Спонтаноиды

Дорогой читатель!

В какой-то мере предлагаемые Вашему вниманию заметки являются логическим продолжением, как бы результатом, продуктом прессинга событий и условий, изложенных в «Хрониках русского быта».

Что сталось с "гомосоветикус" после длительного пребывания в среде советского образа жизни? Проснулись ли в нём старые, досоветские убеждения, нормы, инстинкты? Начала ли кристаллизоваться новая Общность Человека Постсоветских Времён, которая будет строить Новое Русское Будущее? Или содержание, сущность Русского Духа осталась незыблемой, как ни велики были общественно-политические потрясения? Приведенные ниже размышления – это моя попытка ответить на эти вопросы. Центр моих интересов сфокусирован на себе, так как я и есть обыкновенный средний русский человек, переживший и постаравшийся осмыслить крутые деформации российского социума ХХ и XXI веков.

Сформированный суровым духом советского времени, мой жизненный опыт в сочетании с моей индивидуальностью породил особый образ мышления, когда неудержимое (по-видимому, генетически предопределённое) стремление творить сталкивается с инстинктивными опасениями возможных внешних запретов. Эти столкновения загоняют зародившиеся мысли обратно, нарушая логику их последовательности. Однако они, зачастую в отшлифованном виде, «всплывают» вновь и вновь. Как правило, это происходит в самые неожиданные и неподходящие моменты. Наличие практически неограниченного времени на раздумья (я уже давно на пенсии), а также отсутствие каких-либо внешних обязательств (я пишу не по контрактам, а «для себя») позволяют постоянно наблюдать в собственных глубинах повторные, «обработанные» где-то внутри результаты моих размышлений.

Картина с определённой долей иронии: какое-то озеро эклектической смеси, на поверхность которого вдруг всплывает ко мне воспоминание или соображение и спрашивает: мне куда? И я отправляю его обратно в глубь, в предназначенную ему для дозревания нишу. Эти спонтанно возникающие мысли, идеи и отрывочные воспоминания представляются мне неупорядоченными звеньями таинственной цепи, образующей моё собственное внутреннее «Я». Поэтому я назвал их «спонтаноидами» и изложил в виде заметок.

«Спонтаноиды» содержат галерею небольших документальных рассказов, суждений и эссе, объединённых, как мне представляется, некоторыми подсознательными смысловыми ритмами. Заметки ориентированы на достаточно образованных читателей и, по моему мнению, отражают явную смутность духовного состояния значительной части среднего класса современной российской публики. Они представляются мне внешне неупорядоченными аналогами осколков многих русских личностей, казавшихся цельными до разрушительных социальных потрясений конца двадцатого века.

*

Я – старик, мне уже за восемьдесят. Одиночество моё абсолютно, оно подобно пронзительно острому отчуждению от "своего мира", которое я не раз трепетно испытал в зимних горах Алтая. Стоя на вершине и осматривая застывшие, сверкающие окрестности, ты точно знаешь – вокруг на десятки километров нет ни одной человеческой души. Так и сейчас: все родные и друзья, так любимые мною, ушли навсегда. Дети и внуки безвозвратно отдалились. При кажущемся драматизме такой позиции, она естественна и предсказуема, ведь перед окончательным уходом отчуждение необходимо, логично, и благотворно. Я остался наедине со Своей Книгой Жизни. И вот я без конца листаю эту книгу, переворачивая страницы от первых запомнившихся отпечатков младенческой памяти до вчерашних старческих болей в пояснице.

Слишком много времени моей жизни ушло на общее становление, на научно-техническую и производственную деятельность, на заботы о ближних, на развлечения. Поэтому, наверное, я так и не нашёл ответа на свой главный вопрос: почему мы, русские, обладая несметными богатствами, живём беднее, скучнее, притеснённее, чем западный мир? Я обобщал свои наблюдения, беседовал с умными людьми, прочёл массу книг и статей. Не получив чёткого, ясного ответа, я всё же думаю, что знаю, как нам, наконец, выправиться и пойти в ногу с передовым миром, ни в чём от него не отставая: нам надо как можно интенсивнее смешиваться с другими народами. Надо обеспечить взаимное проникновение культур, обоюдную ментальную адаптацию, уровень и качество образования. Мы можем дать другим народам не меньше, чем получить от них. А для этого надо в первую очередь проявить максимальную доброжелательность, сделать всё более прозрачными границы, всё более свободным движение "наших" и "их" людей в обе стороны. Но наше государство, то есть мы же сами, действуем в обратном направлении: мы всё больше "закрываемся" от других стран, с некоторыми из них всё больше и больше враждуем, подозревая их в посягательстве на нашу независимость. Они отвечают нам тем же. Мы делаем ставку на грубую военную силу. Они в ответ делают то же и верят нам ещё меньше. В таких условиях эффективный купаж невозможен.

*

Как ты ёмок, Божественный трафарет образа и подобия Божия! Как ты прекрасно многообразен и мимикричен!

*

Каждый человек уже побывал в раю, поскольку рай – это детство, каким бы оно ни было. Моё детство было голодным и холодным, но оно было бесконечно, райски счастливым.

*

Читаю Карамзина о воровстве на Руси. Читаю «Епифанские шлюзы» Платонова. Читаю Гоголя, пристально вникая в махинации Чичикова. Читаю великолепные, кропотливые, выверенные труды Лескова. Читаю Куприна, особо выделяя «Яму» и «Канталупы». Читаю пьесы Островского. Наряду с высочайшим литературным мастерством – всё это достоверные исторические показания, свидетельства о диком мире стяжательства и плутовства. И спрашиваю себя: ну чего ещё можно ожидать вокруг, если не вакханалии воровства и жульничества, к которой мы шли столько лет?

