Путешествие в страну Счастья

Четвертая глава

Анне было столько же лет, сколько и моей младшей дочери Ольге, – 33 года. Высокая, худощавая, она могла часами ходить за мной по предгорному плато, знакомясь с петроглифами Чет-Кой-Суу. В первый день нашей экспедиции я решил показать Анне основные камни комплекса.

Кроме меня и Мухаревой, в нашей группе было еще три человека: фотохудожник Александр Федоров, мой давний знакомый, согласившийся помочь мне в съемке петроглифов, и Сергей и Лариса Дудашвили, мои друзья, известные киргизские туроператоры. Сергею я уже показывал некоторые интересные рисунки на камнях Орнёка, Александр увлекся петроглифами, несколько раз посетив плато Саймалуу-Таш, расположенное на высоте 3500 метров над уровнем моря и знаменитое благодаря огромному скоплению рисунков, нанесенных древними художниками на покрытые загаром камни. Лариса, работая с разными туристическими группами, организовывала туры, связанные с каменными «картинными галереями». То есть все мои спутники были людьми искушенными, не раз видевшими образцы первобытного искусства, и мне было интересно, как они воспримут найденные мной петроглифы. Но в большей степени меня интересовала реакция Анны Мухаревой. Она была специалистом, археологом-петроглифистом. Я, конечно же, не ожидал буйной радости по поводу открытия уникальных рисунков: ученые – народ педантичный, не увлекающийся фантазиями, ничего не принимающий на веру. Но все-таки в душе теплилась надежда услышать нечто вроде: «Замечательно! Удивительно!» или: «Это действительно интересно!» Ведь я был горд тем, что отыскал «Медведя», «Большого орнёкского оленя», «Козла-кулана» и прочие шедевры первобытного искусства, открытые некогда Николаем Дмитриевичем Черкасовым.

В течение двух лет, пока мы были заняты поисками «потерянных» петроглифов, наш путь неизменно шел снизу вверх. Дело в том, что основная масса рисунков расположена на южной стороне валунов, где солнечный загар темнее. Поднимаясь по склону, легче обнаружить петроглифы, хотя приходилось многие валуны обходить, осматривая их со всех сторон. Вести поиск вниз по склону, поминутно оглядываясь, крайне неудобно. Во время наших изысканий всегда перед глазами была панорама полупустынных предгорий Кунгей-Алатау с небольшими рощицами деревьев возле рукавов дельты реки Чет-Кой-Суу и скоплениями валунов, принесенных сюда некогда ледником. Венчал эту величественную картину пирамидальный пик Чоктал (4760 метров над уровнем моря), взметнувшийся в небо над заснеженным гребнем Кунгей-Алатау.

Теперь же мы двигались вниз от начала ущелья Чет-Кой-Суу, от большого валуна, окруженного каменными круговыми выкладками, под которым в небольшой полости свободно могла разместиться пара человек. Наш маршрут лежал на юг по направлению к Иссык-Кулю. Стоило лишь поднять взгляд от камней, как взору открывалась лазурная гладь озера, увенчанная вдали белоснежными вершинами Терскей-Алатау. Склон предгорий, усеянный валунами, спускался до побережья Иссык-Куля, и мы могли обозревать окрестности далеко вокруг. Открывающийся простор наполнял душу тихим восторгом. Казалось, были бы крылья, и легко можно было бы воспарить над всей этой красотой и обозреть окрестности с высоты птичьего полета.

Изображения оленей, быков, козлов и человеческих фигур на валунах наполняли ландшафт тенями давно прошедшей жизни, некогда кипевшей в этом, теперь пустынном и безлюдном, месте. Мы переходили от одного петроглифа к другому, минуя остатки каменных сооружений, кругов и оградок. Анна методично фиксировала местоположение каждого валуна с рисунками, снимая показания с джипиэс-навигато-ра и делая пометки в записной книжке. Сколько раз я сам планировал нанести валуны на карту, чтобы безошибочно находить их. Но каждый раз азарт заставлял меня устремляться дальше в поисках «Медведя» или «Козла-кулана». За два года я основательно изучил предгорья Орнёка и хорошо ориентировался здесь, отыскивая тот или иной валун с рисунками. Но без меня вряд ли кто смог бы найти нужный камень, следуя только моим словесным описаниям. Теперь Анна создавала карту комплекса с петроглифами. Ученый есть ученый, не чета нам – дилетантам!

