Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Что это?
Веселое выражение лица постепенно отражается и на внутреннем мире.
О соответствии внешнего и внутреннего в Ци-Гун.
Перед тем как строить, смешно сказать, собственную, неофициальную (вообще-то официальной нет и быть не может) «Ци-Гун классификацию», я решил определить, что такое Ци-Гун. Ну хотя бы для себя. Такой подход меня выручал не один раз. Например, приходишь на кафедру и узнаешь, что в программу ввели новый предмет и прямо с этого семестра тебе придется его преподавать: писать рабочую программу, читать лекции, вести практические занятия, составлять задания для самостоятельной работы студентов. В общем, «преподская» ахинея во всей красе.
И самое главное: я этого предмета не только не знаю, но никогда о нем не слышал. И тут у меня был свой секретный способ подготовки. Рассуждал я так. На предмет мне, в общем, наплевать. Но готовиться надо серьезно, потому что выглядеть идиотом перед большой толпой (извините, аудиторией) студентов не хочется. Кроме того, если столько людей тратило свое время, посещая мои занятия, я просто обязан был дать им нечто стоящее, из чего бы они смогли извлечь хоть какую-то для себя пользу.
Чтобы сберечь и свое время, я решил процесс подготовки совмещать с одновременным написанием учебника. Так и подготовка была на порядок серьезнее, и результаты работы становились очевидны мне самому. Книга все-таки, а не какая-то распечатка на паре листков. Да и студентам удобнее. Готовясь к лекциям таким образом, я часто вспоминал цитату из О. Генри:
Этот Омар X. М. представлялся мне чем-то вроде собаки, которая смотрит на жизнь, как на консервную банку, привязанную к ее хвосту. Набегается до полусмерти, усядется, высунет язык, посмотрит на банку и скажет: «Ну, раз мы не можем от нее освободиться, пойдем в кабачок на углу и наполним ее за мой счет».
Я рассуждал примерно как эта собака: «Ну раз мы не можем освободиться от преподавания этой новой дисциплины, пойдем-ка мы домой и напишем по ней хороший учебник за счет моего собственного свободного времени». А пока буду писать, может, и сам пойму, о чем речь идет.
Как ключ к пониманию Ци-Гун мне больше всего нравилось старинное даосское изречение:
«Питающийся мясом становится смелым и диким; питающийся зерном становится прозорливым и слабым; питающийся Ци имеет ясный дух и обретает долголетие».
Однако это определение было столь же неопределенным, сколь и красивым, поэтому, строя «Ци-Гун классификацию», я решил не опираться на него, а «плясать от печки». В качестве печки я «назначил» само название системы, состоящее из двух слов, которые могут быть переведены приблизительно так: Ци – энергия, Гун – работа. Разумеется, есть и более неоднозначные варианты перевода ([17]), но этот, пожалуй, самый простой и наиболее подходящий для нашего случая.
Например, есть такой Ци-Гун Пяти Первоэлементов. Полностью в духе китайской традиции, где Пятью Элементами описывается буквально все.
Для себя высокое понятие Пяти Первоэлементов (все с большой буквы!) я сильно упростил, используя опыт работы в так называемой строительной команде, куда случайно попал, служа в армии.
Дело было так. В часть должны были пригнать новые БМП, а ставить их было некуда. Отцы-командиры решили, что для новых машин нужно построить новые боксы. Причем срочно, благо бесплатной рабочей силы было хоть отбавляй. Поэтому комдив поступил просто: приказал выделить по несколько человек из каждого полка и сформировать из них стройкоманду. Разумеется, младшие командиры (тоже себе на уме) отдавать на сторону нормальных солдат ни в коем случае не собирались. Даже по приказу комдива. Так что выделили самых беспокойных и самых ленивых, от кого сильно хотели избавиться, но раньше никак не получалось. Чтобы заставить такую отборную публику хоть как-то работать, два капитана, назначенные курировать строительство, должны были находиться на стройке неотлучно. В общем, надзирать и подгонять. Им же хотелось днем поспать, ближе к вечеру – выпить, а не торчать с солдатней целый день на стройке.
