доме и решил, что отстроит его и будет жить, пока не выгонят. И жил один, подробно изучая Коран. Скотину не держал, не завел и собаку. Люди побаивались странного Мидхата и хотели даже, чтобы он исчез, потому что не принято у них быть хмурым одиночкой. Но однажды из города приехал грузовик со стройматериалами и рабочие. И под надзором Мидхата за полтора месяца на высоком холме, том самом, откуда первожительница сбегала, жалея убитых кур, возвели бело-зеленую мечеть…

Мулла закончил намаз. Мечеть притихла. Поселок вновь зашептал железной дорогой, ветром, снегом, людьми. Суфия вдела нитку в иголку и нежно замурлыкала какую-то мелодию. Швея иногда тихо напевала за работой. Даже ночью, когда все спали, в доме мелодично светился ее пошивочный уголок, а машинка аккомпанировала тихому голосу своей хозяйки. Порой Суфия думала вслух, едва разборчиво проговаривая слова. И одно время ходили слухи, будто она колдунья. И не просто одежду шьет, а нашептывает в нее разные разности:

– Венера. Всю жизнь отчаянно хватаешься за того, кто едва улыбнется тебе. Детей хочешь. Если и правда одежда моя счастье приносит – будь счастлива с этим мужчиной. Ты заслужила. Любой женщине нужны любовь и дети. Хотя бы дети.

Швее захотелось сесть за свою машинку, но Ирек еще не привез ее из ремонта. Суфия прошлась по комнатам и, не найдя себе занятия, снова села за швейный стол, достала банку с пуговицами, приложила несколько штук к будущей Венериной блузке. Громко и жалобно проурчал желудок, но Суфии хотелось дождаться мужа, чтобы поужинать вместе. Вдруг она застыла, глядя на маленькую серую пуговку.

– Кажется, эти… Больше всего подходят…

Старушка вскочила. Лицо ее разгладилось, глаза заблестели. Она снова медленно села на краешек стула и сидела, глядя в пространство, боясь вспугнуть внезапно пришедшую мысль.

– Ведь верно! – прошептала швея. – Она могла бы…

Суфия принялась ходить вокруг обеденного стола. Она была сильно взволнована. Вдруг заметила, что мольберта нет. И остановилась. Значит, Шамиль не вернется, пока не стемнеет. В большом доме стало Суфии тесно. Она оделась, выбежала во двор, чтобы отправиться к Венере, но в воротах столкнулась с мужем. Он прислонил мольберт к стенке дома и устало сел на лавку.

– Что произошло? – Давно Суфия не видела Шамиля таким потерянным.

Шамиль поковырял ногтем стену дома.

– Похоже, я всего лишь маляр! – Шамиль посмотрел на мольберт. – В печь бы его, да где ж ее взять? А помнишь, как я раньше дрова заготавливал? А ты за водой к колодцу ходила. По нескольку раз на дню! С коромыслом, помнишь? Я на нем цветочки нарисовал, чтоб тебе веселей идти. А сейчас… Трубы, воду провели… Что и говорить – город почти! – Старик тяжело вздохнул. – Тоска.

Суфия подошла к мольберту и будто взглянула в молодящее зеркало.

– Шамиль… это же… – прошептала она в восхищении и прикрыла руками рот.

– Я был на заброшенном складе, – пояснил он. – Там ни ветра, ни снега. И свет хороший. Ушел, чтобы вспоминать ее, – сказал Шамиль, встал с лавки и подошел к своей жене. – А вспомнилась ты. Но портрет не удался…

– Почему? – возмутилась Суфия.

Но Шамиль небрежно взял мольберт и понес в сарай.

– А ты куда это собралась? – сказал он, не оборачиваясь. Скрылся в сарае, и Суфия услышала, как мольберт грохнулся на другие доски. – Хорошо, что снега навалило, – сказал Шамиль, выйдя из сарая. – Будет чем завтра заняться.