ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 2. Таинственная история с капитаном де Эмоном

– И что вы собираетесь с нею делать, ваша светлость? – осведомился Флоран.

Он крепко держал женщину, которая раздумала нападать на кого бы то ни было и, опустив голову, тихо плакала. Слезы капали у нее с подбородка. Сезар задумчиво рассматривал нож, а потом аккуратно положил его на стол. В последнее время к ножам подобного типа виконт питал вполне объяснимое отвращение.

– Пожалуй, нам лучше скорее отсюда уйти. И ее мы возьмем с собой.

– Но, ваша светлость… У нас пока нет квартиры, и мы…

– Флоран.

Камердинер умолк и насупился, хотя понимал, что виконт прав. Слишком много внимания они уже к себе привлекли – а ведь пробыли в городе не больше часа.

– Вы понимаете по-французски? – Сезар склонился к женщине, стараясь, впрочем, без излишней нужды к ней не приближаться, и переспросил по-русски: – Понимаете?

Она покачала головой.

– Значит, все-таки по-французски?

Кивок.

– Не бойтесь. Мы не причиним вам вреда. Чтобы никто больше не смог посягнуть на вашу честь, вы пойдете со мной.

Женщина вдруг хрипло засмеялась, но не произнесла ни слова; сверкнули удивительно белые зубы – для трактирной девки, уже к двадцати годам частенько щеголяющей желтоватыми пеньками вместо зубов, вещь неслыханная.

– Сейчас мой камердинер отпустит вас, и вы не станете делать глупостей. Хорошо?

Она вновь кивнула и, едва Флоран отпустил ее запястья, принялась растирать их, как будто с них только что сняли тугие веревки.

– Ну, идем, – буркнул камердинер, подтолкнув женщину к выходу, и та безропотно пошла впереди, опустив голову.

Сезар огляделся, однако никому больше не было дела до его возни с кабацкой девкой. Посетители, приняв ссору офицера с господином в штатском за дележ шлюхи, отвернулись, потеряв к происшествию всяческий интерес. Драки не произошло, господин в штатском завладел утешением на ночь – что еще выглядывать? А потому уход Сезара никого не заинтересовал.

Вот и хорошо.

На улице уже сгущались сумерки. Был вечер пятнадцатого сентября, второго дня взятия Евпатории. Сезар во время пути слышал краем уха, что союзные войска продолжают высадку на крымском берегу и обживаются, дабы вскорости двинуться на Севастополь. Сейчас транспорты под прикрытием грозных линейных кораблей маячили южнее Евпатории, между озерами Кизил-Ярским и Кичик-Бельским у деревень Контуган и Богайлы, как виконт узнал еще в евпаторийском порту пару часов назад. Основная часть войска стояла лагерем у Старого форта (где это, интересно?), а в Евпатории оставался гарнизон. Город разделился на три части – французскую, английскую и турецкую – и во французской, где и находился сейчас виконт, царило веселье. После неудач в Болгарии, особенно в Добрудже, удачная высадка на крымские берега вдохновила солдат, и те, кто не стоял в караулах и не был под пристальным присмотром командиров, пользовались случаем, чтобы расслабиться перед грядущей битвой.

Завоеванный город – зрелище всегда печальное, а смена власти зачастую влечет за собой не только радикальные перемены, но и насилие. Евпатория еще легко отделалась, так как сдалась без единого выстрела. Теперь тут все кишело солдатами союзных войск, а местные жались по стенам, сидели, плотно запершись в тех домах, на которые не претендовали завоеватели, или же вовсе, похватав пожитки, покидали город. Сгущались сумерки, и в накатывавшей южной темноте слышались бравые песни на разных языках, радостные выкрики и бряцание оружия. Пахло сухой травой и порохом.

На улице Сезар остановился. Времени до встречи с полковником де Дюкеттом оставалось все меньше, похоже, придется пока обойтись без ужина. Раздосадованный сим обстоятельством, Сезар в раздражении глянул на предмет спора – незнакомую женщину – и протяжно вздохнул. Видок иногда поговаривал, что добросердечие не доведет виконта до добра, и вот, пожалуйста, не довело – без ужина остался.

