Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава четвертая
Утром меня разбудила батарея в палисаднике по соседству. Уже светило солнце, я встал с кровати и подошел к окну. Гравий на дорожках был влажный и трава мокрая от росы. Батарея дала два залпа, и каждый раз от движения воздуха дрожало оконное стекло, и развевались полы моей пижамы. Орудий я не видел, но стреляли они как раз поверх наших голов. Иметь их под боком удовольствие ниже среднего, но хотя бы не самые большие, и на том спасибо. Пока я высматривал что-то в палисаднике, со стороны дороги затарахтел грузовик. Я оделся, спустился вниз, выпил кофе на кухне и пошел в гараж.
Под длинным навесом выстроились в ряд десять машин. Тяжелые тупоносые санитарные машины, выкрашенные в серый цвет и похожие на мебельные фургоны. Одну во дворе ремонтировали механики. Еще три «санитарки» дежурили в горах возле перевязочных пунктов.
– Эту батарею не обстреливают? – спросил я одного из механиков.
– Нет, синьор лейтенант. Она защищена холмом.
– Как дела вообще?
– Ничего. Эта машина убитая, а остальные на ходу. – Он прервал работу и улыбнулся. – Вы из отпуска?
– Да.
Он с ухмылочкой обтер руки о свитер.
– Хорошо отдохнули?
Остальные тоже заулыбались.
– Неплохо, – сказал я. – А что с ней?
– Убитая. То одно, то другое.
– А сейчас что?
– Старые кольца.
Я оставил их возиться с автомобилем, казавшимся обесчещенным и выпотрошенным, с мотором наружу и разложенными на верстаке запчастями, а сам вошел под навес, чтобы разглядеть машины поближе. Они были относительно чистые: какие-то недавно помыли, другие покрыты пылью. Я проверил, нет ли на покрышках порезов или вмятин от дорожных камней. Вроде в хорошем состоянии. Очевидно, ничего не меняется от того, устраиваю я проверки или нет. Мне представлялось, что состояние автопарка, вне зависимости от доступности запчастей, и налаженная эвакуация больных и раненых в горах из перевязочных в эвакопункт и их дальнейшее распределение по госпиталям, указанным в медицинских картах, во многом зависит от меня. А на деле никакой разницы, что я есть, что меня нет.
– Проблемы с запчастями? – спросил я у механика-сержанта.
– Никаких, синьор лейтенант.
– Где сейчас склад горючего?
– Там же.
– Отлично. – Я вернулся в дом и выпил в столовой еще одну кружку кофе. Кофе был бледно-серого цвета, сладкий от сгущенки. За окном чудесное весеннее утро. В носу появилась сухость, предвещавшая жару. В тот день я объезжал посты в горах и в город вернулся под вечер.
Без меня, кажется, дела шли лучше. Наступление, по слухам, должно было возобновиться. Нашей дивизии предстояло форсировать реку, и во время атаки я должен был по указанию майора проверять посты. Форсирование реки планировалось в узкой горловине с последующим восхождением на гору. Посты следовало устроить максимально близко к реке и замаскировать. В конечном счете подходящие места выберет пехота, ну а мы как бы отвечали за логистику. Тот самый случай, когда у тебя появляется ложное чувство, что ты кем-то руководишь.
Пыльный и грязный, я пошел умыться. Ринальди сидел на своей кровати с английской грамматикой Хьюго. Он был одет с иголочки, в черных ботинках, волосы блестели от бриллиантина.
– Отлично, – сказал он, увидев меня. – Ты пойдешь со мной к мисс Баркли.
– Нет.
– Да. Будь так добр, помоги мне произвести на нее хорошее впечатление.
– Ладно. Подожди, пока я приведу себя в порядок.
– Умойся и иди так.
Я умылся, причесался, и мы пошли к выходу.
– Постой, – сказал Ринальди. – Почему бы нам не выпить. – Он открыл сундучок и достал оттуда бутылку.
– Только не травяной ликер, – сказал я.
– Нет. Граппа.
– Ладно.
Он наполнил два стакана, и мы чокнулись, отставив мизинцы. Граппа была очень крепкая.
– Еще?
– Давай, – кивнул я.
Мы выпили по второму, Ринальди убрал бутылку в сундучок, и мы спустились вниз. После жаркого дня с заходом солнца приятно было прогуляться по городу. Британский госпиталь размещался в большой вилле, построенной немцами перед войной. Мисс Баркли была в саду, а с ней еще одна медсестра. Разглядев между деревьев белые форменные платья, мы направились прямиком туда. Ринальди отсалютовал. Я тоже, но не так лихо.
– Добрый вечер, – поздоровалась мисс Баркли. – Вы ведь не итальянец?
– О нет.
Ринальди разговаривал с другой сестрой, и они над чем-то смеялись.
– Как странно – служить в итальянской армии.
