ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

CAPUT III,. в котором мы знакомимся с одним хайль-баши, во всех отношениях превосходным человеком, гордимся любовью, которую власти Бадандена испытывают к гостям города, и понимаем, что от дома хабиба до вожделенной мести врагу – много больше шагов, чем хотелось бы…

Первые лучи солнца, ласкового с утра, прорвались сквозь листву старой чинары, росшей напротив окна. Обнаружив щель в неплотно задернутой шторе, они проникли в комнату – и рассекли сумрак золотисто-розовыми клинками небесных воинов-армигеров из свиты Вечного Странника.

Будь существо, лежавшее на огромной квадратной кровати-пуфе под шелковым балдахином, упырем – или, к примеру, игисом-сосунком! – оно бы в ужасе бросилось прочь из комнаты, поспешило забиться под кровать и, опоздав, с отчаянным воем обратилось в пепел, исходя зловонным дымом.

Однако указанное существо ни в коей мере не являлось ночной нежитью.

Солнечного света оно не боялось.

Молодой человек заворочался в постели, сощурился, протирая заспанные глаза. Безбоязненно и с удовольствием подставил лицо теплой ласке светила, потянулся, хрустя суставами, и скорчил болезненную гримасу. Вчерашние порезы давали себя знать. То, что рана неопасна, отнюдь не означает, что она не станет болеть при неосторожном движении.

Словно почуяв пробуждение больного, в комнате объявился хабиб аль-Басани. При свете дня он оказался совсем еще нестарым человеком. Седина в козлиной бородке лекаря выглядела искусственной. С ее помощью хабиб явно пытался придать себе солидности.

– Как спали? Раны не беспокоили?

На родном языке Джеймса лекарь говорил прекрасно, почти без характерного баданденского акцента. Наверняка учился в Реттии.

– Благодарю вас, уважаемый. Я спал отлично.

– Чудненько, чудненько! Тем не менее позвольте вас осмотреть.

Молодой человек шутливо развел руками, подчиняясь врачу.

И еще раз поморщился.

Хабиб картинно щелкнул пальцами. В дверях возник его помощник – мальчишка, похожий на скворца, обремененного чувством важности собственной миссии. В руках скворец держал широченный поднос, на котором курилась паром серебряная чаша с горячей водой. Вокруг чаши двумя стопками лежали чистые бинты и полотенца, громоздились флаконы с мазями и зловеще поблескивала сталь хирургических инструментов.

– Приступим?

Джеймс начал подозревать наихудшее.

Стоило выжить на улице Чеканщиков, чтобы тебя из лучших побуждений залечили до смерти…

К счастью, ланцеты и щипцы не понадобились. Разве что узкий шпатель для целебной мази. Лекарь осмотрел раны, уже начавшие затягиваться, с удовлетворением покивал, бормоча себе под нос какую-то галиматью, и тщательно удалил старую мазь. Затем он покрыл порезы Джеймса слоем свежей – острый запах снадобья заглушил аромат цветов, долетавший через приоткрытое окно.

Наложив новые повязки, аль-Басани разрешил пациенту одеться.

– На постельном режиме я не настаиваю, – важно сообщил он.

И вдруг стал очень похож на мальчишку-помощника.

С аппетитом уплетая поданный скворцом завтрак: горячие лепешки, козий сыр с кинзой и превосходный кофий, где плавал взбитый желток, – Джеймс был бы вполне доволен жизнью, если б не два обстоятельства. Первым и главным из них, безусловно, являлся рябой наглец-задира, ушедший – вернее, позорно сбежавший! – от справедливого возмездия. Вторым же было ожидание счета, который выставит заботливый хабиб за свои драгоценные услуги.

Еще и завтрак включит, можно не сомневаться. Причем по ценам самой дорогой в Бадандене ресторации. Не то чтобы молодой человек был крайне стеснен в средствах, но…

– К вам гость.

Хабиб со значением воздел палец к потолку и добавил:

– Официальный гость.

– Просите, – кивнул Джеймс, допивая кофий.