Сезар вернулся к квартире полковника, располагавшейся в одноэтажном домике, сложенном из желтоватого, почти белого камня, чем-то напоминавшего дырявый сыр из Швейцарии. Во дворе толпился народ, на новоприбывших не обращали внимания, а потому виконт велел Флорану сесть у забора на колоду и женщину держать при себе. Камердинер, любитель утонченных духов и светского образа жизни, и так уже не одобрявший желания господина зачем-то лезть в военное месиво, добытую в кабаке незнакомку и вовсе не одобрял, а потому постарался отодвинуться от нее подальше. Сезар полагал, что шансы не обнаружить женщину после визита к полковнику достаточно велики: Флоран даст ей сбежать, глазом не моргнув. Ну, может, так и лучше будет. Все что мог Сезар уже для нее сделал.

Сам он, оставив Флорана и его подопечную, прошелся по улице, осматриваясь. Для того, чтоб разобраться как следует, не хватало ни света (сумерки окончательно превратились в ночь), ни опыта, однако через некоторое время Сезар уловил тот скрытый ритм, коим славится хорошо обученная армия. Оказалось, что солдаты не слоняются без дела, а заняты чем-то: выполняют поручения командиров, чинят обмундирование, стирают рубахи, полируют оружие, кашеварят… Мимо щупленький кавалерист провел двух упитанных лошадей, их шкуры лоснились в свете костров. На море, видном отсюда полупрозрачной яркой полосой, в которой еще не погасли отсветы скрывшегося солнца, один за другим вспыхивали огни – и вот уже огнями сияет все, как лесное озеро на празднике королевы фей. У берегов сейчас находилось около девяноста боевых кораблей и триста транспортов соединенного флота Англии, Франции и Турции – зрелище для человека неподготовленного ошеломляющее.

Постояв немного посреди дороги, полюбовавшись на окрестности и едва не угодив под тяжело нагруженную ящиками телегу, Сезар возвратился к квартире полковника, и как раз вовремя: из дома, переговариваясь, выходили офицеры. Никого из них виконт не знал. Флоран и незнакомка все так же восседали на колоде, причем вид у камердинера был кислый донельзя. Мало того что заставили сторожить падшую женщину (а в моральном облике спасенной Флоран не сомневался), так еще и грызло беспокойство за виконтов дорожный сундук, никуда до сих пор не пристроенный.

– Жди здесь, – велел Сезар, направляясь в дом.

– Да куда я денусь-то, ваша светлость, – уныло пробурчал камердинер.

Тьерри де Симон встретил виконта приветливо.

– Совещание только что закончилось. Полковник вас примет. Как отужинали, сударь?

– Оригинально, – лаконично высказался Сезар, не желая обсуждать с посторонними подробности происшествия. Ко всему прочему было досадно: стоило приехать – и уже влип в историю!

– Следуйте за мной.


Полковник Камиль де Дюкетт принадлежал к числу тех людей, которые производят впечатление сразу, не дожидаясь, что вы там о них подумаете.

Внешности он был почти заурядной – невысокий, полный, с роскошными усами и бакенбардами, которые часто расчесывал небольшим гребешком слоновой кости. На лице полковника выделялись, пожалуй, только глаза – льдисто-голубые, как небо в прозрачный весенний день. Взгляд де Дюкетта мог заставить собеседника либо трепетать от радости, либо дрожать от страха – причем можно было при этом и разговора не затевать. Удивительным был этот человек, командующий двадцатым легким полком. Невнимательный наблюдатель мог бы принять его за торговца или канцелярского работника, а наблюдатель внимательный сразу отметил бы и военную выправку, и то особое жесткое очарование, что отличает хорошего командира. Полковнику было далеко за пятьдесят, однако ни ловкость, ни сила пока его не оставили.

– А, вот и вы, дорогой мой Сезар! – воскликнул де Дюкетт, поднимаясь из-за заваленного бумагами и картами стола. – Рад, что добрались. Спасибо, де Симон, вы свободны. Присмотрите там, чтобы никто не мешал.

