КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы

БЛЮДА С ПЕРЦЕМ

Нами Микоян, невестка члена политбюро Анастаса Ивановича Микояна, племянница первого секретаря ЦК компартии Армении Григория Артемьевича Арутинова и дочь заместителя председателя Совнаркома Грузии Артема Григорьевича Геуркова, вспоминает молодого Берию:

«Берия, по-видимому, привлекал всех тогда своей внутренней силой, каким-то неясным магнетизмом, обаянием личности. Он был некрасив, носил пенсне – тогда это было редкостью. Его взгляд был пронзительным, ястребиным. Бросалось в глаза его лидерство, смелость и уверенность в себе, сильный мингрельский акцент. Даже я, пяти-шестилетняя девочка, тогда с восторгом смотрела, как он заплывал дальше всех в бурное море, как лучше всех играл в волейбол.

Берия увлекался фотографированием, и на его даче в Гаграх, где мы часто бывали в гостях, он фотографировал и меня. Эти снимки у меня сохранились. Он много со мной разговаривал, часто как бы всерьез обсуждал серьезные философские вопросы и книги…

Берия в домашнем кругу был спокойным и строгим, к нам, детям, всегда приветливый.

Родившийся в бедной семье в глухой мингрельской деревне, рано потерявший отца, Берия рос на руках матери, которая зарабатывала шитьем. В школе он учился очень хорошо. Потом на деньги села, как лучший ученик, гордость односельчан, поехал учиться в Сухуми. По-видимому, им всегда двигало тщеславное желание выдвинуться, стать первым любой ценой. Но откуда у него было чувство красоты и хороший вкус, проявившийся в стиле жизни, в сдержанной элегантности комфорта?..

У Берии была большая двухэтажная дача. Комнаты были красиво обставлены, к столу все подавалось обслугой. Это был другой мир. Как правило, по воскресеньям Берия собирал коллег-соседей играть в волейбол…

К обеду Берия как всегда ждал гостей. Стол был накрыт. Еда готовилась в основном его родная, мингрельская: гоми – горячая каша из кукурузной муки с ломтями молодого сыра – стояла у каждого прибора, на первое был суп – лобио, помню иногда борщ. Все это сам Берия сильно перчил и заставлял гостей есть маленький зеленый огненный перчик, особенно тех, кто не привык к острому. Видя испуганное, красное лицо «отпробовавшего», он удовлетворенно смеялся…»

Всесоюзная слава Берии началась с доклада, прочитанного им в Тбилиси и изданного потом отдельной книгой – «К вопросу об истории большевистских организаций Закавказья», где до мифологических масштабов была раздута выдающаяся роль Сталина в революционном движении.

Сталину это явно было приятно, но умело составленный доклад был не единственным достижением Берии. Он проявил себя толковым и надежным администратором, способным выполнить задание любой ценой. А Сталин ценил именно это точное выполнение его приказов.

Люди, которые не справлялись с делом по неумению или потому, что считали немыслимым платить слишком высокую цену – иногда в человеческих жизнях, у него долго не работали.

Берия показал себя и преданным человеком – летом 1933 года, когда на отдыхавшего в Абхазии Сталина вроде бы было совершено покушение, Берия громко крикнул: «Защитим вождя!» – и прикрыл собой Сталина. А кто в него стрелял, так и осталось неизвестным, потому что человека, который лежал на берегу с ручным пулеметом, охранники растерзали. Берия был большой мастер всякого рода интриг.

Одно представляется несомненным: Берия понравился Сталину. Но он был не единственным любимчиком генерального секретаря. Сталин многих выдвигал и окружал заботой. Когда надобность в них миновала, без сожаления отказывался от их услуг. Часто за этим следовал арест и расстрел. Берия – один из немногих, кто сумел пережить Сталина.

