ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

5 июня 78-го года. Утро мудренее

Утром я справился о состоянии здоровья пациента Абалкина у дежурной госпитальной сестры. Разумеется, воспользовавшись спецдопуском. Невзирая на раннюю пору, девушка бодро сообщила, что пациент Абалкин (огнестрельное ранение) находится в кибернизированном реанимационном боксе, что состояние его хоть и тяжелое, но стабильное и шансы на выздоровление довольно высоки. Она стала перечислять какие-то сугубо медицинские показатели, но я поблагодарил ее и отключился.

Созерцая, как восходящее солнце золотит граненые карандаши тысячеэтажников, я попытался составить план дальнейших действий. Ничего путного у меня не выходило, недоставало информации. И мне позарез нужно было восполнить этот недостаток. Сидеть на Земле и ждать, пока Абалкин сможет, а главное, захочет поговорить, я не имел права. Тем более что к разговору с ним следовало тщательно подготовиться. Иначе все сведется к назойливым артистичным призывам к гражданской совести Абалкина с моей стороны и к глухому запирательству – с его. Хотя, признаться, не очень-то верил в результативность официального расследования. Работа со свидетелями, если те выразят желание, чтобы с ними работали. Осмотр места происшествия – при условии, что меня к этому месту допустят. Изучение вещественных доказательств, ежели таковые отыщутся. Все эти действия носили почти ритуальный характер. Экселенцу нужно отчитаться перед Советом, Совету – перед друзьями и родственниками покойного Лоффенфельда. Рутинная, но необходимая процедура.

А что нужно мне? Мне нужна правда. Я верил в вельзевулову программу, якобы заложенную в «подкидышей», еще меньше Экселенца. И уж совсем не верил я, что Абалкин перестал быть человеком только потому, что его вдруг повлекло к детонатору. Кто бы не захотел увидеть эту дьявольскую штуковину, зная, что от нее зависит его судьба? Я бы обязательно захотел. И смел бы на своем пути любые препятствия. Однако таких вот общих соображений мне было уже недостаточно. Мне требовалась надежная мировоззренческая опора под эти шаткие построения. А такую опору мог предоставить только один человек – знаток запрещенной науки, криптоисторик Айзек Бромберг.

Мне в очередной раз пришло в голову, что Экселенц опять оказался хитрее, чем я думал. Ему и самому невыгодно было убивать Абалкина, так толком и не выяснив, что там на самом деле произошло между ним и Тристаном-Лоффенфельдом. И теперь Экселенц готов воспользоваться ситуацией, чтобы довести это дело до конца, как настоящий контрразведчик. И возложил он эту миссию лично на меня, потому что прекрасно понимал, что проштрафившийся комконовец Каммерер будет теперь землю рыть, чтобы не столько доказать невиновность Абалкина, сколько подтвердить свою профессиональную пригодность. И про нового ученика старины Айзека Экселенц упомянул не случайно. Значит, я буду не одинок. Не люблю быть одиноким. Особенно в драке. Саракш начисто отбил у меня охоту оставаться с глазу на глаз с неизвестным, неуловимым, но беспощадным противником.