* * *

«Официальный гость» выглядел, с точки зрения Джеймса, отнюдь не официально. Так одеваются франты: малиновый халат с золотыми драконами, синий кушак с кистями, темно-лиловый тюрбан, шелковые шаровары того же цвета и щегольские, расшитые бисером туфли с загнутыми носами. У пояса – кривой шамшер в ножнах, инкрустированных яшмой. На голове – чалма с концом, падающим на левое плечо.

В правой руке франт держал четки из агата, выдававшие в госте поклонника творчества аль-Самеди Проницательного. Каждая бусина четок, отличаясь оттенком от остальных, символизировала один из бейтов знаменитой «Касыды об Источнике Жизни» прославленного баданденца:

Хлещут годы жгучей плетью, за спиной молчат столетья,
Собирался вечно петь я, не заметил, как допел, —
Задыхаюсь в душной клети, сбит с пути, лежу в кювете,
Стар, гляжу – смеются дети; одинок, бреду в толпе.
Где надежда? Где удача? Ноги – бревна, сердце – кляча.
Спотыкаясь, чуть не плача, по извилистой тропе
В ночь тащусь, еще не начат, но уж кончен. Силы трачу,
На ветру, как флаг, маячу – ах, успеть бы!.. Не успел.

Ну, и так далее.

Высокий, статный, смуглый, с густой бородой кольцами, крашенной хной, – визитер производил впечатление сильного человека. Люди этого типа чувствуют себя хозяевами в любой обстановке. Волевые скулы, на левой – едва заметный застарелый шрам (как у рябого!..), тонкие губы, орлиный нос (опять! Джеймс, дорогой, прекрати блажить…) – и внимательный, цепкий взгляд карих, чуть раскосых глаз.

Раз встретишь – запомнишь надолго.

Хищник.

Опасный, быстрый и знающий себе цену.

– Ас-салям алейкум, – раскланялся гость, галантно описав четками в воздухе безупречную «восьмерку». Жест напомнил Джеймсу фехтовальный прием одной из турристанских школ боя на саблях. – Разрешите представиться: Азиз-бей Фатлах ибн-Хасан аль-Шох Мазандерани. Хайль-баши 2-го специального отдела дознаний Канцелярии Пресечения Бадандена.

Увидев, как медленно вытягивается лицо молодого человека, гость сжалился над приезжим, неспособным с первого раза запомнить столь простое имя, и милостиво добавил:

– Но вы можете называть меня просто Азиз-беем.

– Алейкум ас-салям, – Джеймс привстал и сопроводил ответный поклон улыбкой, достаточно радушной, чтобы Азиз-бей не счел себя оскорбленным. – Джеймс Ривердейл, виконт де Треццо. Присаживайтесь. Чему обязан?

«Хайль-баши? Однако! Серьезный чин к нам пожаловал! В армии Бадандена хайль-баши командует двойной тысячей. А в Канцелярии Пресечения? Двумя сотнями мушерифов?»

Прежде чем легко опуститься в кресло, Азиз-бей продемонстрировал собеседнику шестиугольный значок-персоналий с руной Порядка, карающим мечом и баданденской звездой. Значок вспыхнул зеленым пламенем, над ним всплыло объемное лицо Азиза, подтверждая полномочия хайль-баши.

Завладей значком самозванец, в его руке тот загорелся бы алым огнем, мгновенно раскалившись докрасна и оставив на ладони вора ничем не сводимое клеймо:

«Сын шакала».

– Насколько нам известно, вчера вечером на улице Малых Чеканщиков вы подверглись коварному нападению. В результате оного вы были ранены и доставлены сюда, а нападавший скрылся. Мне поручено произвести дознание по этому делу, выяснить все обстоятельства и установить, наличествует ли состав преступления. Подтверждаете ли вы факт нападения?

Джеймс встал с кровати и пересел во второе кресло, стараясь выглядеть столь же непринужденно. Откровенничать с высокопоставленным сыскарем он не собирался. Но отрицать очевидное – глупо.

– Подтверждаю. И имею заявление.

– Я слушаю.

– Это был честный поединок, а не коварное нападение.

– Дуэль?

– В общих чертах да. Один на один, с объявлением намерений.

– Очень интересно. И кто же, позвольте спросить, оказался вашим противником?

– Он не назвался. Впрочем, моего имени он тоже не спрашивал.

– У вас имелись секунданты?

– Нет.