Но даже несмотря на постоянный надзор, дело шло плохо. Точнее сказать, вообще не шло. Так как строить надо было быстро, то состав «строителей» все время меняли, надеясь, что последующие будут лучше предыдущих. Однако, когда их разогнали в седьмой раз, комдив сказал капитанам все совершенно ясно: «еще раз и будут разгонять не рядовых, а начальствующий состав». И тут начальствующему составу сильно повезло – в стройкоманду совершенно случайно попал парень из Киева, с которым мы познакомились в карантине и успели подружиться. Он тоже был после института, тоже инженер, только не строитель, а наладчик. Был он человек общительный, с капитанами подружился быстро и, подружившись, стал выяснять у них, почему на стройке такой откровенный бардак. Никто не работает, никто ничего не умеет, а учиться и подавно не хочет. Выяснив, в чем дело, он сказал, что готов помочь капитанскому горю, но для этого ему нужно забрать в стройкоманду людишек, с которыми он проходил карантин и которых потом разбросали по другим полкам дивизии.
Это было проще простого. Вся дивизия была расквартирована в одном городе, стройка была приоритетом комдива, так что все произошло буквально за час. Мне приказали собирать (чего там собирать-то) вещи, когда я шел из казармы в столовую. Моего дружка, с которым мы вместе учились в институте (тоже, соответственно, инженера-строителя), дернули из наряда по кухне, оторвав в полном смысле от ведра недочищенной картошки.
Разумеется, никто нам ничего не объяснял: «Собрался, пошел, на месте узнаешь».
На месте оказался (по армейским меркам) рай. С капитанами договорились быстро. Мы делаем что хотим: ходим по воскресеньям на целый день в самоволку, спим днем, варим еду на костре, едим отдельно, спим тоже отдельно и никто, кроме самих капитанов, ни в казарме, ни в части нам не указ. На все это капитаны закрывают глаза, лишь бы дело шло.
И дело пошло. Отчего бы ему не пойти, условия лучше некуда. Таких в армии просто не бывает. Работаешь, делаешь чистую гражданскую работу каменщика, а тебе за это любой персонаж в офицерских погонах, мягко говоря, по барабану: «Извините, заняты – строим боксы для БМП, приказ комдива».
Работа была простая: замешивай раствор, подноси камни и клади стену. Много лет спустя я дал этому процессу (в шутку, разумеется) название «Ци-Гун Пяти Первоэлементов». Однако в каждой шутке… А в этой шутке, может, истины было и немного, но ассоциации были совершенно очевидные.
Ци-Гун под названием «Слияние Пяти Первоэлементов» существует на самом деле. В нем основное внимание уделяется работе с пятью фундаментальными видами энергии: Дерева, Огня, Земли, Металла, Воды. Эти энергии проявляются в физическом теле в виде процессов, протекающих соответственно в пяти плотных органах: печени, сердце, селезенке, легких, почках.
Вообще понятие Пяти Первоэлементов используется повсюду. Эта теория описывает не только работу человеческого тела, но и фундаментальные законы, в соответствии с которыми функционирует вся Вселенная.
Очень конкретное значение приписывают этим элементам в боевых искусствах. Например, в Тай-Цзи-Цюань существует пять базовых разделов (образов, моделей), каждому из которых соответствуют свой стиль движений, своя энергия и техника боя.
• Дерево. Соответствует технике под названием «контроль путем захватов» (Цин-На). С точки зрения боевого применения это гибкость, умение уходить от захватов и самому осуществлять их.
• Огонь. Хлесткие удары, наносимые по принципу «ивового прута». Другой образ – это внезапно возникший язык пламени. Огню соответствует резкая, короткая контратака.
• Земля. Тяжелая и сокрушительная техника, представляющая собой короткие мощные, пробивающие удары руками, локтями, плечами и коленями.
• Металл. Это методы для обретения способности безболезненно принимать на незащищенное тело удары («железная рубашка»).
• Вода. Техника «уступания», требующая тонкой чувствительности и действий по принципу «уступая, разрушай». Уступив противнику, пропустив его, можно потом воздействовать на него с минимальной затратой собственной силы (используя его энергию).
Практикуя Ци-Гун «Слияние Пяти Первоэлементов», человек соединяется с силами Природы, Земли и Вселенной в единое целое, достигает физической, эмоциональной и духовной гармонии.
Во время выполнения этой практики Ци органов сплавляется в единую жемчужину (если проще, то в энергетический шар). Перемещение этого шара по Микрокосмической Орбите открывает энергетические каналы, укрепляет и очищает физическое тело, создает основу для духовного развития.
Практика «Слияния Пяти Первоэлементов» позволяет трансформировать «негативные эмоции внутренних органов» (гнев – из печени, раздражительность – из сердца, беспокойство – из селезенки, печаль – из легких, страх – из почек) в позитивные: доброту, любовь, честность, мужество и мягкость соответственно.
