ГенералЪ-композиторЪ. Клингер Иван Андреевич

РГИА Ф. 395, Оп. 42, д. 586

Письмо от Главнокомандущего Кавказским корпусом Завадовского от 6 февраля 1850 года военному министру.

«Взятый в плен по приезду из станицы Старогладовской в Новогладовскую штабс-капитан И. А. Клингер освобожден из плена в январе нынешнего года рекомендуя Клингера с отличной стороны во всех отношениях и описывая страдания, которые он претерпел находясь в плену схваченный врасплох и в уважении этих причин просит зачесть время нахождения в неволе за службу и выплатить жалованье за этот срок ныне Высочайшим повелением определен на службу в Дагестанский пехотный полк чтобы предоставить ему возможность участвовать в экспедиции и в некоторой мере вознаградить потерянное по неволе время.

РГВИА Ф. 395 Оп. 103. Д. 246.

В книге обнаруженной мною в национальной библиотеке Польши, с помощью библиографов отдела рукописей и редких книг во время моей поездки в Польшу в ноябре 2015 года, которую перевел Джабраил Мурдалов, к моему большому удовольствию в строках книги польского солдата-пленника также бывшего в плену у Шамиля, написано несколько строк и о И. А. Клингере:

«Дневник моих солдатских воспоминаний на Кавказе и в неволе Шамиля с 1844 по 1854 года». Автор: Кароль Калиновский.

«… В Оспан-Юрт проживал дядя старика, называемый Taram (Тарам), известный из нападений и разбоев, которые делаются в русских пределах. У него всегда находилось несколько невольников офицеров или линейных казаков в ожидании на откуп. В то время как там я был, находился в плену Klinger (Клингер Иван Андреевич), офицер по-видимому генерального штаба. Желание жестокого познания Тарама а еще более Клингера повлекла, что я зашел в дом упоминаемого чеченца. Тарам человек лет, больше чем средних, весьма неприятной физиономии показал мне своего невольника лежащего в убогой сакле в кандалах, почти на голой земле, прикрытого белым покрывалом весьма чумазого, вместо одеяла, хоть холод был достаточно сильным, потому что то было зимней порой. В дымоходе сгорали щепки сухих деревяшек, увеличивая своим дымом неприятности бедного военнопленного и отталкивающий внешний вид малой темной, закопченной как собачья кладовая сакли. Тарам хотел, чтобы я разговаривал с Клингером, который от какого-то времени ни слова ни к кому не хотел сказать. Поняв положение и намерения военнопленного, я заверял Тарама, что он не через упрямство, но через лишнее ослабление говорить не может, что состояние его здоровья, опасное, что долгое время на него надеты кандалы, которые находятся, на его ногах. Я не знаю или Тарам действительно послушал моих слов, но я еще не выехал из аула, а слуга был уже послан в крепость Грозную с условиями о выкупе Клингера. Тот офицер в коротком времени был выкуплен и Тарам радовался, что взял приличный откуп. Но ошибся, сегодня этот офицер как полковник командует на Кавказе батальоном стрелков 20-той дивизии пехоты и радуется своим здоровьем, а от аула, в каком Тарам проживал и следа не осталось…»