Первый адъютант ушел, а полковник, обойдя стол, по-отечески обнял Сезара.

– Как давно мы не виделись? Пять лет? Шесть? Да вы возмужали, друг мой, и эти усики вам идут.

– Куда моим до ваших, – ответил виконт, улыбаясь.

– Верно! Верно! Гордость двадцатого легкого, – ухмыляясь, полковник подкрутил ус. – А еще наша гордость – это доблесть и флаг без единой прорехи. Враги нас так боятся, что и обстреливать не решаются. Ну, садитесь же, садитесь, – он указал на один из стульев, в беспорядке расставленных по тесной комнате – после совещания еще никто не позаботился их убрать. – Как ваша рана?

– Благодарю, зажила, – произнес виконт, усаживаясь.

Де Дюкетт же, пройдясь туда-сюда по кабинету, остановился у окна и прикрыл створку.

– Вы меня извините, душновато будет, но я старый подозрительный лис. Не хочу, чтобы даже словечко из нашего разговора просочилось наружу.

– Все так серьезно? – Сезар положил на колени трость и машинально принялся поглаживать рукоятку.

– Пока не знаю. Это вам и предстоит выяснить. Но прежде мы о многом переговорим, да, о многом, – полковник возвратился к своему столу и занял место за ним. – Приказ о вашем зачислении подписан, и после нашей беседы обустраивайтесь. Жить будете здесь же, пока стоим в Евпатории, тут есть свободная комнатушка. Не то, к чему мы все привыкли в Париже, но…

– Благодарю вас, полковник, я ехал сюда не затем, чтобы капризничать, не обнаружив мягкой кровати.

Де Дюкетт прищурился.

– Характер, друг мой, – это то, что поможет вам выжить здесь и нажить кучу неприятностей. Приготовьтесь к тому, что у вас появятся недоброжелатели. Кое-кто из молодых офицеров не прочь был бы заполучить вашу новую должность, и все весьма удивятся, когда я представлю им вас. Но удивление – одна из вещей, ради которых стоит жить в нашем грешном мире.

Сезар помнил за полковником эту маленькую слабость – страсть к многословию, – а потому откинулся на спинку отчаянно скрипевшего деревянного стула и приготовился слушать.

– Встанете на довольствие, – продолжал полковник. – Если привезли с собой камердинера, его на довольствие не поставлю, купите для него паек. Завтра вам выдадут форму, и я распоряжусь, чтобы вам подыскали лошадь.

– Благодарю, сударь, лошадью я сам обзаведусь.

– Не доверяете полковым клячам? Это правильно. Драгуны уводят лучших, а нам остаются те, что чудом не сдохли во время транспортировки, – де Дюкетт побарабанил пальцами по столу. – Обязанности ваши мы уже обсудили в письмах, потому подвожу итог. Будете состоять при мне, доставлять особо важные бумаги и переводить, когда следует. Сколькими языками владеете? Русским свободно?

– Боюсь, что нет. Но достаточно, чтоб объясниться, – Сезар улыбнулся. – Русский я в основном изучал по стихам, да в последние полгода приналег. Когда валяешься в кровати и больше заняться нечем…

– Так-так. А еще?

Виконт пожал плечами.

– По-английски говорю. Немного по-немецки. С турками вот от меня толку нет, только и скажу «салям алейкум», или что они там говорят. Латынь моя вам не понадобится, думаю.

– Да, о ней можно забыть. Ну, этого хватит. Командующий англичан, лорд Раглан, – тот еще господин, но человек выдающийся; был адъютантом самого Веллингтона, знаете? Любит отпустить пару шуточек о том, как англичане гнали нас из Португалии, а мы улепетывали, словно зайцы. Предпочитаю знать, что он бормочет себе под нос. Мой-то английский прихрамывает.

Сезар кивнул.

– Что касается всего остального… Ваша первейшая задача – выяснить, что именно произошло с доброй памяти капитаном де Эмоном. Пока в курсе вы, я, маршал да полковой врач; кого-то еще посвящать я вам категорически запрещаю.

