Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
XXI
На улице де Пентьевр, почти в конце предместья Сент-Онорэ, возвышался старинный отель, величественный с виду, ворота которого были увенчаны большим гербовым щитом; на голубом фоне его были изображены две серебряные птички с кратким девизом: Semper! To есть: Вечно! Итак, аристократический род, имевший дерзновение верить в вечность своего существования – на что указывала надпись – увидал, как последний его отпрыск сошел в могилу, не оставив после себя потомства. Барон де Флар-Рювкньи, глава младшей линии, умер в Марселе, будучи убит на дуэли маркизом Гонтраном де Ласи. Маркиз де Флар-Монгори, глава старшей линии, умер несколько недель спустя в замке де Пон, узнав, что маркиз де Ласи похитил Маргариту де Пон. Но г-н Шаламбель, усыновленный этим последним, усиленно домогался и наконец добился-таки разрешения министра юстиции носить имя и принять герб человека, законным наследником всего имущества которого он являлся.
Несколько месяцев спустя, как припомнит читатель, новый маркиз женился на баронессе де Мор-Дье. Вспомним обстоятельства, при которых это случилось. Почтовая карета г-на де Шаламбеля сломалась в нескольких сот шагов от замка, где жила молодая вдова. Раненого молодого человека, бывшего в обмороке, перенесли к ней в замок, и он остался там неделю, другую, наконец, третью. В это время пришло печальное известие о смерти г-на де Верна, усыновленного покойным бароном де Мор-Дье, человека, которому баронесса должна была передать все имущество покойного в ущерб того, кто носил его имя, назывался его сыном, но в жилах которого не было ни капли крови барона.
Смерть де Верна сильно поразила молодую женщину, но когда первое отчаяние миновало, она увидала у ног своих г-на Шаламбеля, сочувствовавшего ее горю и говорящего ей о будущем и о своей привязанности, и даже осмелившегося сказать, что он любит ее… Госпожа де Мор-Дье была молода и в жизни любила только своего старого мужа; она была одинока на свете и в первый раз испугалась этого одиночества, с которым думала было примириться… Затем г-н Шаламбель, которого с этих пор мы будем называть Фларом, говорил так обольстительно, бросал на нее такие жгучие взгляды… что госпожа де Мор-Дье согласилась наконец сделаться счастливой.
Прошло уже семь лет с тех пор, как баронесса де Мор-Дье получила у подножия алтаря имя маркизы де Флар-Монгори. Для нее эти семь лет пронеслись как счастливый сон, не омраченный ни одной ссорой, ни малейшим облачком. Де Флар был самым лучшим супругом и обожал свою жену. Госпоже де Флар должно было вскоре исполниться тридцать пять лет, но время, казалось, забыло ее. Ни одной морщинки не было видно на ее челе; ее улыбка носила отпечаток юношеской свежести, а в глазах светилась та почти детская меланхолия, которую так любил покойный барон де Мор-Дье. От этого союза, казалось, благословенного самим Богом, родились две маленькие девочки, розовенькие, белокурые и прекрасные, как ангелы, спустившиеся на землю. Через шесть месяцев после вступления в брак г-н де Флар выплатил миллион сыну, лишенному наследства, барону де Мор-Дье, который, подобно ему, принадлежал к числу членов общества «Друзей шпаги». Спустя год ужасное общество распалось.
Счастье и богатство, казалось, соединились воедино, чтобы сопутствовать в жизни г-ну Шаламбелю, ставшему одновременно маркизом де Фларом, миллионером, счастливым супругом баронессы де Мор-Дье и отцом двух прелестных малюток.
Но это было еще не все; счастье сопутствовало маркизу и в общественной жизни. Он был честолюбив. Как депутат и знаменитый оратор, молодой маркиз пользовался громадным успехом, защищая с трибуны существующий строй, – вещь в то время довольно трудная. Упоенный первой победой своего красноречия, он был вполне уверен, что займет место на скамье Люксембургского дворца.
Однажды вечером, в ноябре 184… года, то есть несколько дней спустя после того, как мы видели Фульмен, увозившую с собою лорда Г. от его гостей из «Золотого Дома», маркиз де Флар-Монгори – весь Париж признал за ним это имя – около полудня выехал из дома в парадной карете. Молодой депутат отправился в N-ское посольство, чтобы получить орденские знаки командора, которые ему пожаловал иностранный монарх и которые его посланник должен был вручить маркизу с обычным церемониалом. Отель посольства находился за Сеной, на улице, смежной с Дворцом юстиции. На мосту Согласия карету маркиза задержало громадное скопление экипажей. Кучеры приостановили лошадей, и маркиз, которого ждали ровно в двенадцать часов и который знал, что точность обязательное качество дипломата и вообще каждого политического деятеля, приказал слуге вернуться обратно, ехать вдоль набережной и переправиться через мост Рояль, что было бы гораздо скорее, чем ждать, пока восстановится движение экипажей.
Кучер повернул обратно и пустил лошадей во всю прыть мимо Тюильрийского дворца; но на равном расстоянии между двух мостов шикарный экипаж встретился с роспусками, нагруженными железом, которые в Париже едут всегда с таким ужасным грохотом, что раздражают нервы. Одна из лошадей собственного экипажа испугалась, закусила удила и взбесилась, вожжи порвались, и карета ударилась дышлом в перила набережной, а испугавшаяся лошадь упала, сломав при этом себе ногу. Маркиз вышел из кареты, передок которой разбился, немного взволнованный, но совершенно невредимый. Ни кучер, ни лакей не были ранены.
– Решительно, – прошептал маркиз, вынимая часы, – я родился под счастливой звездой. Я отделался одним страхом.
Было без четверти двенадцать.
«Не надо, однако, забывать, – прибавил он про себя, – что его превосходительство назначил мне явиться ровно в полдень.
Нельзя заставлять ждать посланника».
И маркиз, нисколько не заботясь о том, что придется убить лошадь, стоящую две тысячи экю, и еще менее беспокоясь, как человек богатый, что ему придется изменить свои привычки к роскоши, сел в проезжавшую мимо наемную карету и приказал кучеру:
– Шесть луидоров на чай: в N-ское посольство! Кучер хлестнул клячу и приехал на место в пять минут первого.
«Опоздать на пять минут и приехать в наемной карете, – подумал де Флар, – это непростительно! Мне придется рассказать посланнику о своем приключении».
Но маркизу не пришлось слишком долго восхвалять свою счастливую звезду. К нему вышел швейцар и сказал:
– Его превосходительство сильно заболел сегодня ночью и просит г-на маркиза отложить аудиенцию на завтра.
– Ах! – прошептал маркиз. – Это очень кстати. Когда де Флар выезжал из двора посольства, какой-то человек входил туда. Маркиз был в карете, а тот пешком. На пешеходе был надет длинный сюртук, застегнутый до подбородка, и все в его лице и в его костюме указывало на то, что он служит в военной службе; поношенный и побелевший по швам сюртук, побуревшая шляпа и немного стоптанные сапоги, казалось, свидетельствовали о нищете, которую тщетно стараются скрыть.
Взгляды молодого человека и маркиза встретились. Пешеход вскрикнул от удивления. Маркиз вздрогнул и не мог скрыть своей досады.
– Ба! – воскликнул пеший, сделав знак кучеру остановиться и подойдя и протягивая руку маркизу. – Это вы, Шаламбель?
Маркиз покраснел и пробормотал:
– Ах! Это вы, барон…
– Я самый, дорогой маркиз. Простите, что назвал ваше прежнее имя, но это по старой привычке. Я все забываю, что вы де Флар-Монгори.
Маркиз улыбнулся и сделал при этом гримасу.
– Да, его превосходительство должен был сегодня передать мне орденские знаки…
– Ах, совершенно верно! Я видел вашу фамилию в газетах.
– Но, – поспешил прибавить маркиз, – его превосходительство сегодня утром почувствовал себя сильно нездоровым, и благодаря этому моя аудиенция отложена.
– Вы в хороших отношениях с посланником?
– В наилучших.
– Может быть, вы можете оказать мне услугу?
– Располагайте мною…
– Хорошо, подождите, – сказал пешеход, отворяя дверцу кареты и садясь рядом с де Фларом, который не решился возразить. – Я наскоро изложу вам свое дело.
