Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Акт третий. Сцена вторая
Зал в замке.
Входят ГАМЛЕТ и несколько АКТЕРОВ.
ГАМЛЕТ. Умоляю, читайте это, как я говорил: живо, но членораздельно. Будете вопить, как это у вас принято, я приглашу на ваше место городских герольдов. Не сучите руками, будьте умеренны в жестах. Среди водопада, шквала, если хотите, тайфуна страсти вы должны держать себя в руках благородства ради. Чувствуешь себя оплеванным, когда бесноватый малый, нахлобучив парик, разрывается на части, швыряя лохмотья страсти оглоушенному партеру, который воспринимает только немоту пантомимы и тарабарщину. Я бы порол актеров, пытающихся переплюнуть Термаганта или переюродить Ирода. Чтобы у вас этого не было.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Этого не будет, ваше высочество.
ГАМЛЕТ. Ни к чему и чрезмерная сдержанность. Положитесь на свое чутье и старайтесь подкреплять слова движениями, движения – словами, и думать при этом только о том, как не оказаться за пределами жизненной правды. Любое излишество гибельно для театра, который от века и поныне является зеркалом жизни, отражающим и сущность добродетели, и нутро порока, и вообще все сильные и слабые стороны современности. Если тут перегнуть или не дожать, – это, конечно, заставит хохотать олухов, но не может не доставить огорчения знатоку, приговор которого – хотите вы этого или нет – перевесит восторги толпы. О, я видывал актеров, возвеличенных донельзя, с голосами и телодвижениями, несвойственными – Господи прости! – ни христианам, ни правоверным, ни даже мужчинам; кривляющиеся и блеющие, они казались мне изделиями некоего чернорабочего природы, к тому же недоделанными – настолько гадко пародировали они род людской.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Мы уже почти перестроились в этом отношении.
ГАМЛЕТ. Так перестройтесь окончательно! И пусть шуты у вас не выходят за рамки роли, то есть не смеются сами, причем в ключевых сценах спектакля, стараясь рассмешить самых непритязательных зрителей. Как омерзительно мелкое честолюбие глупцов, не гнушающихся таким низкопробным приемом. Идите и поторопитесь с подготовкой.
(АКТЕРЫ уходят.)
Входят ПОЛОНИЙ, РОЗЕНКРАНЦ и ГИЛЬДЕНСТЕРН.
Итак, сэр, будет ли король слушать пьесу?
ПОЛОНИЙ. Вместе с королевой и немедленно.
ГАМЛЕТ. Передайте актерам, чтобы пошевеливались.
(ПОЛОНИЙ уходит.)
Не угодно ли вам помочь ему?
РОЗЕНКРАНЦ и ГИЛЬДЕНСТЕРН. Как прикажете, милорд.
(РОЗЕНКРАНЦ и ГИЛЬДЕНСТЕРН уходят.)
Входит ГОРАЦИО.
Датский марш. Трубы. Входят КОРОЛЬ, КОРОЛЕВА, ПОЛОНИЙ, РОЗЕНКРАНЦ, ГИЛЬДЕНСТЕРН, ЛОРДЫ и СЛУГИ с факелами.
КОРОЛЬ. Как наш племянник чувствует себя?
ГАМЛЕТ. Право, лучше некуда. Как каплун, сидящий на диете хамелеона. Поглощаю воздух, фаршированный обещаниями.
КОРОЛЬ. Ответ не по адресу, сын мой. Я тут ни при чем.
ГАМЛЕТ. Тогда я ничего и не говорил, отец. (ПОЛОНИЮ.) Сэр, вы, кажется, играли в студенческие годы?
ПОЛОНИЙ. Да, милорд, и говорят, весьма неплохо.
ГАМЛЕТ. А в какой роли?
ПОЛОНИЙ. В роли Юлия Цезаря. Я пал в Сенате от руки Брута.
ГАМЛЕТ. Брут поступил довольно круто, убив такого знатного овна. – Что актеры?