Виконт задумался.

– Позвольте, я все-таки посвящу своего камердинера. Флоран – надежный малый и мой верный помощник, он не раз помогал мне в запутанных делах. Он не проговорится, а пользы от него много.

– Ну хорошо, – с неохотой согласился полковник, – но чтоб никого больше!

– Да я никого тут и не знаю.

– Это вам так кажется. Кое-кого вы могли видеть на приемах у императора и влиятельных лиц, а кто-то и к мадам де Жерве захаживал. Пока мы не выяснили, кто прикончил беднягу де Эмона, все в округе у меня на подозрении. Делайте вид, будто прибыли только служить, ничего более. А сами выясните, что произошло, и как можно скорее.

– Вы ставите передо мною нелегкую задачу, но я постараюсь справиться, – Сезар поставил трость и положил обе ладони на ее серебряную ручку. – Что случилось, я уяснил из письма. Вы хотели бы добавить к этому еще что-то?

Де Дюкетт задумался, пошевелил усами, словно огромный таракан.

– Ничего особенного, увы. Беднягу де Эмона закопали и позабыли о нем, словно его и не существовало.

– Тогда расскажите мне о нем. Что это был за человек?

– О таких говорят – душа компании. Заводной, балагур. Уже не совсем молод, за тридцать, но хорош собою, смазлив и в любовных делах удачлив, словно кот весною. Женщины на него так и вешались, половина обозниц по нему вздыхала, а ведь есть еще дамы благородные, коим в Париже не сиделось, – те бросали томные взгляды да намеки.

– Разве тут есть женщины? – удивился Сезар. – Я имею в виду особ благородного происхождения.

– И немало. Кое-кто не оставляет мужей и следует за ними на войну. И тут не отдохнуть от семейного уюта! – полковник засмеялся. – К счастью, моя благоверная не из таких, сидит себе мирно дома да растит детей, что и полагается делать настоящей даме. А вот некоторым неймется. При штабе моего полка таких дам трое: госпожа де Рюэль, супруга подполковника де Рюэля, жена капитана де Кормье и благоверная лейтенанта Шассе. С последней капитан де Эмон, говорят, любовь крутил, но доказательств не имею. В моем полку такие вещи не приветствуются, не хватало тут еще оскорбленных мужей да дуэлей из-за ревности!

– Значит, лейтенант Шассе…

– Если вы о том, что он мог бы прикончить беднягу де Эмона, то я вас разочарую. Лейтенант Шассе… Гм. Впрочем, вы этого человека сами увидите и составите о нем мнение. Даже его женушка больше на такое способна, чем он сам.

– Иногда в людях дремлют страсти.

Полковник расхохотался.

– Меньше читайте русскую поэзию, друг мой! Что в лейтенанте Шассе дремлет, так это здравый смысл и жизненные амбиции.

– А к двум другим дамам капитан не… приставал?

– Может, такое и было, только мне неизвестно. Что вы еще желаете знать о нем?

– Все, что вы знаете. Играл ли, пил ли, в чем замечен…

– Разве что в безрассудстве. Играл, конечно, многие играют. Офицеры развлекаются в походе, выигрывая и проигрывая по маленькой. Де Эмон не был исключением. Но я бы не назвал его безудержным игроком, меру он все-таки знал, и фамильное состояние оставалось при нем, – де Дюкетт помолчал. – Кутил… Редко. Иной зальет глаза вином и света белого не видит, но только не покойный капитан. Из кабачков уходил сам, не уносили. Он, знаете, Сезар… жить умел, как умеют немногие. Да, пожалуй. Именно так о подобных людях говорят. Жан-Себастьян жил где угодно – что в Париже, что в походе, что в бою, что на отдыхе, – полковник вздохнул. – Нравился он мне… Хорошим был офицером, солдаты его любили.

– Вы знаете что-либо о том, куда он ходил в тот вечер, с кем встречался?