Первый тревожный укол моему самолюбию Анна нанесла, когда мы остановились возле валуна с изображением двух хищников, у ног которых лежала поверженная добыча, возможно, лошадь. Хищники стояли напротив друг друга, разинув пасти. Ниже шли изображения людей, выстроившихся цепочкой. В руках они держали какие-то палки или орудия, на головах угадывались звериные маски.

– Это львы, – пояснил я рисунок, показывая детали пальцем. – Вот закрученные спиралью хвосты, вздыбленная шерсть идет колечками по очертаниям зверей. Обратите внимание на головные уборы людей. Они похожи на головы зверей.

По тому, как Анна смотрела на петроглиф, я понял, что она не согласна с моей трактовкой изображенного на камне.

– Почему это львы, а не барсы? – наконец произнесла

Мухарева. – Масок я тоже не вижу. Рисунок довольно нечеток. Трудно определить, что именно нарисовано, а что – просто фактура камня.

– Здесь, в Чет-Кой-Суу, много изображений барсов, – начал я горячо защищать свою версию рисунка. – Они выполнены совсем в другой манере. Более изящные формы, другие морды и хвосты. Подобных этим я нигде не видел! Посмотрите на переднюю часть животного. Она более мощная, чем у барсов!

Анна довольно холодно возразила мне:

– То, что здесь больше нет подобных изображений, настораживает. Уникальность любого изображения скорее минус для него, чем плюс. Нужно искать аналоги в других видах первобытного искусства: фресках, торевтике, керамике. Нужно доказать, что это изображение львов. Назовем пока их просто кошачьими хищниками.

Я прикусил язык. Хотел было продолжить спор, вспомнить Черкасова, который тоже называл этих зверей львами, но передумал. Во-первых, свет был не очень хорош для восприятия петроглифа, нанесенного на северную часть валуна. Рисунок прекрасно просматривался лишь при закате солнца, когда был освещен его лучами. Во-вторых, Анна ничего не слышала о Николае Дмитриевиче, да и не был он авторитетом для ученых.

Второй удар я получил возле трехметрового изображения рыбы.

Я терпеливо объяснял Анне и другим участникам экспедиции, какие линии складываются в изображение гигантской рыбы:

– Посмотрите, как нарисован бык. Его длинные рога обрисовывают жаберную щель. Рога вот этого козлика представляют собой боковой плавник. Видите, он почти круглой формы. Рога других двух козликов, выстроившихся в ряд, образуют зубастый рот рыбы. А закрученные рога другого козла – глаз рыбы. Хвост составлен из тигра, нападающего вот на этих козлов. Они расположены по двум дугам – это и есть хвост рыбы.

– А где сама рыба? – с недоумением спросила Анна.

– Вот эта линия, охватывающая всю композицию, одновременно является и линией гор, видите, по ней бредет лошадь, и контуром большой рыбы.

– Очень сомнительно, чтобы разные изображения на валуне были деталями единой картины, – произнесла Мухарева. – Шер предупреждал, что попытки найти сюжет петроглифов и объяснить его очень субъективны и вредны.

Яков Абрамович Шер – признанный авторитет в изучении первобытного искусства. Он специализировался по петроглифам, защищал по ним докторскую диссертацию. Яков Абрамович закончил Киргизский государственный университет, поэтому для нас он – свой человек, хорошо знакомый с наскальным искусством Центральной Азии. Преподавал он и в Кемеровском университете, выступал с лекциями в Будапеште, Стокгольме, Софии и Париже. Я читал его высказывание по поводу интерпретации сюжетов наскальных рисунков, но в данном случае был совершенно уверен в своей версии.

– Анна, ведь вполне очевидно, что форма рогов быка и этих козликов не случайна. Она должна вызвать у зрителя ассоциации с изображением рыбы, – упорствовал я.

– А есть еще подобные изображения рыб в Киргизии? – убила меня своим вопросом Мухарева.

