ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

НОВЫЕ ЛИЦА

– На Смоленской дороге туман, туман, туман… – в тихой задумчивости пропел сыщик. Он прикрыл глаза, чтобы не видеть раздражавшую угольно-черную поверхность экрана и пытался найти хоть один аргумент, хоть маленький намек для объяснения того необъяснимого, что положило конец его, в меру спокойного периода жизни.

Неожиданно в памяти всплыло имя Конан Дойла. И вовсе без всякой связи с коллегой Шерлоком Холмсом. Владимир вспомнил прочитанное недавно коротенькое послание сэра Артура редактору журнала «Лайт» о незаконченном романе Чарльза Диккенса «Тайна Эдвина Друда»: у писателя во время спиритического сеанса был «контакт» с самим великим Диккенсом!

Классик сообщил Дойлу о Друде:

«Сожалею, что пришлось уйти прежде, чем я вызволил его из беды. Бедняга был вынужден пережить тяжелое время. Я всегда полагал, что вы направите Холмса по его следу. Не знаю, что лучше – раскрыть вашу тайну или оставить тайну нераскрытой».

«Странно, что я, читая воспоминания Конан Дойла, даже не дал себе труда задуматься над этим фактом. Ведь сэр Артур серьезный романист и историк! Шарлатанов английские короли не возводят в рыцарское достоинство. Вот, например, ныне царствующая королева не удостоила сочинительницу несусветной лабуды про Гарри Поттера звания баронессы! И правильно сделала». – Фризе считал, что романы английской «сказочницы» действуют на детские головы посильнее марихуаны. Погружают в мир грез, из которого непросто выбраться – ведь в нем не на кого опереться, не к кому обратиться с молитвой.

А вот Конан Дойла удостоили чести стать сэром, несмотря на то, что он всему миру поведал, как общался с великими покойниками Оскаром Уайльдом, Джеком Лондоном и Гарди. При свидетелях общался! Да и со своими умершими родственниками он имел постоянную связь! Прежде всего, с горячо любимым братом.

Королевская милость, считал Владимир, как знак качества. Она подтверждала, что и в этой, мистической, ипостаси Конан Дойл воспринимался серьезным исследователем, а не фантазером.

«Может, это в порядке вещей – визиты к уважаемым сыщикам выдающихся деятелей прошлого? Только ко мне в гости из загробного царства повадились заглядывать не самые знаменитые персоны. Вот бы Иосиф Виссарионович пожаловал…»

Фризе поежился и пробормотал:

– Это ж, кому рассказать! Никто не поверит! Да и некому.

Но свято место пусто не бывает. Слушатель нашелся.

– Только попробуй! – раздался знакомый голос с экрана. – Откроешь хайло – за пищик возьму!

В гости к сыщику заявился все тот же мужчина, только теперь в обличье пахана.

– С прибытием! – весело сказал Владимир. К нему возвращалось хорошее настроение. Первый глоток слегка ударил ему в голову и настроил на философский лад.

– Вы из какого профсоюза? – деловито поинтересовался Фризе, глотнул еще виски и поставил стакан на пол.

– Заглохни, трёкало. Встрянешь в это дело, волчара, доплывешь в два счета!

– Ваша феня, уважаемый, давно устарела. Никто нынче так не базарит.

– Поучи ученого… Я тебя предупредил.

– А перевозчик у вас по-прежнему в запое? – спросил сыщик с ехидцей и нагнулся, чтобы поднять с пола стакан. – Его не Хароном, кстати, зовут? А река, наверное, Лета? Или Стикс?

– Ошибаешься, терпило. Наша река «уносит все дела людей», а не самих людей! Надо читать хороших поэтов.

– Какие у вас там все умные! – добродушно сказал Владимир. Он захмелел как раз настолько, чтобы любить всех и каждого.

– Ухо отрежу! – пригрозил бандюган. – Левое.

«Почему левое?» – удивился Фризе, но спрашивать не стал. Незачем мелочиться, когда попал в такую передрягу.

– Не хочешь слушать устаревшую феню, поговорим о черных дырах, – неожиданно вежливым тоном предложил собеседник. Но эта вежливость не смогла бы обмануть и красивую блондинку. А сыщик почувствовал, как у него второй раз за последние полчаса по спине пробежали мурашки.

– Сговорились вы, что ли? Мне только что ваш родственничек черными дырами грозил.

– А я разве угрожаю? Предложил хорошую тему для разговора. Черные дыры – это продвинутая тема. Президент даже собирается одному мудриле свою премию за эти дыры присудить. И трех дней не пройдет, как ты в моей правоте убедишься.

– А вам не надо… – Владимир хотел спросить у гостя, не надо ли ему, как его двойнику, экономить энергию. Но тот бесцеремонно отрезал:

– Не надо! И запомни: никаких двойников и родственников у меня нет! Свободного времени мало. – Он нахмурился, выпятил мясистые, чувственные губы: – О чем же с тобой потолковать? Без черных дыр нам все равно не обойтись, но если сегодня у тебя разговор о них вызывает дискомфорт: любимая девушка, можно сказать, в черную дыру свалила, отложим эту тему до следующего раза. Тогда, может быть…

– Ах ты гад! – Фризе швырнул тяжелый стакан, наполовину заполненный виски, в небритую физиономию. Как ни странно, экран выдержал. Но гость с него исчез, наверное, у вора в законе и правда было мало свободного времени.

