Они здесь! (сборник)

4. Угол падения равен…

Всё утро Ватшин читал фантастику отечественных авторов, выискивая интересные гипотезы и предположения.

После знакомства с анксами перед Новым годом ему предложили стать аналитиком литературных произведений, чьи авторы высказывали конструктивные идеи в области ксенопсихологии и контактологии, которые «Застава» могла бы взять на вооружение.

За месяц Ватшин прочитал около двадцати романов и столько же рассказов молодых писателей, однако до сих пор ничего существенного не обнаружил. Герои романов в большинстве случаев воевали: либо в космосе, либо в придуманных фэнтезийных «колдовских» мирах, либо занимались сексом. Ни о романтике, ни о научных достижениях речь в них не шла. Поэтому Константин начал постепенно разочаровываться в современной фантастической литературе, зато с удовольствием читал классику и даже посоветовал своему непосредственному начальнику Дэну (так его звали все) почитать Стругацких, выдавших ещё в середине двадцатого века немало неординарных идей. Чего только стоила гипотеза контрамоции – ступенчато-отрицательного перемещения во времени, высказанная классиками в повести «Понедельник начинается в субботу».

К обеду Ватшин осилил роман нынешнего лидера отечественной фантастики Ника Дьяволенко. Сам он, конечно, сомневался в лидерстве переселенца из Дагестана, бывшего врача-гинеколога, использующего чужие идеи в силу своей научной некомпетентности, однако у Дьяволенко сложилась огромная диаспора почитателей его «таланта», вечно торчащих в Интернете, с которыми он тусовался везде, где только можно, не брезговал поить их за свой счёт, а они платили ему взаимностью, голосуя за любимого автора на всех конвентах фантастики, вручая ему всевозможные литературные премии. Что именно он написал, не имело для них никакого значения.

Ватшин в своё время переживал, что ему премий достаётся меньше, так как считал, что пишет лучше. Потом пришло понимание ситуации, и переживать он перестал. Зато мог объективно оценить творчество коллег и жаждал одного – не славы, но признания читателей. А с этим у него всё было хорошо.

Роман Дьяволенко его не то чтобы разочаровал (детский лепет на лужайке, милый и необязательный), но и не задел. Научных открытий, равно как и психологической достоверности развёрнутого писателем мира, он не принёс. Как сказала Люся, с трудом осилившая половину романа: гинеколог так и остался гинекологом в каждой строчке произведения. А это уже пахло клиникой. Недаром же он выпустил два десятка книг с другими авторами: своего воображения явно не хватает.

– А у меня хватает? – поинтересовался Ватшин.

– Ещё как! – поцеловала его жена.

Кто-то позвонил в дверь.

– Открой, милый, – попросила Люся, засевшая в ванной.

Ватшин нехотя оторвался от стола.

Зазвонил мобильный.

Он сделал шаг к двери, но вернулся к столу, поднёс к уху новый айфон:

– Слушаю.

– Константин Венедиктович?

– Кто это?

– Солома.

– Приветствую.

– Вы один?

– Нет, Люся дома, в… э-э, занята. А что? Подождите, открою, в дверь кто-то звонит.

– Ни в коем случае не открывайте! Спрячьтесь подальше от двери, не отвечайте!

– Что случилось? – удивился Ватшин.

– Потом объясню. – В трубке заиграла мелодия отбоя.

По спине Ватшина протёк холодный ручеёк страха. Он поёжился. Одно дело – писать о приключениях крутых героев, другое – стать самому таким же крутым и бесстрашным. А к этому он готов не был, подумав мимолётно, что в квартиру вполне могли позвонить киллеры.