Машина пространства. Опрокинутый мир

Глава VII. Мы раскрываем истину

1

Довольно долгое время мы лежали тихо, не шевелясь. Хотя Амелия и постаралась выбрать самые сухие растения, мы вскоре обнаружили, что под тяжестью наших тел они все равно сочатся влагой. К тому же малейшее движение – и к нам проникали струйки наружного воздуха. Правда, я ухитрился немного подремать, но за Амелию не ручаюсь. Разбуженный холодом, который предательски подкрался к моим ногам, я понял, что она совершенно закоченела.

– Эдуард, неужели нам суждено умереть здесь? – только и спросила она.

– Не думаю, – ответил я без промедления. Признаться, минувшим днем подобная перспектива мне и самому приходила в голову, и я попытался заранее найти какие-то аргументы в утешение Амелии. – Не может быть, чтобы нам оставалось далеко идти.

– Но мы погибнем от голода!

– У нас еще есть шоколад. И, как вы справедливо заметили, сок этих растений питателен.

По крайней мере, это была правда: мой желудок настоятельно требовал твердой пищи, однако с тех пор, как я рискнул выпить соку, сил у меня заметно прибавилось.

– Если не от голода, то от холода. Долго я не выдержу.

Ее била дрожь, и я не мог не слышать, как во время разговора у нее стучат зубы. Наш бивуак пока что не оправдывал надежд.

– Пожалуйста, разрешите мне, – сказал я и, не дожидаясь ее согласия, придвинулся к ней и обнял ее за шею. Отпор, полученный накануне, еще не изгладился из моей памяти, и я испытал облегчение, когда Амелия с готовностью припала головой к моему плечу и положила руку мне на грудь. Тогда я приподнял колени, чтобы дать ей возможность поджать ноги. Но, устраиваясь поудобнее, мы невольно потревожили накрывающее нас одеяло листвы и потратили немало времени, прежде чем сумели вновь расправить его.

Наконец, мы успокоились, силясь хотя бы восстановить то относительное тепло, каким располагали поначалу. Минуты шли за минутами – мы молчали, пока наша близость не стала сказываться и я не почувствовал себя немного уютнее.

– Эдуард, вы спите? – спросила Амелия совсем тихо.

– Нет, – отозвался я.

– Мне все еще холодно. Может, надо встать и нарезать еще листьев?

– По-моему, лучше просто лежать и не шевелиться. Тепло придет само собой.

– Обнимите меня.

То, что последовало за этой в общем-то невинной просьбой, я не сумел бы представить себе даже в самых смелых мечтах. Повинуясь порыву, я привлек Амелию к себе, в ту же секунду она обвила меня руками, и мы очутились в объятиях друг друга – настолько тесных, что я отбросил всякую осторожность.

Щека Амелии была прижата к моей щеке, и я вдруг ощутил, что эта бархатная щека ласково трется о мою! Я ответил тем же – и тут понял, что любовь и страсть, которые я так старательно подавлял в себе все это время, вот-вот выйдут из-под контроля. В глубине души я знал наперед, что позже пожалею о своей несдержанности, но тут же забыл об этом: мои чувства требовали немедленного выхода. У самых моих губ оказался изгиб девичьей шеи, и, не пытаясь более противостоять судьбе, я прижался к этому нежному изгибу и поцеловал его с отменной пылкостью. Амелия в ответ обняла меня еще крепче, и мы оба совершенно перестали заботиться о сохранности нашего убежища.

Я чуть-чуть отстранился, Амелия повернула ко мне лицо и прильнула губами к моим губам. Я ответил так горячо, что чуть не задушил ее. Когда мы наконец прервали затянувшийся поцелуй, наши лица разделяли какие-нибудь полдюйма, и тогда я сказал с непритворной убежденностью:

– Я люблю вас, Амелия.

Она не отозвалась, лишь опять привлекла меня к себе, и мы снова целовались как безумные, не в силах остановиться. Амелия была для меня всем, мироздание словно прекратило существовать, и по крайней мере на время я совершенно перестал замечать необычность окружающей обстановки. Я хотел одного – чтобы так продолжалось вечно. И Амелия, судя по ее реакции, разделяла мои чувства.

И вдруг она отдернула руку, отвернулась от меня и громко заплакала.

Возбуждение разом спало, и я ощутил огромную усталость. Я как бы упал откуда-то с высоты, уткнувшись лицом во впадинку между шеей Амелии и ее плечом. Это продолжалось бесконечно долго: мы не шевелились, я дышал болезненно, с трудом, и мое дыхание в замкнутом пространстве обдавало меня жаром. Амелия плакала, и слезинки, капая у нее с виска, стекали одна за другой по моей щеке.