ПОЛОНИЙ. Ждут вашего сигнала, милорд.
КОРОЛЕВА. Милый Гамлет, давай сядем вместе.
ГАМЛЕТ. Я бы рад, матушка, но мой компас указывает на другой полюс.
ПОЛОНИЙ (КОРОЛЮ). Слыхали? То-то же.
ГАМЛЕТ. Миледи позволит лечь к ней на колени. (Ложится к ногам ОФЕЛИИ.)
ОФЕЛИЯ. Нет-нет, милорд.
ГАМЛЕТ. То есть лечь к ней на колени головой?
ОФЕЛИЯ. Пожалуйста, милорд.
ГАМЛЕТ. Я что-нибудь не то сказал?
ОФЕЛИЯ. Только то, что вам угодно было сказать.
ГАМЛЕТ. Это отлично придумано – возлежать промеж девичьих ног.
ОФЕЛИЯ. Что-что, милорд?
ГАМЛЕТ. Ничего-ничего, миледи.
ОФЕЛИЯ. Я вижу, вам очень весело.
ГАМЛЕТ. Мне? Весело?
ОФЕЛИЯ. А разве нет, принц?
ГАМЛЕТ. О Господи! Прикажите – и я в пляс пущусь. Что, разве я не человек? Посмотрите: вот и матушка смеется, хотя после смерти отца не прошло и двух часов.
ОФЕЛИЯ. Нет, милорд, прошло дважды два месяца.
ГАМЛЕТ. В самом деле? Тогда долой траур – и пусть дьявол ходит в соболях. Надо же, умереть два месяца назад и все еще жить в памяти! Не исключено, что великого человека будут помнить в три раза дольше. Но, клянусь Богородицей, этому человеку следует заблаговременно позаботиться о церквах, не то его ждет эпитафия, как на могиле карнавального конька-горбунка: «О Боже, на века забыли скакунка!»
Играют гобои. Начинается пантомима.
Входят КОРОЛЬ и КОРОЛЕВА, влюбленно беседуя. Она обнимает его, он – ее. Она встает на колени и клянется ему в верности. Он поднимает ее и кладет голову ей на плечо. Потом ложится в цветущую траву и засыпает. Она уходит, чтобы ему не мешать. Вдруг входит ЧЕЛОВЕК, снимает с короля корону, целует ее, вливает яд в ухо спящему и уходит. КОРОЛЕВА возвращается, видит умершего супруга и изображает скорбь. Возвращается ОТРАВИТЕЛЬ с ПОДРУЧНЫМИ и деланно сокрушается вместе с ней. Труп короля уносят. ОТРАВИТЕЛЬ пытается подарками соблазнить КОРОЛЕВУ. Она сперва возмущается и кажется неприступной, но потом сдается. Уходят.
ОФЕЛИЯ. Что это такое, милорд?
ГАМЛЕТ. Таинственное злодейство, а если точнее, убийство.
ОФЕЛИЯ. Видимо, нам показали вкратце сюжет пьесы?
Входит ПРОЛОГ.
ГАМЛЕТ. Слушайте внимательно актеров: они совершенно не умеют держать язык за зубами.
ОФЕЛИЯ. Этот актер растолкует показанную нам пантомиму?
ГАМЛЕТ. И пантомиму, и все, что вы рассудите за благо ему показать. Вы покажете ему – он растолкует вам. Только не стыдитесь показывать, а у него стыда нет и в помине.
ОФЕЛИЯ. Вы просто несносны. Все, я слушаю пьесу.
ГАМЛЕТ. Это пролог или девиз на гербе?
ОФЕЛИЯ. Да, для пролога коротковато.
ГАМЛЕТ. Не длиннее женской любви.
Входят ДВА АКТЕРА – КОРОЛЬ и КОРОЛЕВА.
ГАМЛЕТ. Ваше впечатление от спектакля, миледи?
КОРОЛЕВА. На мой взгляд, эта госпожа преувеличивает свои возможности.