– Это не совсем армия. Медслужба.
– Все равно странно. Что вас побудило?
– Не знаю, – ответил я. – Не все имеет разумные объяснения.
– Вот как? А меня в детстве учили, что все.
– Как это мило.
– Мы и дальше будем разговаривать в таком духе?
– Нет, – сказал я.
– Ну, слава Богу.
– Что это за палка? – поинтересовался я у мисс Баркли.
Высокая загорелая блондинка с серыми глазами, в форменной одежде медсестры. Настоящая красавица. Она держала в руке обтянутую кожей тонкую ротанговую палку, вроде стека для верховой езды.
– Она принадлежала мальчику, которого убили в прошлом году.
– Мне очень жаль.
– Чудный мальчик. Мы должны были пожениться, а его убили на Сомме.
– Та еще бойня.
– Вы там были?
– Нет.
– Я об этом наслышана, – сказала она. – Здесь такой войной не пахнет. Эту палку мне прислали. Его мать переслала. А ей вернули вместе с его вещами.
– И давно вы были обручены?
– Восемь лет. Мы вместе выросли.
– А почему не вышли за него раньше?
– Сама не знаю, – ответила она. – По глупости. Хотя бы это могла ему дать. Но я считала, что ему это не нужно.
– Ясно.
– Вы кого-нибудь любили?
– Нет.
Мы уселись на скамейку, и я остановил на ней взгляд.
– У вас красивые волосы, – сказал я.
– Они вам нравятся?
– Очень.
– Я хотела их обрезать, когда он умер.
– Да ну?
– Хотелось что-то для него сделать. Видите ли, другое меня не волновало, и при желании он мог это заполучить. Он мог заполучить все, что только пожелал бы, если бы я знала. Я бы вышла за него замуж, да все что угодно. Сейчас-то я все понимаю. Но тогда он захотел пойти на войну, а я ничего не понимала.
Я молчал.
– Я ничегошеньки не понимала. Думала, для него будет только хуже. Думала, что он может не выдержать, а потом, как известно, его убили, и на этом все кончилось.
– Ну, не знаю.
– О да, – сказала она. – Все кончено.
Мы оба поглядели на Ринальди, беседовавшего с другой сестрой.
– Как ее зовут?
– Фергюсон. Хелен Фергюсон. Ваш друг врач, не так ли?
– Да. Он очень хороший врач.
– Прекрасно. Хороший врач в прифронтовой полосе – большая редкость. Мы ведь находимся в прифронтовой полосе?
– Да уж.
– Тоже мне фронт, – сказала она. – А вот места красивые. Предстоит наступление?
– Да.
– Придется поработать. Сейчас-то мы без работы.
– Давно вы стали сестрой милосердия?
– С конца пятнадцатого. Одновременно с ним. Помню, у меня была дурацкая идея, что он попадет ко мне в госпиталь. С сабельным ранением и забинтованной головой. Или с простреленным плечом. Что-то живописное.
– У нас живописный фронт, – заметил я.
– Да, – согласилась она. – А вот Франция – это ни у кого не укладывается в голове. Если бы укладывалось, так не могло бы продолжаться. Какое там сабельное ранение. Его разорвало на мелкие кусочки.
Я помалкивал.
– По-вашему, это будет продолжаться бесконечно?
– Нет.
– Что может это остановить?
– Где-то сломается.
– Мы сломаемся. Во Франции мы сломаемся. Нельзя проделывать такие вещи, как на Сомме, и не сломаться.
– Здесь не сломаются.
– Думаете?
– Да. Прошлым летом все получалось.
– Могут и сломаться, – сказала она. – Кто угодно может сломаться.
– Немцы тоже.
– Нет, – возразила она. – Я так не думаю.
Мы подошли к другой паре.
– Вы любите Италию? – спросил Ринальди мисс Фергюсон по-английски.
– Недурственно.
– Не понимать. – Ринальди тряхнул головой.
– Abbastanza bene, – перевел я.
Он неодобрительно покачал головой.
– Не так. Вы любите Англию?
– Не очень. Видите ли, я шотландка.
Ринальди вопросительно уставился на меня.
– Она шотландка, поэтому она любит Шотландию больше, чем Англию, – сказал я по-итальянски.
– Но Шотландия это же Англия.
Я перевел для мисс Фергюсон.
– Pas encore, – возразила она.
– Не совсем?
– Совсем нет. Мы не любим англичан.
– Не любить англичан? Не любить мисс Баркли?
– О, это другое дело. Не воспринимайте все так буквально.
Вскоре мы попрощались и ушли. По дороге домой Ринальди сказал:
– Ты нравишься мисс Баркли больше, чем я. Это очевидно. А шотландочка очень даже ничего.
– Даже очень, – согласился я, хотя толком ее не разглядел. – Она тебе нравится?
– Нет, – ответил Ринальди.