– Был в штабе, потом ушел, затем его видели в деревне. Это все, что мне известно. Его денщик в тот день был отпущен капитаном погулять и мало что смог сообщить. Парень до утра обретался в компании других солдат и во всю глотку распевал песни.

– Кто обнаружил труп?

– Денщик и обнаружил. Приполз поутру, надеясь разжиться глотком вина из капитанских запасов, и нашел де Эмона мертвым. Тут же кликнул ближайшего караульного, вызвали меня… Самоубийство в полку – вещь неприятная, да еще такое непонятное, без всяческих причин, – щека полковника дернулась.

– Капитан не оставил записки?

– Ни клочка бумажки. По всему выходит, попросту взял и застрелился.

– Врач же уверен в том, что его ударили по голове? Он не мог удариться сам?

– Говорит, что нет, – де Дюкетт был хмур. – Хотя повод для сомнений всегда остается. Капитан мог быть настолько пьян, что свалился, ударился головою об угол стола, а затем в его больную голову пришла мысль о самоубийстве. Алкоголь и травмы творят с людьми чудные вещи!

– Но вы так не думаете.

– Не думаю. Больно все странно. Слишком просто, а потому странно.

– Опасаюсь разочаровать вас, Камиль, но все же скажу: зачастую самое простое объяснение и есть верное. Что, если никакого убийства не было, а все произошло лишь по неосторожности капитана и от временного помутнения?

– Я вздохну свободно и доложу о том маршалу. Вы окажете мне большую услугу, Сезар, если выясните, что это действительно так.

– Хорошо. Я попробую разобраться. А теперь скажите мне имена денщика капитана и полкового врача – с ними я поговорю завтра же.

Полковник назвал имена, а затем пустился в пространные рассуждения о судьбе, которые Сезар слушал вполуха.

Он уже ощущал тот особый охотничий азарт, то приятное дуновение тайны, каковое возбуждало в нем желание немедля встать на след и во всем разобраться. Этот след, конечно, изрядно остыл, и виконт не отказался бы от волшебного перемещения на несколько недель назад, в маленькую деревушку под Варной, чтобы иметь возможность осмотреть место преступления. Ведь наверняка все удалось бы выяснить прямо там! Сезар не сомневался, что преступник отыщется быстро либо вовсе не отыщется, а причина смерти окажется донельзя банальной. Либо капитан сбрендил, либо кого-то сильно оскорбил – вот и схлопотал пулю. Там, на месте, Сезар разобрался бы с дельцем в два счета, а сейчас придется бродить по лагерю и притворяться, что он интересуется капитаном как бы невзначай. Та еще задачка, и подкинул же полковник! Как расспрашивать людей, когда ни полусловом нельзя заикнуться о том, что на самом деле ищешь? Впрочем, и не такие орешки Сезар расщелкивал, а потому и этот треснет, никуда не денется.

Прервав разглагольствования полковника, нашедшего в виконте благодарного слушателя, виконт поинтересовался происхождением капитана де Эмона, его связями, прошлым, привычками и все запомнил. Никогда не знаешь, где отыщешь крохотный ключ к разгадке.

Поблагодарив полковника, Сезар встал и начал откланиваться.

– А русские войска далеко? – спросил он, уже собираясь уходить.

– Не очень. Их казаки за нами наблюдают, да, говорят, какого-то лейтенанта разглядели в подзорную трубу – тоже интересовался. Но близко подойти не решаются. Берега тут плоские, как доска, а пушки на наших линейных кораблях и фрегатах отлично бьют при любой погоде. Однако встреча не заставит себя долго ждать; не сомневаюсь, русские преградят нам путь к Севастополю. А теперь отправляйтесь отдыхать, друг мой. Первый адъютант покажет вам комнату.

Де Дюкетт говорит о капитан-лейтенанте Василии Александровиче Стеценко, одном из героев Крымской войны, человеке уважаемом и геройском, адъютанте князя Меньшикова. Во время высадки союзных войск в Евпатории Стеценко действительно наблюдал за неприятелем, сообщая русскому командованию о его перемещениях.