Когда я от «высоких цигунских материй» вернулся к простым вещам, то понял, что присутствие всех пяти элементов на нашей несложной армейской стройке было совершенно очевидным.
Дерево. Доски на лесах, черенки лопат, ручки мастерков, ветки для костра, на котором мы пекли, варили и жарили картошку (ничего другого для готовки у нас не было), честнейшим образом украденную у прапорщиков-снабженцев.
Огонь. Костер у нас был невелик и аккуратно спрятан в самом дальнем углу строящегося здания. Оно и понятно, с чего бы это в парке боевых машин, где находилась наша стройка, гореть костру. Однако он горел практически целый день, так как мы специально освобождали (точнее будет сказать, осчастливливали) от работы одного из «молодых», чтобы он заваривал чай, чистил и готовил картошку. Кроме того, насколько я понимаю, в качестве огня работало еще и солнце. Это я ощутил в самый первый день, когда обгорел до малинового цвета. Дело в том, что работали мы в одних трусах, а армейские трусы хоть и длинные, но не настолько, чтобы их хватило прикрыть что-нибудь, кроме тощего солдатского зада.
Земля. Вот этого у нас было много. Это были блоки ракушечника, из которых мы клали стены. Это были песок и цемент, из которых мы делали раствор. Это была и покрытая травой земля, на которой мы спали, уйдя после обеда в посадку, окружавшую «парк боевых машин».
Металл. Воплощался в лопатах, мастерках, трубах, из которых мы собирали леса. Вообще металла кругом было много, даже слишком. Когда мимо проезжал «металл в виде танка», дрожала стена, на которой мы сидели, пока не установили леса.
Вода. Иногда мне казалось, что я превращался в белого медведя из зоопарка, который залезал в воду, спасаясь от летней жары. Водоема, чтобы спрятаться, у нас не было, но был кран, к которому мы прицепили шланг и поливали друг друга, чтобы кровь не вскипела в жилах. Кроме того, вода была у нас и элементом рабочего процесса. Без раствора не сделать каменную кладку, а какой раствор без воды.
И получалось так, что я непрерывно взаимодействовал со всеми пятью элементами, а пять элементов непрерывно взаимодействовали между собой.
Металлической лопатой я насыпал элементы земли (песок и цемент) в металлическое корыто, где и смешивал их с водой. Потом металлическим мастерком клал раствор, скрепляющий между собой камни (тоже элемент земли). Раствор затвердевал, когда огонь (солнце) выпаривал из него воду. А в это время на огне, рожденном при сгорании дров, закипала вода, в которой мы варили картошку. В общем, простая такая алхимия.
Кстати, почему люди выезжают на отдых (например, на море)? Прекрасно можно выйти в отпуск и остаться дома: ничего не делать, много есть, валяться на собственном диване. А потому, что не получается такого общения с природой: водой, огнем, землей, не достигается такого заметного «оздоровительно-отдыхательного» эффекта.
Разумеется, в те годы я ни о чем таком не думал. Я был счастлив оттого что можно просто работать и не слушать ничьих команд. Лишь много лет спустя я назвал то, что я делал тогда, «Тоже Ци-Гун Пяти Первоэлементов».
Также много позже я прочитал о так называемом Туммо (тибетский термин, означающий «скрытое тепло организма»). Практиковали этот суровый метод закалки люди, которым требовалось перезимовать в горной пещере, среди снега, без огня и в легкой одежде.
Мастерство Туммо очень непростое. По традиции степень овладения им проверяется зимней лунной, ветреной ночью. Испытуемые приходят на берег реки или озера, снимают с себя одежду и садятся на снег, скрестив ноги. Суть испытания заключается в том, что нужно за счет собственного внутреннего тепла высушить мокрую простыню, обернутую вокруг тела. Когда простыня высыхает, ее опять окунают в прорубь, и ученик снова должен сушить ее на своей спине. Побеждает тот, кто до рассвета высушит на себе (или «собой») большее количество простыней. Для того чтобы человека признали достойным носить юбку из белой ткани (знак овладения искусством Туммо), он должен суметь высушить на себе не менее трех простыней.
Узнав о Туммо, я долго смеялся, так как вспомнил, что тоже однажды делал его, только наоборот. До того, как мне привалило счастье попасть в стройкоманду и сделаться из солдата каменщиком, живущим в казарме, я был в мотострелковом полку. А мотострелковый полк – это не что иное, как та же самая пехота, которую перевозят с места на место на каких-то машинах.