– Нет. Вернее, я не встречал упоминаний о рисунках рыб в Кыргызстане, – обреченно пожал я плечами. – Но, согласись, люди долгое время жили на берегах озера, изобилующего рыбой. Об этом написано в китайских летописях. Неужели они не плавали по Иссык-Кулю и не ловили рыбу? Они должны были знать, что представляют собой эти водные обитатели. И почему бы художникам не изобразить рыб на валунах?

– Я не слышала об изображениях лодок в Прииссыккулье, – сказала Анна и добавила: – Ищите. Возможно, вам удастся обнаружить нечто подобное. И хорошо бы найти еще изображения рыб. Тогда можно было бы говорить о них как о чем-то реальном.

Сергей, Лариса и Александр не участвовали в наших с Анной дискуссиях. Они с удовольствием фотографировали рисунки на камнях, мимо которых мы проходили. Я показывал Анне изображения барсов, всадников, оленей, сцены охоты. Иногда она издавала радостный вскрик: «Это же классическое изображение быка бронзового века!» или: «Посмотрите, человек держит в обеих руках поводки, на которых ведет животных. Такие сюжеты встречаются у нас в Сибири! Это классика!» Я же мрачнел. То, что у меня вызывало восхищение, встречало недоверие со стороны Мухаревой. Это было уникально, и потому для Анны, как ученого, было не интересно. То, что ее умиляло, заставляло меня недоуменно пожимать плечами: ведь это же всем известно, чему тут радоваться?!

Возле одной из «каменных картин» мы задержались.

– Интересное изображение рогов оленя – в виде лесенки. Такие иногда попадаются, – заметил я.

Анна кивнула в знак согласия:

– Считается, что это наиболее древнее изображение животного. С ветвистыми рогами более позднее.

– А вот всадники, собаки, – продолжал я. – Там изображение льва. Видите, мощная передняя часть.

Анна опять с сомнением, молча стала разглядывать петроглиф.

Лариса Дудашвили, снимавшая происходящее на видеокамеру, попросила меня подойти ближе к валуну.

– Говори и показывай детали рукой, пригодится для фильма, – пояснила она.

Я приблизился вплотную к камню и, рассказывая, начал водить по рисунку пальцем. К своему удивлению я обнаружил, что изображение льва имеет точно такой же, спиралью закрученный хвост, как и на петроглифе, где пара львов изображена над растерзанной лошадью.

– Тут спиральный хвост! – радостно закричал я. – Как на первом камне!

Я столько раз проходил мимо этого валуна, рассматривая рисунок на нем издалека, и ни разу не заметил этой спирали! Рисунок был покрыт мощным вторичным загаром и обнаруживался только при тщательном осмотре петроглифа. Сколько еще интересного я не заметил, блуждая по лабиринтам древней галереи? В подтверждение этой догадки Сергей Дудашвили неподалеку нашел заготовку для мельничного колеса. В центре большого плоского камня была круглая выемка, явно искусственного происхождения. В ней остались следы какого-то орудия. Словно вращалась круглая полая труба, вгрызаясь в твердый гранит. Края камня тоже были обработаны для придания ему круглой формы.

С волнением я вел группу к самому большому валуну с изображением стада оленей. Он четко выделялся среди скоплений камней своими размерами и яйцеобразной формой. Как воспримет Анна «скрытые» изображения на валуне? Объявит их моей выдумкой?

Освещение для рассматривания рисунка было не лучшее. Часть изображений оленей едва угадывалась. Я принялся указывать на них рукой, обводя контуры.

– Вот рога, тут туловище, задние ноги, передние. Четыре крупных оленя обращены направо, один маленький – в противоположную сторону. Угадываются также силуэты быка, птицы, всадника на коне. Обратите внимание на поверхность камня, где нанесен рисунок. По ней проходят странные бороздки. Приглядитесь, из них складываются очертания каких-то фигур!

Анна осмотрела поверхность валуна в месте рисунков.

– Я не вижу никаких рукотворных бороздок. Рисунки оленей выполнены прошлифовкой. Бороздки темные, на них не видно следов инструмента. По всей вероятности, это просто фактура камня.

– Но почему эти бороздки есть лишь на поле рисунка? – горячился я. – Осмотрите весь валун по периметру. Нигде нет и следов таких бороздок, кроме вот этой плоскости с изображением оленей! Да и то только на высоте человеческого роста! Почему?!

– Вы же видите, что бороздки темнее плоскости рисунка, – отвечала мне Анна. – Они темнее и самого камня. Это естественные трещины.

– А если они пробиты очень давно и это мощный вторичный загар? – продолжал упорствовать я.

– Сомневаюсь, – отвергла мои доводы Анна. – Лучше посоветуйтесь с геологами. У вас есть знакомые геологи?

Я утвердительно кивнул головой.

– Вот и хорошо. Они вам скажут, естественные это трещины или искусственные бороздки. И потом, у вас есть еще подобные петроглифы?

Я отрицательно покачал головой.

Внутри меня поднялась буря протеста. Вместо того, чтобы передать вновь обнаруженные петроглифы, найденные в 50-х годах Черкасовым, в руки благодарных ученых, мне предлагалось самому заняться их исследованием, поиском десятков аналогов, их классификацией, выработкой каких-то теорий и гипотез, их доказательством. Но я же не археолог!!! Я не собирался посвятить свою жизнь изучению первобытного искусства! Меня интересовал лишь загадочный скифский камень из Чолпон-Аты, и мне пришлось идти по следам Николая Дмитриевича Черкасова, узнать про его судьбу, два года отдать походам по предгорьям Орнёка, чтобы в конце поисков открыть, что камень уничтожен. Почему я продолжаю заниматься этими петроглифами?! Зачем я пригласил сюда Анну Мухареву, археолога из Кемерово? Я на себе ощутил горечь разочарования, которую, наверняка, испытывал Николай Дмитриевич, когда показывал свои находки археологам. «НЕ вижу, НЕ верю!»

Я взял себя в руки. Анна тут не виновата. Просто я жаждал подтверждения своему видению рисунков на камнях и не нашел его. Мухарева – ученый. Она может говорить утвердительно только о том, что уже доказано, что имеет аналоги и прочее и прочее. Остальное всё – выдумка дилетантов.

«Сегодня только первый день нашей экспедиции, впереди целая неделя, – успокаивал я себя. – Возможно, Анна поменяет свои взгляды, когда увидит больше петроглифов».

Уже предвидя реакцию на «Медведя», я обреченно повел группу к валуну, укрывшемуся в небольшой рощице. Помня слова Сергея Дудашвили: «Если бы Кадыров не сказал, что это изображение медведя, я бы подумал, что это просто белое пятно на камне!», я не стал объяснять Анне про скрытые изображения петроглифа.

Окружающие валун ивовые деревья были покрыты нежнозеленым облаком распускающихся почек. Желтоватые сережки, похожие на мохнатых гусениц, и слегка оранжевые ветви придавали этому облаку красноватый оттенок. Участники экспедиции увлеченно защелкали затворами фотокамер…

За ужином, выслушивая слова благодарности из уст участников экспедиции: Александра Федорова, Сергея и Ларисы Дудашвили, я успокоился. Им было интересно все! Они приведут в Чет-Кой-Суу туристов из разных концов света. Им уже есть что показать гостям нашей республики, а ведь мы посетили сегодня лишь малую часть уникального комплекса!

Совершенно неожиданно Александр завел разговор о воронке на дне озера. Он уже прочитал мою повесть «Тайны Иссык-Куля» и знал о моих планах совершить погружение в центре предполагаемой впадины.

– Знаешь, Виктор, я видел твою воронку еще лет тридцать назад. Это было во времена Союза. Мы летели на вертолете над северным побережьем озера. Бросив случайный взгляд на Иссык-Куль, я увидел огромную спираль, занимавшую значительную поверхность озера от северного берега до южного. В том месте между берегами больше сорока километров, а диаметр спирали был километров двадцать! В центре был круг, из которого выходили два-три темных потока, раскручивающихся против часовой стрелки. Меня поразили масштабы этого образования и удивительная правильность всех линий. Создавалось впечатление, что на дне Иссык-Куля есть сливное отверстие, как в ванной, куда уходит вода.

– Саша, – перебил я Федорова, – ты сфотографировал спираль?