ГАМЛЕТ. О, эта госпожа сделает даже больше, чем может.
КОРОЛЬ. Вы знаете эту пьесу? Она пристойна?
ГАМЛЕТ. Вполне. Это шутка. Здесь, правда, отравляют, но шутя. Словом, пристойнее некуда.
КОРОЛЬ. Как, вы говорите, называется пьеса?
ГАМЛЕТ. «Мышеловка». Вы спросите, как это? Я отвечу: аллегорически. В свое время эта история наделала в Вене много шума. Это – герцог Гонзаго, это – его жена Баптиста. Дельце, сами увидите, довольно гнусное. Но нам-то что? Ни к вам, ваше величество, ни к нам, безгрешным, это отношения не имеет. Пусть кляча корячится, если у нее зудит холка, а на нас хомута нет.
Входит ЛУЦИАН.
Это вышел Луциан, племянник герцога.
ОФЕЛИЯ. Вы могли бы стать корифеем греческого хора, милорд.
ГАМЛЕТ. Я бы мог прокомментировать ваше любовное свидание с помощью этих марионеток, миледи.
ОФЕЛИЯ. Сколько в вас яда, милорд.
ГАМЛЕТ. Да, прежде чем мое жало его лишится, вы изрядно постонете.
ОФЕЛИЯ. Это наконец сверх всякой меры!
ГАМЛЕТ. Желаю того же вашему будущему мужу. – Убийца, начинай, сифилисная твоя рожа! Перестань кривляться – и за дело. Как там у вас: «Пророчит смерть раскаркавшийся ворон!»
(Вливает яд в ухо СПЯЩЕМУ.)
ГАМЛЕТ. Этот Гонзаго на самом деле был отравлен в саду, а убийца овладел троном. Эта чудесная итальянская хроника изложена великолепным итальянским языком. Смотрите: сейчас отравитель уломает жену Гонзаго.
(Все, кроме ГАМЛЕТА и ГОРАЦИО, уходят.)
А что, сэр, если к этому еще и шляпу с пером да пару стоптанных туфель с прованскими розами, то, обернись ко мне Фортуна турком, взяли бы меня в актеры?
ГОРАЦИО. На полставки.
ГАМЛЕТ. Нет, на полную.
ГОРАЦИО. А почему не в рифму, милорд?
ГАМЛЕТ. Милый Горацио, слова духа стоят тысячи фунтов! Ты уловил?
ГОРАЦИО. А как же, милорд.
ГАМЛЕТ. Когда играли отравление?
ГОРАЦИО. Если верить глазам.
РОЗЕНКРАНЦ и ГИЛЬДЕНСТЕРН возвращаются.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Милейший принц удостоит нас несколькими словами?
ГАМЛЕТ. Хоть целой историей, сэр.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Его величество, милорд…
ГАМЛЕТ. В самом деле, сэр, что это с ним?
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Они уединились в совершенном расстройстве.
ГАМЛЕТ. С расстройством желудка? Это, наверное, с перепою.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Нет, милорд, скорее от желчи.
ГАМЛЕТ. Обратитесь к личному врачу его величества, это будет гораздо благоразумней. Моя микстура может сделать короля еще более желчным.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Прошу вас, милейший принц, держаться в своей речи некоторого стержня и не сторониться в каком-то испуге сути дела.
ГАМЛЕТ. Считайте, что вы меня стреножили. Излагайте.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Ваша огорченная до глубины души августейшая матушка поручила нам пойти к вашему высочеству…
ГАМЛЕТ. Я вас приветствую.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Простите, милейший принц, теперь не до этикета. Либо – если вы соблаговолите дать нам нормальный ответ – мы выполняем просьбу вашей матушки, либо, с вашего разрешения, откланиваемся, и дело с концом.
ГАМЛЕТ. Не дам, сэр.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Чего, милорд?