Именно с такой машиной и был связан мой опыт «Туммо наоборот». Однажды зимой нас подняли в шесть часов (темень, холод, тоска), погрузили в БТР и повезли на полигон стрелять. От этих стрельб у меня осталась только одна мысль: «Как можно куда-то попасть, стреляя из трясущегося от отдачи автомата, находящегося в трясущихся руках солдата, едущего в трясущемся на ухабах и рытвинах БТРа?»
Однако не о стрельбе речь (хотя стрельба – это тоже несомненный Ци-Гун, требующий полной концентрации сознания и пребывания в состоянии «здесь и сейчас»). Это так, к слову. А «Туммо наоборот» я делал по пути на полигон.
Дело в том, что загрузили нас в старый, я бы сказал, древний БТР-152. Машина была почти легендарная. Еще бы – первый советский серийный БТР. Папа мой даже модель его сделал. Причем (трудно в это поверить) из обычных железных консервных банок, желательно, больших (например, из-под тушенки). От такой банки отрезались верхняя и нижняя крышки, и получалось не более и не менее, как «листовое железо». Тоненькое, правда, но как раз такое, как нужно. Оно было настолько мягкое, что резалось ножницами, и такое пластичное, что ему можно было придавать практически любую форму. К тому же оно прекрасно спаивалось с помощью обычного электрического паяльника и оловянного припоя.
Вот такие машинки получались у папы из консервных банок.
Выпускали БТР-152 с 1950 по 1955 г., и как «экипаж», который нам подали, еще был на ходу, понять я не мог. Но мог я понять или не мог, однако машина была, она ездила и как раз она нам и попалась. Корпус у нее был сварен из бронелистов и открыт сверху (вообще-то были и закрытые модели), а внутри вдоль бортов установлены простые деревянные лавки (язык не поворачивается назвать это сиденьями).
Вот такую карету и подогнали нам для «трансфера» (тогда и слов-то таких никто не слыхивал) на полигон. Машина эта, естественно, всегда стояла на улице. Можно себе представить, как промерзла такая железная открытая коробка. Скамьи же обледенели и были слегка присыпаны снегом.
Ну, не баре, расселись и поехали. Ехать было долго, а спать от хронического недосыпа хотелось ужасно. Так что я и не заметил, как заснул. Приехал, а подо мной лед на скамейке уже растаял и сижу я пусть в небольшой, но в луже.
Такое вот Туммо, только с точностью до наоборот: они простыни сушат, а я из льда «добываю воду», они сушат их на плечах, а я – неудобно сказать на чем. Но самое смешное выяснилось позднее: я так и не заболел. Видимо, организм понимал, что это бессмысленно: никаких поблажек-коврижек все равно не будет. Так что и затеваться незачем. Тут оказалось, что пребывание в условиях стресса – это тоже Ци-Гун, причем очень сильнодействующий.
Еще раз я проверил это позже, далеко уже не в юном возрасте. За три с половиной года, что я ухаживал за мамой, я не заболел ни разу. Если я правильно помню, то даже не чихнул. Хотя (чтобы «прочистить мозги») ходил в мороз до –20 без шапки.
Кстати, «работа с морозом» мне тоже представлялась как несомненный Ци-Гун даже на «бытовом уровне». Когда мне приходилось стоять в карауле зимой, то два часа, которые я проводил на улице, казались мне вечностью. Мороз, ветер, ночь, какая-то приблудная собака (видимо, такая же замерзшая, как я), поджав хвост, жмется к сапогам. В общем, тоска такая, что казалось, что ничего хорошего в жизни уже никогда не будет.
Однако потом я вспомнил, как до армии, на третьем курсе института, мы с приятелем решили поехать в Карпаты. Купили себе на зимние каникулы какие-то путевки и оказались в совершенно сказочном месте. Как оно называлось, не помню, помню только, что было потрясающе красиво и достаточно холодно, особенно ночью. Причем турбаза была советской и все было сделано по-советски просто. Два вида комнат: одни в каменном двухэтажном корпусе, другие – в отдельных дощатых домиках. Изначально все предполагалось очень разумно. Зимой людей мало и они живут только в каменном двухэтажном отапливаемом корпусе. А красивые, как деревянные раскрашенные матрешки, дощатые избушки используют только летом во время наплыва отдыхающих. А если летом, то зачем их отапливать? Да что там отапливать, зачем даже щели заделывать. Наоборот, хорошо – вентиляция во время жары.