Человек, которому однажды взбредет в голову описать частного сыщика Владимира Фризе, непременно столкнется с серьезными затруднениями. Люди, которых он попросит дать ему характеристику, – немногочисленные друзья и многочисленные подруги, бывшие и настоящие клиенты, – могут серьезно разойтись во мнениях.

Одни скажут, что Фризе смелый и вспыльчивый, другие – осторожный и педантичный. Ловеласом и женолюбом назовут мужчины, нежным и преданным любовником – женщины.

Портрет героя всегда окрашен в цвета палитры, которую имеет в своем распоряжении критик. Давать оценку другу или врагу – серьезное испытание для того, кто оценивает. Не зря же сказал какой-то мудрец: «Простим нашим врагам их недостатки, а друзьям – достоинства».

…А телик, как ни в чем не бывало, делился с населением очередным выпуском новостей. Новости не радовали: в Ингушетии убили судью. В Москве на три процента выросло количество толстяков. В Краснодарском крае столкнулись пассажирский автобус с маршрутным такси. Врачи называли количество погибших – как всегда разное, и подробно комментировали состояние раненых.

Отдельным блоком шли экономические новости. Небритый, неряшливо выглядевший человек информировал население о том, что относительно показателей прошлого года инфляция снизилась на три десятые процента.

«Ох, уж эта теория относительности! – вздохнул сыщик. – И угораздило же Эйнштейна ее открыть! И никак не найдется другого мудреца, который бы ее отменил».

По поводу теории относительности у Фризе имелось свое, особое, мнение. Некоторым своим гостям, из особого к ним расположения, он демонстрировал теорию относительности на практическом примере. Подводя какую-нибудь гостью к большому окну в кабинете, он показывал ей два уличных термометра, прибитых с противоположных сторон рамы:

– Правый термометр, – говорил он, стараясь придать голосу особую проникновенность, – я называю оптимистическим. Зимой он показывает температуру на два градуса выше, чем левый, пессимистический. Ведь всегда приятно узнать, что на улице минус восемь, а не минус десять?

Но вот, приходит лето, на улице – июльское пекло. На правом термометре тридцать один по версии старика Цельсия, а на левом – всего двадцать девять. Какой же из них теперь оптимистический? Правильно. Левый! Убедительное подтверждение великой теории?

И, беря гостью за талию, он добавлял:

– Все относительно, подруга, все относительно.

– Все под контролем… – неожиданно для себя пробормотал сыщик, как будто именно он нес ответственность за весь бедлам, который показывали с экрана. Ему пришлось встать с кресла, чтобы выключить телевизор: пульта, всегда лежащего под рукой, не было. Оказалось, что все это время Владимир преспокойно сидел на нем.

В гостиной стоял ароматный, но слегка резковатый запах виски. Будущее выглядело неопределенным.

«Может быть, пригласить батюшку? – подумал Фризе вяло. – Он отслужит в квартире молебен, окропит телевизоры святой водой, чтобы отбить охоту у этих «фантомасов» тревожить мой покой. А потом посудачит на мой счет с матушкой. Или, не дай бог, расскажет о моих видениях в каком-нибудь популярном шоу. Батюшки нынче вполне освоили электронные средства общения с паствой».

…Если быть предельно кратким, требование гостя из «ящика», сводилось к следующему: Владимир должен был познакомиться с известным кинорежиссером Семеном Забирухиным, обаять его, пообещать субсидировать съемки на все лады разрекламированного блокбастера, а потом, когда режиссер почувствует себя Джеймсом Камероном, поставить ему условие – или он заменяет Гарденского, или обещанные на съемки миллионы евро – тю-тю!

«Ну, вот! Тут-то вы и прокололись! – возликовал Фризе. – Не продумали как следует свою тарабарщину. Откуда вы откопали эти миллионы? Уж лучше бы пообещали вооружить меня калашом! Гарденского небось можно запугать игрушечным».

Не зря говорят: черт проявляется в мелочах. Хотя какие уж тут мелочи – миллионы евро!

Правда, в глубине сознания у Владимира все же теплилась надежда на то, что разговор о будущих миллионах, не пустой звук. Ведь говорила ему одна красивая сотрудница Исторического архива еще несколько лет назад о наследстве, оставленном ему дальними родственниками в немецком городе Киле. Очень убедительно говорила! Но в интимной обстановке. Можно сказать, что в пылу страсти. Правда, по прошествии многих лет Фризе почти забыл и красивую даму-архивариуса, и призрачное наследство. А теперь вспомнил. Подумал: «страсть – понятие метафизическое, а вот наследство вполне может обернуться конкретными казначейскими билетами. Евро, кстати. Они хоть и падают, но совсем-то, наверное, не провалятся?»

Так что, сыщик, хоть и радовался проколу тех, кто уже несколько дней морочил ему голову, вспомнив о наследстве, никак не мог о нем забыть. Да и сильно озадачила эта катавасия Владимира Петровича…

Трёкало (жарг.) – пустой трепач.