Иногда кажется, что Сталин доверял Берии потому, что они оба грузины. В этом предположении сразу две ошибки: во-первых, Сталин не доверял и Берии, во-вторых, национальная принадлежность Сталина мало интересовала. Если бы Серго Орджоникидзе не покончил с собой, от него избавились бы иным путем. Других выходцев с Кавказа рядом с генеральным секретарем не было, кроме Микояна, а он никогда не был близок к Сталину.

Равным образом национальная принадлежность Сталина и Берии не означала каких-либо поблажек для Грузии.

А Берия старательно выстраивал отношения со всеми членами политбюро. 20 июля 1933 года он писал из Тифлиса в Москву Калинину:

«Дорогой Михаил Иванович!

Приехавший из Москвы тов. Тодрия сообщил мне, что из разговора с Вами у него сложилось впечатление, будто Вы чем-то недовольны нами.

Мне очень больно узнать об этом, так как при моем искреннем уважении к Вам – одному из руководителей нашей партии, старейшему большевику и представителю лучшей части старой гвардии – я даже не допускаю мысли, чтобы хоть чем-нибудь сознательно мог вызвать Ваше недовольство.

Я специально поручил т. Мусабекову, едущему в Москву, выяснить, в чем мы провинились, чтобы сейчас же исправить свою вину и добиться восстановления Вашего всегда хорошего отношения к нам…»

И когда решался вопрос о переводе Берии в Москву, никто в политбюро не был против. Многие уже воспользовались приглашением Лаврентия Павловича, побывали в Тифлисе или в Сухуми и убедились в том, какой он любезный, заботливый и гостеприимный хозяин.

«Мне Берия понравился: простой и остроумный человек, – вспоминает Никита Хрущев, познакомившийся с ним в начале 30-х. – Поэтому на пленумах Центрального Комитета мы чаще всего сидели рядом, обменивались мнениями, а другой раз и зубоскалили в адрес оратора».

Берия умел веселиться и развлекаться и предпочитал делать это в большой компании, так что в приятелях у него недостатка не было.

Уже упоминавшийся на страницах этой книги профессор Александр Григорьевич Соловьев, бывший партийный работник с широкими связями, оставил интереснейший дневник. В 1936 году он встретил старого приятеля Жбанкова, который как бывший чекист жил в Троицком переулке в доме НКВД.

«Под ним квартира, закрепленная за Берией для проживания по время приездов Москву, – записал Соловьев в дневнике. – Приезжает он часто. Говорят, любимец т. Сталина. Но в быту ведет себя очень распущенно. Жбанков жалуется, когда приезжает Берия, то нет никакого покоя. Пьянка, крики, женщины, песни, танцы, дым коромыслом. Раз Жбанков позвонил, чтобы я пришел к нему. Поднимаясь по лестнице, я был оглушен. С обеих сторон двери в квартиру открыты. Берия занимал обе квартиры. Пьяные мужики и женщины орали, не обращая никакого внимания. Жбанков позвал, чтобы я увидел, как безобразничают Берия и его гости. Впечатление очень тяжелое».

Уже тогда среди людей, близко знавших Берию, ходили разные слухи. После дружеского ужина у Берии в декабре 1936 года внезапно скончался глава Абхазии Нестор Аполлонович Лакоба. Ему было всего сорок три года. Берия его не любил. Рассказывают, что, умирая, Лакоба прошептал родным:

– Отравил меня проклятый Лаврентий.

Говорят, что Лакобе Сталин предлагал пост наркома внутренних дел, желая сменить Ягоду. Но Лакоба вроде бы не захотел покидать Абхазию. Тогда должность наркома досталась Берии… После смерти Лакобы арестовали его сына Рауфа, ему году было всего пятнадцать лет, и четырнадцатилетнего племянника Тенгиза.

Сына Лакобы приговорили к расстрелу за «участие в контрреволюционной организации». Приговор был приведен в исполнение в страшные дни осени 1941 года, когда Сталин и Берия расстреливали тех, кого боялись оставлять наступавшим немцам. Тогда было расстреляно 500 человек, среди них крупные военачальники.