Но тут вышла ошибка. За счет студентов наплыв отдыхающих во время зимних каникул был не меньше, чем летом. Чтобы удовлетворить спрос трудящихся, селили во все, что было. Правда, подход старались «гуманизировать»: лиц женского пола – в отапливаемый корпус, мужского – в дощатые домики. Так что спали мы под всеми одеялами, полностью одетые, в шапках-ушанках с опущенными «ушами». Проведя таким образом одну ночь, я перестал удивляться тому, что мы так легко взяли путевки на «дефицитное время» студенческих каникул.
Днем холодно не было. Светило солнце, подобралась прекрасная компания из очень приятных и веселых ребят, «золотой» питерской молодежи. Так что целый день мы развлекались и «забывали» мерзнуть. Но тут вышла неувязка: ребята были большими любителями сходить в дорогой ресторан. Тем более, могли себе позволить. У нас же с приятелем деньги кончились через пару дней такого времяпрепровождения и мы приняли судьбоносное решение: идти в поход, благо была на этой турбазе такая опция. Причем бесплатная: вместо еды в столовой выдавали сухой паек, к нему жутко грязный спальник, такую же жуткую брезентовую куртку, лыжи и отсылали вместе с сопровождающим с глаз долой прочь с турбазы.
Жилье в походе тоже было бесплатное. На расстоянии дневного перехода очень неумелого лыжника прямо в лесу стояло заброшенное одноэтажное здание. Школа, кажется. Как она попала в лес, не знаю, может, раньше где-то рядом было село. Но сейчас там было настолько безлюдно, что однажды ночью в гости забрел дикий кабан. Он устроился в соседней комнате, причем улегся так, что подпер дверь снаружи. Когда я утром попытался выйти, дверь не открывалась. Мне стало интересно, так как я точно знал, что в соседней комнате никого нет. И я начал толкать дверь от себя. Что-то весьма тяжелое со скрипом (потом я понял, что это скрипела щетина, когда терлась о пол) с той стороны поехало по полу, потом оно противно завизжало, хрюкнуло и, не торопясь, поднялось. Когда, выглянув в образовавшуюся щель, я увидел, что это такое, мне эту дверь захотелось быстренько закрыть. Но, видимо, для кабана я никакого интереса не представлял, так как он повернулся и затрусил к выходу. Главное, эта скотина никуда не торопилась, похоже было, что страху в ней (в отличие от меня) совсем не было.
Но, разумеется, не в скотине дело. Вспомнил я о ней, потому что место было совсем дикое, греться было совсем негде. Днем были доступны следующие согревающие процедуры: катание на лыжах, еда, чай, костер. Причем костер горел, только когда готовили еду, просто так никто (публика была вся сплошь ленивые студенты, которым проще мерзнуть, чем собирать дрова) огонь не поддерживал. Ночью тоже жарко не было. Спали в спальниках на полу, на который предварительно набросали еловых веток. Благо веток было много – целый лес. Конечно, топили печку, но комната была огромная и печка помогала мало. К тому же ночью дрова никто не подбрасывал. Вылезать из нагретого с таким трудом спальника… Как же, ищи дурака, как говорил мальчик, которому Буратино пытался продать за четыре сольдо свою чудную бумажную курточку.
Поэтому получалось, что целый день я был на морозе. Но я помнил точно, что, как ни странно, я не мерз. Конечно, жарко не было. Разумеется, горячая еда и чай были всегда кстати. Постоять у костра погреть руки – с удовольствием. Но чтобы по-настоящему мерзнуть – нет.
Тогда почему же я так мерз, стоя в карауле? И это при том, что общий температурный режим был намного более благоприятный. После двух часов на морозе – четыре часа в жарко натопленной караулке. Одежда тоже была недостаточно теплая. В советское время солдатам на зиму даже выдавали по две пары кальсон (правда, приехавшие из солнечных республик, привыкшие к теплу люди говорили, что если бы им дали и четыре пары, они бы не возражали).
Объяснение у меня было только одно: когда человек в хорошем настроении, когда он делает то, что хочет, он даже меньше мерзнет! Такой вот Ци-Гун: состояние ума совершенно очевидным образом влияет на тело. Ничего особенного – обычная психосоматика. Странно другое: такая простая мысль пришла мне в голову намного позже, когда я начал думать (и чувствовать связь ума, энергии и состояния тела).
