Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Трансформация
Из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм.
Рядом с местом моей работы есть парк. Вишни и вязы, растущие в нем, словно по волшебству, меняются в течение года. Когда у меня есть несколько свободных минут, я присаживаюсь на скамейку и любуюсь ими. Зимой случаются бури, и за последние годы несколько самых высоких вязов повалило ветром. Когда они падают, на месте их корней остаются глубокие ямы, будто бы вырытые под гроб. Ближе к Пасхе ветви окутывает такой чарующий зеленый цвет, что я начинаю понимать, почему его иногда называют райским. Весной с цветущих вишен на траву сыплются лепестки, и, если вы прогуляетесь под ветвями, вас с головы до ног покроет розовое великолепие. Летний воздух кажется спелым и плотным; повсюду барбекю, дети, играющие на покрывалах в тени деревьев, и акробаты, прыгающие через веревку, натянутую между стволами. Однако мое любимое время года – осень, когда небо кажется высоким, а воздух – чистым и хрупким. Мне нравится, когда мои ноги утопают в темно-красных, коричневых и золотых листьях. Я наблюдал за этим парком около 25 лет: он расположен рядом со школой медицины, где я учился.
На первом году обучения, когда мне было 18, я шел по этим листьям на занятие по биохимии. Я никогда не забуду его. На лекции я узнал о том, что воплощало в себе сложность, связность и даже чудо жизни. Начало занятия предвещало неладное: на стену была спроецирована сложная схема молекулы гемоглобина. Преподавательница объяснила, что химическое вещество под названием порфириновое кольцо, связывающее кислород с эритроцитами, необходимо как для гемоглобина в крови, так и для хлорофилла в листьях, поглощающего солнечную энергию.
Молекулярная структура, проецируемая на стену, напоминала четырехлистный клевер, причем «листья» порфирина соединялись между собой конструкциями чуть ли не готической сложности. В сердце каждого из четырех «листьев», словно в колыбели, находился лавово-красный атом железа.
Она объяснила, что, когда кислород попадает в центр каждого «листа», он краснеет, подобно осеннему клену, а когда кислород выходит, становится фиолетовым. Сплошная биохимия. «Однако это не статичный процесс, – сказала преподавательница, – а динамичный и живой». Связывание с кислородом преобразует «колыбель» атома железа; напряжение этой реакции тянет крошечный атомный рычаг, сгибающий «колыбели» остальных трех «листьев», стимулируя большее потребление кислорода. В тот раз я впервые осознал, как удивительна биохимия. Настолько же поразительна, насколько должна быть очевидна: от хлорофилла к гемоглобину молекулы взаимодействуют друг с другом, чтобы поддерживать жизнь.
По словам преподавательницы, благодаря порфиринам на Земле возможна жизнь в привычной нам форме.
Глядя на диаграмму, я пытался представить миллиарды молекул своего собственного гемоглобина, которые меняют форму, собирая кислород у меня в легких с каждым моим вдохом. Затем биение моего сердца толкает реки крови к мозгу, мышцам, печени, где то же самое происходит в обратном порядке. Эта трансформация казалась мне такой же жизненно необходимой и непреходящей, как ежегодный рост и опадание листьев. Мне казалось невероятным, что все это происходит внутри моего тела секунду за секундой.
«Чем больше ткани нуждаются в кислороде, тем больше кислот в них накапливается, – продолжила преподавательница. – Кислотность заставляет гемоглобин доставлять ровно столько кислорода, сколько требуется». Это было второе открытие за утро: кровь удивительным образом настроена на то, чтобы восполнять потребность в кислороде на всех участках тела. Она начала объяснять, каким образом гемоглобин плода слегка повышается, чтобы привлечь больше кислорода по плаценте от матери, но я был так поражен первыми двумя открытиями, что практически ее не слушал.
Я чувствовал, как воздух пронизывается почтением, сменяющимся радостью; факт существования такого равновесия внутри хаоса химии организма казался мне удивительно прекрасным, но одновременно пугал своей неизбежностью.
Тема трансформации – одна из древнейших в литературе и искусстве: еще две тысячи лет назад древнеримский поэт Овидий в «Метаморфозах» изобразил природу и человечество как бурлящий водоворот, где все живое и неживое попадает в циклы перемен: «Словно податливый воск, что в новые лепится формы, не пребывает одним, не имеет единого вида, но остается собой, – так точно душа, оставаясь тою же, – так я учу, – переходит в различные плоти». Овидий завершил поэму словами о братстве всего живого и страстным призывом относиться к любым существам с состраданием. Сострадание находится в сердце врачебной практики: медицину можно описать как союз науки и доброты. Эта книга отдает дань динамизму и преобразованиям в человеческой жизни.
Слово «пациент» означает «страдающий», и заниматься медициной – значит искать способы облегчить человеческие страдания.
Величественная кавалькада космоса разворачивается перед нами в своей эволюции: Вселенная расширяется, спираль Галактики раскручивается, Земля вращается вокруг своей оси, и Луна становится все дальше с каждым годом. Благодаря наклону оси нашей планеты мы наблюдаем смену времен года; более триллиона приливов уже омыли берега Земли. «Ничто не остается прежним» – это прописная истина, которая может восприниматься одновременно как проклятие и как благословение. «Нельзя дважды войти в одну реку», – писал Гераклит, и наши тела постоянно обновляются, подобно берегам реки.
Жить – значит претерпевать постоянные изменения. Наши границы податливы: их формируют и меняют элементы нашего окружения. Речная вода когда-то была морскими брызгами; в следующем году она уже может течь в крови вашего соседа. Вода в вашем мозге когда-то выпала дождем на древние равнины и смешалась с водами давно исчезнувших океанов. С этой точки зрения, само тело – стремительный поток или горящий огонь: ни один из моментов не будет таким же, как другой. Во время роста, восстановления, адаптации и старения наши тела неизбежно меняют форму, а во время сна, запоминания и обучения то же самое происходит и с нашим разумом. От кризисов, переполняющих нас эмоциями, до перемен, происходящих от зачатия и до смерти; посредством нейронных потоков, связывающих сознание с изменениями, происходящими под влиянием силы воли и решительности, мы воплощаем собой перемены.
Метафора перемены интересует меня как писателя, это занимало поэтов, художников и мыслителей на протяжении тысячелетий. Как врач я заинтересован в том же, потому что заниматься медициной – значит искать положительные изменения, пусть даже незначительные, в разумах и телах моих пациентов.