– Говорите, барон…
– Но, во-первых, куда мы едем?
– Я намеревался вернуться домой.
– Черт возьми! Вы извините меня, если я не поеду с вами: бывшая госпожа де Мор-Дье, моя мачеха, а теперь ваша законная супруга, чересчур боится меня.
– Кучер, – приказал де Флар, опустив стекло в карете, – поезжайте шагом.
Карета снова пустилась в путь.
– Какую услугу я могу оказать вам? – спросил маркиз.
– Вы можете рекомендовать меня посланнику.
– Вы желаете служить по дипломатической части?
– Нет, – возразил барон, – я желал бы снова отправиться служить за границей. Когда я спустил миллион, знаете, тот, на что понадобилось немало времени, я надел капитанские эполеты турецкой армии. Султан лишил меня своей милости, и я поспешил уехать, чтобы избегнуть веревки, которую немой приносит на красном блюде.
– А теперь вы хотели бы…
– Поступить на службу в имперскую армию, которая должна воевать с Мексикой.
– Хорошо, – сказал Шаламбель, ставший теперь маркизом де Флар-Монгори, – рассчитывайте на меня… посланник ни в чем мне не отказывает. Постараюсь сделать вас полковником.
– Спасибо.
Де Флар, которого встреча с бароном де Мор-Дье очень мало обрадовала, поспешил подать ему руку, надеясь, что после этого он оставит его одного.
– Вы счастливы, маркиз?
– Очень.
– Вы богаты, это правда?
– Слишком богат.
– Ваше честолюбие удовлетворено?..
– Даже с избытком; но не в этом мое единственное счастье. Я люблю свою жену и любим ею. У меня двое детей, которых я обожаю… И вы видите, – прибавил маркиз с самодовольством человека, которому все улыбается, – мне так везет, что сейчас только я вышел здрав и невредим из разбитой кареты, благодаря чему опоздал в посольство – непростительная ошибка с моей стороны.
– И вам сообщили, что аудиенция отложена?
– Да.
– Маркиз, – серьезно сказал барон, – вас никогда среди вашей счастливой жизни не охватывала никакая страшная мысль?
– Никогда.
– Вы верите в Бога?
– Я отчасти… скептик.
– А верите вы в возмездие как в предопределенное наказание… в случай?
– Случай – пустое слово.
– А… вот как! Однако, – спросил барон, – вы забыли прошлое?
– Почти.
– Как! Вы забыли, какой ценою купили ваше счастье? Ироническая улыбка, появившаяся на губах у барона, заставила вздрогнуть де Флара. – Вы неблагодарны, маркиз.
– Неблагодарен?
– Да.
– Почему?
– Разве вы забыли «Друзей шпаги»?
– Я пытаюсь забыть… и даю слово, что мне это удастся.
– То есть ни тень де Верна, ни маркиза де Монгори, ни барона де Рювиньи, ни даже тень бедного Гонтрана, которого д'Асти убил, чтобы послужить общему делу, не мешают вам спать?
– Но ведь не я же их убил!
– Это верно, но их убили ради вас…
– Ах вот что! – процедил маркиз. – Но я слишком счастлив, чтобы чувствовать угрызения совести.
Барон покачал головой.
– Послушайте, маркиз, знаете ли вы, сколько нас было?
– Семеро.
– Трое уже умерли.
– Трое?
– Сначала Гонтран.
– Хорошо, затем?
– Затем Гектор Лемблен.
– Как… и он умер?..
– Уже год.
– Но… как? И где?..
– В замке Рювиньи; он был убит на дуэли неизвестно кем…
– А… третий?
– Д'Асти.
– Шевалье умер?
– Полгода назад, в Бадене, тоже пораженный неизвестным лицом шпагой в горло.
Маркиз вздрогнул, и несколько капель пота выступило у него на лбу.
– Ах! – вздохнул барон, отворил дверцу кареты, протянул руку маркизу и соскочил на набережную, сказав: – Берегитесь! Дорогой мой, я начинаю верить в то, что сказано в Писании: «Поразивший мечом от меча и погибнет». Вы счастливы, маркиз, но ваш час может пробить…
– Берегитесь, – повторил он с печальной и иронической улыбкой, приведшей в ужас маркиза…