Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
X. Заложники
Миновал июль, наступил август. По Франции пронеслось какое-то веяние героизма и свирепости. Два привидения только что мелькнули на горизонте: Марат с ножом в боку и Шарлотта Кордэ без головы; все вокруг принимало ужасающие формы. Что касается Вандеи, то, потерпев поражение в большой войне, она стала ограничиваться малой войной, партизанской, но, как мы уже говорили выше, еще более опасной. Война эта, так сказать, рассеялась теперь по лесам. Большая вандейская «католическая и королевская» армия потерпела несколько неудач; в силу декрета Конвента в Вандею была послана Майнцская армия; восемь тысяч вандейцев пали при Ансени; вандейцев прогнали из-под Нанта, из Монтегю, из Туара, с острова Нуармутье, из Шолле, Мортаня и Сомюра; они уже не могли держаться в Шатильоне; вынуждены были очистить Портенэ, Клиссон, Шатильон; потеряли знамя при Сент-Илере, они были разбиты при Порнике, при Сабле, Фонтенэ, Дрэ, Шато-д’О, Пон-де-Сэ, им угрожали в Люсоне, их оттеснили от Ла-Шатеньерэ, обратили в бегство под Рош-сюр-Ионом. Но зато, с другой стороны, они угрожали Ла-Рошели, а в Гернсейских водах стоял английский флот под командованием адмирала Крэга, на котором, кроме довольно значительного числа французских морских офицеров, был десант, состоявший из нескольких английских полков, который ждал только сигнала маркиза Лантенака, чтобы высадиться на берег. Эта высадка могла влить новые силы в роялистское восстание. Питт был человек коварный. Впрочем, коварство составляет такую же часть политики, как кинжал составляет часть полного вооружения. Питт заносил кинжал над нашей страной и изменял своей, ибо бесчестить свое отечество – значит изменять ему; при нем и благодаря ему Англия вела своего рода пунические войны: она шпионила, обманывала, лгала; она не брезгала браконьерами и фальшивомонетчиками; она стала мелочной в своей ненависти; так, например, она захватывала всюду, где только было возможно, французское сало, стоившее пять франков фунт. В Лилле захвачен был один англичанин, при котором нашли письмо Прайджента, агента Питта в Вандее, содержавшее в себе, между прочим, следующие строки:
«Прошу вас не жалеть денег. Мы надеемся на то, что убийства будут совершаться с должной осторожностью. Переодетые священники и женщины наиболее пригодны для этой цели. Пошлите шестьдесят тысяч фунтов стерлингов в Руан и пятьдесят тысяч в Каэн».
Письмо это было прочитано Барером386 на заседании Конвента 1 августа. Ответом на это коварство послужили жестокости Паррена и позднее варварство Каррье. Мецские и марсельские республиканцы требовали, чтобы им позволили идти против бунтовщиков. Особым декретом Конвента приказано было сформировать двадцать четыре саперные роты для уничтожения всех изгородей и плетней в Бретани. Словом, был неслыханный кризис. Война прекращалась в одном месте только для того, чтобы возобновиться в другом. «Не давать пощады! Не брать пленных!» – раздавалось с обеих сторон. Ужасная и мрачная страница истории!
В августе месяце Тургский замок был осажден. Однажды вечером, когда уже зажглись звезды, среди полусвета ясной летней ночи, когда в воздухе было так тихо, что не шелестел ни один лист, не колебалась ни одна былинка на лугу, среди тишины надвигавшейся ночи вдруг раздался звук трубы. Раздался он с верхушки башни. Ответом на этот звук был звук рожка, раздавшийся у подножия башни.
На башне стоял только один вооруженный человек; внизу, у ее подножия, был целый лагерь. Среди темноты, окутывавшей Тур-Говэн, можно было различить какие-то двигающиеся в разных направлениях черные фигуры. Здесь был разбит лагерь. Кое-где, под деревьями и среди вереска плато, горели огни, издали похожие на светляков, как будто земля, завидуя небу, тоже пожелала засветиться звездами – печальными звездами войны и разрушения. Со стороны возвышенности лагерь раскинулся до самой долины, а со стороны леса углублялся в чащу. Тургский замок был обложен со всех сторон. Количество бивуачных огней показывало, что число осаждающих было довольно значительно. Лагерь тесно обложил цитадель, простираясь со стороны башни до самой скалы, а со стороны моста до самого рва.
Вторично раздался звук трубы, которому вторил звук рожка. Труба, очевидно, спрашивала, а рожок отвечал. Голосом трубы башня спрашивала бивуак: «Можно ли переговорить с вами?», а лагерь рожком отвечал: «Да».
В те времена, так как Конвент отказался признавать вандейцев воюющей стороной и так как декретом Конвента были запрещены переговоры с «разбойниками» через парламентеров, то приходилось прибегать к разным уловкам для сношений, допускаемым международным правом при обычной войне, но не допускаемым при войне гражданской. Поэтому и приходилось прибегать к таким изворотам, как, например, к диалогу между крестьянской трубой и военным рожком. Первый сигнал имел только целью вызвать внимание противной стороны, второй ставил вопрос: «Желаете ли вы слушать?» Если на этот второй сигнал рожок не давал ответа, то это означало отказ, если же он отвечал, то это означало согласие или, другими словами, перемирие на несколько минут.
Так как рожок ответил на второй сигнал, то человек, стоявший на верхушке башни, заговорил. Вот что услышали люди, бывшие внизу, в лагере:
– Слушайте меня! Я – Гуж ле Брюан, по прозвищу «Истребитель синих», потому что я отправил на тот свет многих из ваших, а также «Иманус», «Леший», потому что я истреблю их еще большее число, чем истребил до сих пор. При нашем нападении на Гранвилль кто-то из ваших отрубил мне палец сабельным ударом, а в Лавале вы казнили на гильотине моего отца, мою мать и мою восемнадцатилетнюю сестру Жаклин. Вот кто я!