– Значит, правила дуэли не были соблюдены. Данный случай можно классифицировать как…

– Простите, почтенный Азиз-бей, – вмешался Джеймс, по-прежнему улыбаясь, но гораздо холодней. Классификация хайль-баши, еще не начавшись, ему уже не нравилась. – В пункте 7-b Международного Дуэльного кодекса, ратифицированного в том числе Реттией и Баданденом…

– Я помню кодекс, о многомудрый виконт, – вернул улыбку хайль-баши. Если улыбка Джеймса была изо льда, то улыбка Азиз-бея смотрелась выкованной из стали. – В особых случаях, когда защита чести не терпит отлагательств… Извините за нескромный вопрос, но что же послужило поводом для вашего поединка?

Разумеется, Джеймс имел полное право не отвечать. Однако зачем ссориться с представителем Канцелярии Пресечения? С Азиз-беем вообще не возникало никакого желания ссориться, даже не будь он «официальным гостем». Напротив, возникало страстное желание оказаться от него как можно дальше. И никогда больше не видеть этого лица – красивого, но словно вырезанного из мореного дуба, со старым шрамом и стальной приветливостью.

Боялся ли молодой человек хайль-баши?

О нет!

С чего бы?! – пусть его преступники боятся.

Но в присутствии баданденца Джеймс чувствовал себя неуютно.

– Мы поспорили из-за одного фехтовального приема. И чтобы разрешить наш спор, обнажили шпаги. Ну а потом… Мы несколько увлеклись.

– Понимаю.

На сей раз улыбка у Азиз-бея вышла вполне человеческой. Джеймс даже ощутил малую толику симпатии к хайль-баши. Возможно, вне службы баданденец – милейший человек и приятнейший собеседник, любитель поэзии и охоты на фазанов.

В отличие от рабочих часов, когда он – «при исполнении».

* * *

В дверь сунулся хабиб, желая сказать хайль-баши, что раненому нужен покой. Дело, пожалуй, было не столько в покое раненого, сколько в желании лекаря напомнить о своем существовании. Но Азиз-бей, хотя и сидел спиной к аль-Басани, нахмурился со значением, перебрал четки – и козлобородый султан целителей молча испарился, словно роса под лучами солнца.

Видимо, решил заглянуть попозже.

– Почему же ваш соперник в таком случае бежал? Если имела место честная дуэль или просто спор двух фехтовальщиков?

– Не знаю.

Джеймс пожал плечами и закинул ногу за ногу.

– У вас есть предположения на сей счет?

– Может быть, мой оппонент опасался, что его, не разобравшись, примут за грабителя или убийцу?

Азиз-бей огладил свою чудесную бороду, пропуская кольца между пальцами.

– Что было бы недалеко от истины. Это он настоял на выяснении вашего спора путем поединка?

– Да, – без особой охоты подтвердил молодой человек.

Назваться зачинщиком, возводя на себя поклеп и выгораживая «охотника», было бы совсем уж глупо.

– Затеянный спор мог оказать предлогом, верно?

– Предлогом к чему?

– К вызову вас на поединок с целью убить и ограбить.

– Обычно грабители поступают иначе.

– И убийцы тоже, – серьезно кивнул хайль-баши. – Но в стае, как говорится, не без белой вороны. Были случаи. Вот вы, дворянин и честный человек, стали бы вы нарываться на поединок с незнакомцем, всего лишь желая проверить на практике действенность фехтовального приема?

– Я – нет. Но знаю немало людей благородного происхождения, кто вполне мог бы оказаться на месте моего оппонента. У меня к нему нет никаких претензий. Раны пустяковые, я, как видите, не прикован к постели. А спор наш вышел весьма занимательным. Впору найти этого человека и поблагодарить за доставленное удовольствие.

Джеймса мало интересовало, поймет хайль-баши его намек или воспримет как браваду. Он сам отыщет рябого. Сам! И сполна рассчитается с наглецом. Это дело чести! Нечего впутывать сюда баданденские власти. В конце концов, они бились один на один. Недостойно дворянина…

– Вы официально отказываетесь от претензий к нападавшему?

– Отказываюсь.

– Вы можете подтвердить свой отказ письменно?

– Хоть сейчас.

– Имеются ли у вас претензии к властям Бадандена?