*

Сам не понимаю, как, являясь в рабочие годы сущим трудоголиком, я ухитрялся кроме любимой работы охотиться, читать, познавать изобразительное искусство и грешить? Все укоряли меня в том, что я работаю по тринадцать часов в день и прихватываю выходные: нужно было не только обеспечивать новейшее производство, но и учиться в аспирантуре, проводить сложные физические исследования, писать диссертацию. По-видимому, всё это я делал за счёт сна, поэтому-то, наверное, и не могу отоспаться до сих пор. При поиске ответа на этот вопрос уместно сослаться на выдающегося французского писателя Владимира Волкова:

– Жизнь – сказал он, – как рояль. Умеешь играть – играй, не умеешь – на кой чёрт она нужна!

*

Сказочные приключения, сны наяву в Горном Алтае. Глухая каменная пещера. Гробовая тьма, таинственная обстановка. Пронзительная тишина, индуцирующая мелодии Вагнера и Баха. У одного в руках бинокль и мощный фонарь (подарили пограничники), у другого – карабин калибра 6,5мм, рядом проводник-алтаец с разным снаряжением. «Потолок» (бугристый верхний свод пещеры) метрах в 10-15. Тот, что с фонарём, шарит снопом белого света по потолку, отыскивая через бинокль заветные блёстки.

– Ещё нашёл. Держу в центре. Поймал (в прицел)? Давай!

Страшный грохот выстрела; кажется, пещера вот-вот обрушится. Все втроём собираем при свете фонариков каменные осколки. И так снова и снова.

Потом, уже в Новосибирске, выпаривали из осколков камней мумиё.

*

Поразительная загадка обустройства человеческой иерархии. У других животных всё ясно – в стаде царствует сильнейший. От него же и польза в добыче и защите стада максимальна. У человека не так.

Есть выдающиеся, великие личности: учёные, полководцы, бизнесмены, медики, писатели, художники, спортсмены, артисты. Достижения одних наглядны и понятны миллионам, которые летают, ездят и плавают на созданных ими машинах, поминутно пользуются изобретёнными ими творениями, живут и работают в построенных ими зданиях, спасают у них своё здоровье. Другие на глазах у всех создают новые технологические шедевры. Третьи в присутствии тысяч зрителей-свидетелей выигрывают в честных состязаниях, прыгают на немыслимую высоту, поднимают невероятные тяжести, ставят рекорды скорости. Четвёртые публично дарят этим же тысячам упоительные переживания, выраженные в их бессмертных книгах, мелодиях, картинах. Это – настоящие, подлинные творцы и таланты. А вот что касается людей власти, политиков, – чем же они-то потрафили судьбе? Как провидение отобрало их и за что вознесло на такую высь? Почему и, главное, – за что, за какие достоинства, им пожаловано самое для них сладкое, самое ненасытное: власть над этими самыми талантами и над всеми прочими смертными? Ведь именно эти паразиты капризно выбирают, кого (из тех, кто своими руками и мозгами создают духовные и материальные блага, чью кровь они сосут) они наградят, поощрят, или, наоборот, унизят или репрессируют! Необъяснимый цинизм человеческих отношений, процветающий у всех на глазах! И такое положение присуще всем государственным устройствам и во все времена!

*

И вот над Россией, над нами, вновь воссияли ВЕЧНЫЕ, ВЕЛИКИЕ ИСТИНЫ – Частная Собственность, Социальное Неравенство, Национальная Рознь, Религия. И никто за несколько тысячелетий так и не узнал, как правильно управлять обществом, в котором все эти истины сияют. Даже те, кто не дрыгался, как мы в России, а шли по ровной дороге.

*

О поступательности познания. Каждый школьник сейчас знает, что известное рентгеновское излучение – это результат «торможения» ускоренных электронов кристаллической решёткой металлов. А кто знает, что сам Рентген, открывший этот вид проникающего излучения и сделавший первые в мире рентгеновские снимки, считал тех, кто признавал существование электронов, полными идиотами?

*

Глубочайшая мысль Достоевского о несостоявшемся христианстве – духовная антитеза Марксу о развитии мира. Касалась ли она только России (православия), или распространялась на всю духовную идеологию этой ветви религии?

*

В 1999г я закончил напряжённую двухлетнюю работу над своей родословной. Труд получился солидным (документально подтверждённые сведения о прямых родственниках по мужской линии в течение 14 поколений, восходящие к пятнадцатому веку), и получил первое место в Конкурсе Родословных Коми Республики. Поскольку в числе моих прямых предков оказалось много церковнослужителей, я решил передать копии созданных документов в Синодальную библиотеку Московской Патриархии, полагая, что корректные генеалогические сведения о церковнослужителях представляют для истории Русской Православной Церкви несомненный интерес. Присоединив к своему труду несколько важных исследований моих друзей – коми краеведов, я созвонился предварительно о приёме и прибыл в точно назначенный час. Принят я был, однако, через полчаса; приём осуществил, судя по роскошному кабинету, важный чин – смазливый молодой человек, одетый в какую-то фасонистую рясу из необыкновенной красоты тёмного материала. Первым делом он вручил мне визитную карточку, составленную на английском (?). Затем попросил коротко, за неимением времени, изложить своё дело. Я в двух словах рассказал о своей работе и положил перед ним документы. Он удивлённо-радостно спросил:

– И это всё?

Я подтвердил. Молодой человек радостно сообразил, что перед ним – не проситель чего-то, а простой собиратель фактов, доставивший их для регистрации и архивирования. Видно было, что его нимало не интересуют ни хронология, ни участь целых поколений православных священников коми земли. