Тайны Парижа

XXI

Час спустя полковник, уезжая из улицы Гельдер, сказал, что вернется только вечером, так как он рассчитывал поехать вместе с сыном обедать в Версаль или Сен-Клу, но он вернулся домой раньше, грустный и хмурый, и, бросившись в кресло, закурил сигару и начал составлять план мщения. Этот обыкновенно энергичный человек окончательно терял голову при виде страданий своего дорогого мальчика.

«Ну, что ж, – решил он после долгого размышления, – я исполнял и более трудные дела, и теперь самое удобное время удостовериться в том, глава ли я общества „Друзей шпаги“

И он написал следующую повестку:

«Полковник Леон приглашает членов своего общества ввиду крайне важного дела явиться в будущий четверг к шевалье д'Асти, который вследствие полученной им раны все еще лежит в постели. Начало собрания в восемь часов вечера».

«Двое отсутствуют, – размышлял полковник Леон. – Лемблен в Африке, а Шаламбель в замке Мор-Дье ухаживает за баронессой; но все остальные явятся…»

Они действительно явились. В следующий четверг, в восемь часов вечера, четверо членов «Друзей шпаги» собрались у шевалье д'Асти. Они застали шевалье еще в постели, слабого, но уже на пути к выздоровлению и в полной памяти. Полковник, у которого обыкновенно был вид высокомерный и насмешливый, в этот вечер явился сумрачный и озабоченный, что немало удивило членов «Друзей шпаги», так что они спрашивали себя: какую драму им предстоит опять разыграть.

– Господа, – медленно и печально сказал полковник, – я ваш начальник, хотя до сих пор служил всем вам.

– Это совершенно верно, – прошептал шевалье.

– Сегодня, – продолжал полковник, – я явился сюда, чтобы сказать вам, что я, в свою очередь, нуждаюсь в помощи нашего общества.

– Мы к вашим услугам, полковник.

– Господа, в Париже есть существо, которое я люблю, как львица любит своего детеныша. Это существо, это второе я – мой сын…

Присутствующие с удивлением переглянулись.

– Да, – продолжал полковник. – У меня есть сын… сын, который не имеет ни малейшего понятия об образе жизни своего отца. Это славный юноша, и, увидев его, его нельзя не полюбить. Он чист сердцем и душою настолько, насколько может быть чисто самое лучшее из Божьих созданий… Ну, так вот, этот ребенок нуждается в нашей помощи.

– Мы к его услугам, – сказал шевалье.

– Маркиз, – обратился полковник к Гонтрану, – вы уже достаточно оказали услуг нашему обществу, и я не смею рассчитывать на вас в моем личном деле… Предоставляю вам полную свободу.

– О, – горько улыбнувшись, сказал Гонтран, – я уже сказал вам, что я ваш всецело… располагайте мною, как вам угодно…

– Знаете вы баронессу Сент-Люс?

– Да, – ответил шевалье.

– Я тоже, – прибавил граф Ренневилль.

– А вы? – спросил полковник Гонтрана.

– Я видел ее всего один раз.

– А знаете вы графа Степана?

– Атташе русского посольства?

– Совершенно верно.

– Да, знаю, – сказал Гонтран.

– Он ваш друг?

– Нет.

– Вы, стало быть, будете охотно драться с ним?

– Конечно.

– Отлично! – продолжал полковник. – Значит, баронесса Сент-Люс и граф Степан будут иметь дело с нашим обществом, потому что они почти убили моего ребенка.

Что произошло затем между полковником и его четырьмя товарищами? Какой тайный и ужасный план составили они? Это нам неизвестно, но мы увидим последствия их разговора. В 10 часов полковник возвратился домой и позвонил камердинеру. Глаза старика сверкали гневом и решимостью, а убитый горем отец уступил место бойцу, готовому мужественно выступить на арену борьбы.

Полковник Леон оделся со всевозможным тщанием, пришпилил к сюртуку французские и иностранные ордена, которыми он был награжден, и приказал подать карету.

– В Оперу, – приказал он кучеру.

В этот вечер в королевской музыкальной академии дебютировала примадонна, уже стяжавшая известность в Неаполе, Вене и Милане, и на торжество собрались все любители музыки Парижа и весь парижский большой свет. Зала была полна, не было ни одного свободного места.

Полковник занял место в ложе на авансцене и лорнировал зал, обегая глазами ложи. Вдруг взор его остановился на ложе авансцены, как раз против него. В этой ложе у самого барьера сидели две дамы; двое мужчин стояли позади них. Одна из дам была блондинка, небольшого роста; она была хороша какою-то странной, своеобразной красотой, а черные глаза ее так сверкали, что с трудом можно было выносить на себе их блеск.

Держа бинокль в одной руке, другой она играла веером, рассеянно обегая глазами соседние ложи. Полковник остановил на ней внимание:

– Это она, – прошептал он, – я узнал ее.

С баронессы Сент-Люс он перевел глаза на одного из мужчин, стоявших позади нее. Это был человек лет тридцати, высокий, со смуглым, почти оливковым лицом. «Этот русский похож на испанца, – подумал полковник, продолжая его рассматривать, – я знал из них двух или трех в таком роде».

И в то время, как полковник продолжал внимательно разглядывать графа Степана – смуглый человек был действительно он, – вдруг в уме его пронеслись далекие воспоминания.

«У меня уже есть ключ, который откроет мне будуар баронессы, – решил он. – Если мне не изменяет память, то я скоро сделаюсь самым закадычным другом графа».

Полковник продолжал мысленно свой монолог.

«В то время, когда я был военнопленным в России, после несчастной кампании 1812 года, я был знаком и находился в самых дружеских отношениях с одним артиллерийским майором, которого звали графом Степаном Степновым; он тоже был высокого роста, и лицо у него было смуглое, как и у этого; я уверен, что это его сын…»

Полковник вынул записную книжку, вырвал листок и написал карандашом:

«Отставной штаб-офицер, участвовавший в походе против России в 1812 году и бывший военнопленным в Москве, имеет смелость спросить графа Степана, не приходится ли он сыном бывшему в то время артиллерийским майором графу Степану Степанову, который удостоивал своей дружбой француза-военнопленного».

Сложив вчетверо записку, полковник надписал ее и отослал с капельдинершей.

Но прежде чем продолжать наше повествование, необходимо вернуться несколько назад и рассказать о таинственной жизни того сына, которого так любил полковник Леон, а заодно и историю любви, которая должна была послужить началом ужасной драмы, в которой общество «Друзей шпаги» задумало выказать свое тайное могущество и свои наглые средства.