– Конечно, камера у меня всегда с собой, – заметил Александр, роясь в своем рюкзаке. – Я прихватил снимок, чтобы показать его тебе. Правда, снимать пришлось против солнца. На воде блики, летели мы высоко и на большом удалении от спирали, так что снимок получился темноватым и нечетким. На, смотри!

Я с волнением принялся рассматривать снимок. Он был цветным и действительно нечетким. Южный берег Иссык-Куля терялся в голубой дымке. Видны были лишь очертания гор, белые пятна ледников и береговая линия. Внизу снимка было большое белое пятно с неясными краями – это был «солнечный зайчик» – отражение солнца на водной глади. В центре фотографии было то, что сразу привлекло мое внимание: по поверхности озера шли, закручиваясь в спираль, темные линии.

– Саша, неужели ты сделал лишь один снимок?! – поражение воскликнул я. – Ведь не каждый день видишь такое чудо!

– Мы летели на съемки фильма, – оправдывался Федоров. – Предстояла напряженная работа. Я был приглашен в качестве фотографа. В те годы всегда до начала съемки эпизодов фильма делались натурные снимки на месте. Это нужно было для того, чтобы режиссер и оператор смогли правильно выстроить кадр, выбрать подходящий пейзаж. Кроме того, фотограф должен был запечатлеть ключевые моменты работы над фильмом. Они использовались для рекламы будущего фильма. Пленка же тогда была в дефиците, особенно цветная слайдовая, в те годы еще не было цифровых фотоаппаратов. На один эпизод фильма мне выдавали две широкоформатные пленки, и в них было всего 24 кадра. Эпизод мог сниматься два-три дня. Я каждый кадр взвешивал, стоит ли он расхода драгоценной пленки. А тут было лишь начало работы над фильмом – все еще впереди. Если пленка закончится, где ее возьмешь в горах?

– Ну вы хоть бы ближе подлетели! – продолжал я сокрушаться. – Ведь толком на снимке ничего не разобрать.

– Знаешь, сколько тогда стоило время полета вертолета? Кто бы позволил мне изменить маршрут и кружить над озером?

Я покивал головой. Шестьсот долларов в час – астрономическая, по тем временам, сумма, хотя сейчас она уже перевалила за две тысячи.

Внимательно изучив на фотографии туманные очертания южного берега Иссык-Куля, я разочарованно произнес:

– Но это не та воронка… – В правом верхнем углу снимка просматривался узкий длинный полуостров. Это мог быть только Ак-Булун, полуостров в западной части южного берега Иссык-Куля. – Моя воронка должна находиться в Рыбачинском заливе.

На снимке было видно, что закрученные линии шли по поверхности озера. О том, что и моя воронка – следы течений на глади Иссык-Куля, а не подводные образования, говорили мне и Болот, которому я первому поведал о своем «открытии», и Олег Лопатко, геолог и мой друг, с которым я тоже консультировался о природе загадочной воронки. Снимок Федорова подтверждал их гипотезу о ветрах, создающих вращательное движение воды в центре озера. Видимо, в западной части Иссык-Куля иногда создаются подходящие условия для возникновения подобного природного явления. В этом районе нередко дует сильный ветер, имеющий даже собственное имя – Улан. Навстречу ему с востока время от времени устремляется не менее мощный Санташ. При встрече, сшибаясь, они, очевидно, и рождают гигантские хороводы воздуха и воды. Я даже слышал о больших смерчах на Иссык-Куле.

Вечером к нам присоединился Дима Лужанский. С ним был студент Игорь. Они намеревались познакомиться с современной технологией снятия копий с наскальных рисунков. Дима затеял профессиональный разговор с Анной. Его интересовало и мнение Мухаревой по поводу найденных нами сложных рисунков. «Дима, ты же прекрасно знаешь, что если какой-нибудь артефакт не укладывается в теорию, то его попросту игнорируют», – услышал я комментарий Анны.

Ввязываться в спор мне не хотелось. Я размышлял о том, как получить максимальную пользу от участия кемеровского археолога в нашей экспедиции. Решил, что следующий день мы посвятим изучению современных методов копирования петроглифов неподалеку от нашей базы в Кара-Ое. Здесь тоже есть, чем удивить моих товарищей.