ГАМЛЕТ. Нормального ответа, Ведь я, если помните, не совсем нормален. Вам, то есть моей матери, придется обойтись ненормальным ответом. Ну да ладно. Вы сказали, моя мать…
РОЗЕНКРАНЦ. Вот именно. По словам вашей матушки, она крайне потрясена вашими выходками.
ГАМЛЕТ. Потрясающе! Редкий сын способен потрясти мать до такой степени. Что же трусит вслед за этим потрясением, не подскажете?
РОЗЕНКРАНЦ. Она просит вас перед сном зайти к ней в будуар для разговора.
ГАМЛЕТ. Повинуемся, будь она нашей матушкой хоть десять раз подряд. Что еще вам надо от меня?
РОЗЕНКРАНЦ. Вы когда-то хорошо ко мне относились, принц.
ГАМЛЕТ. Да, и мое отношение к вам не переменилось, клянусь этими ворюгами и хапугами! (Указывает на свои руки.)
РОЗЕНКРАНЦ. Милейший принц, что вас так возбуждает? Вы отказываетесь поделиться с верными друзьями своими бедами и тем самым сжигаете за собой все мосты.
ГАМЛЕТ. Сэр, я еще не всего добился в жизни.
РОЗЕНКРАНЦ. Как же так? Разве король во всеуслышание не объявил вас своим наследником?
ГАМЛЕТ. Вы правы, но «пока травка подрастет…» – что там говорит о голодной лошади народная мудрость?
Возвращаются МУЗЫКАНТЫ с флейтами.
Любезный, дайте-ка мне посмотреть вашу флейту. – Осадите назад! И что это вы отираетесь у меня за спиной? Можно подумать, вы подкрадываетесь ко мне с наветренной стороны, чтобы загнать в западню.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Милорд! Моя услужливость проявляется с излишней настойчивостью только потому, что моя любовь к вам лишена деликатности.
ГАМЛЕТ. Мудрено выражаетесь. Лучше сыграйте нам на флейте.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Но я не умею, милорд.
ГАМЛЕТ. Но я же вас прошу.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Честное слово, не умею.
ГАМЛЕТ. Ну ради меня.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Я даже не знаю, как ее и в руки-то брать.
ГАМЛЕТ. Это так же просто, как лгать. Перебирайте пальцами эти клапаны, ртом дуйте в это отверстие, и благодаря вам неизреченная музыка вырвется на свободу. Вот, посмотрите.
ГИЛЬДЕНСТЕРН. Но я не могу всем этим распорядиться. Я не музыкант и с гармонией не в ладах.
ГАМЛЕТ. Понимаете теперь, в какое ничтожество вы меня превращаете? Вы беретесь играть на мне; вы собираетесь распоряжаться моими клапанами; вы намерены извлечь из меня тонику моей тайны; вы хотите манипулировать моими регистрами; вы смеете, черт вас возьми, ставить меня ниже флейты, хотя и не можете вытянуть ни звука из нее, из этого органа в миниатюре, наполненного изумительной музыкой. Можно считать меня каким угодно инструментом, можно порвать мои струны, но играть на мне – невозможно.
Входит ПОЛОНИЙ.
Храни вас Бог, сэр!
ПОЛОНИЙ. Милорд, ее величество с нетерпением ожидает вас.
ГАМЛЕТ. Вон облако, похожее на верблюда, видите?
ПОЛОНИЙ. Клянусь Богом, милорд, вылитый верблюд!
ГАМЛЕТ. Я хотел сказать, похожее на крысу.
ПОЛОНИЙ. Да, у этого верблюда спинка, как у крысы.
ГАМЛЕТ. То есть, как у кита.
ПОЛОНИЙ. Точно, как у кита.
ГАМЛЕТ. Ладно, я иду к матери. (В сторону.) С ними в самом деле рехнуться можно. – Скажите ей, что я уже иду.
ПОЛОНИЙ. Я так и передам.
ГАМЛЕТ. «Уже!» – не так все просто. – Ступайте, гоcпода.
(Все, кроме ГАМЛЕТА, уходят.)