Я обращаюсь к вам от имени господина маркиза Говэна де Лантенака, виконта Фонтенэ, бретонского принца, владетеля семи лесов, моего господина.
Знайте, во-первых, что господин маркиз, прежде чем запереться в этой башне, в которой вы его держите в осаде, поручил ведение военных действий шести предводителям, своим помощникам: он оставил Дельера в местности между Брестской и Эрнейской дорогами; Третона – в местности между Ла-Роэ и Ла-Валем; Жакэ, по прозвищу Тайльфера, – на границе Верхне-Мэнской провинции; Голье, по прозвищу Гран-Пьер, – в Шато-Гонтье; Леконта – в Краоне, Дюбуа-Гюи – в Фужере, а всю Майенскую провинцию он поручил господину Рошамбо. Таким образом, вы ничего не выиграете, взяв эту цитадель, и даже если господин маркиз умрет, Вандея, преданная Богу и королю, не умрет.
Я счел нужным предупредить вас об этом. Господин маркиз здесь, возле меня; я лишь передаю его собственные слова. А теперь не шумите и слушайте, что я вам скажу дальше.
Не забывайте того, что война, которую вы ведете против нас, – война несправедливая. Мы, мирные обитатели нашей провинции, сражаемся честно; мы люди простые и бесхитростные; мы живем по-божески и никого не трогаем. На нас напала республика, она потревожила нас в наших селениях, она сожгла наши дома и жатвы, разрушила наши фермы, и наши жены и дети вынуждены были босиком бродить по лесам, когда еще не наступала весна.
Вы, слушающие меня, вы, точно зверей, преследовали нас в лесу и теперь осаждаете нас в этой башне; вы убили или разогнали тех, кто присоединился к нам; вы имеете при себе артиллерию; вы присоединили к вашему отряду гарнизоны Мортена, Барантона, Тельеля, Ландови, Эврана, Тентениака и Витрэ, так что теперь вас всех, нападающих на нас, здесь не менее четырех с половиной тысяч человек, а нас, защищающихся, здесь всего девятнадцать. Но у нас достаточно съестных и военных припасов.
Вам удалось подвести мину и взорвать часть нашей скалы и часть нашей стены. Таким образом, в башне образовалось отверстие, брешь, в которую вы можете войти, хотя она и очень узка и хотя над ней все еще высится грозная, несокрушимая башня.
Теперь вы готовитесь к приступу. Но мы – во-первых, господин маркиз, бретонский принц и светский приор аббатства Святой Марии в Лантенаке, в которое королева Иоанна387 внесла вклад на вечное поминовение с тем, чтобы там каждый день неукоснительно служилась обедня, и другие защитники башни, в том числе господин аббат Тюрмо, иначе называемый Гран-Франкер, товарищ мой Гинуазо, начальник Зеленого лагеря, другой мой товарищ Зимний Певец, начальник Овсяного лагеря, товарищ мой Ла-Мюзент, начальник Муравьиного лагеря, и я, крестьянин, уроженец Даона на речке Мориандр, – мы все объявляем вам следующее. Прислушайтесь!
В наших руках находятся три пленника – трое детей. Дети эти усыновлены одним из ваших батальонов, значит, это – ваши дети. Мы предлагаем возвратить вам этих трех детей, но с тем условием, чтобы вы предоставили нам свободный выход из башни.
Если вы откажетесь от этого нашего предложения, то слушайте: вы можете атаковать башню только двумя способами, – или через пролом, со стороны леса, или через мост, со стороны холма. Здание на мосту – трехъярусное. В нижний этаж я, Иманус, говорящий с вами, велел поставить шесть бочек смолы и сто пуков сухого вереска; в верхнем этаже навалена солома, а в среднем хранятся книги и бумаги. Железные ворота между мостом и башней заперты и ключ от них у господина маркиза; я же просверлил в полу под воротами отверстие и провел через него пропитанный серой фитиль, один конец которого опущен в одну из смоляных бочек, а другой – находится у меня под рукой, в самой башне, и я могу зажечь его, когда мне заблагорассудится. Если вы откажетесь нас выпустить, мы поместим троих детей во второй этаж мостового здания, между ярусом, в который проведен фитиль и где хранится смола, и тем, в котором сложена солома, затем мы запрем за ними железные ворота. Если вы поведете атаку со стороны моста, то вы сами подожжете здание; если вы поведете ее со стороны пролома, то его подожжем мы; а если вы поведете ее одновременно и со стороны моста и со стороны пролома, мы подожжем его сообща; но в любом случае трое детей погибнут.
Теперь от вас зависит – принять наше предложение или отвергнуть его. Если вы его примете, мы немедленно уходим; если вы его отвергнете, дети умрут. Выбирайте!
Человек, говоривший с высоты башни, замолк. Снизу раздался голос:
– Мы отказываемся.
Голос этот был решителен и резок. Другой голос, менее резкий, но тоже твердый, добавил:
– Мы даем вам двадцать четыре часа для безоговорочной капитуляции.
Наступило молчание. Наконец тот же голос продолжал:
– Если завтра, в этот час, вы не сдадитесь, мы начнем против вас приступ.
– И тогда никому не будет пощады, – добавил первый голос.
На этот резкий голос отозвался другой голос с крыши башни. Между двух ее зубцов просунулась высокая фигура, в которой при свете звезд можно было узнать грозную фигуру маркиза Лантенака, и фигура эта, как бы ища кого-то в темноте, воскликнула:
– Как, это ты, поп?
– Да, это я, изменник! – ответил снизу грубый и резкий голос.
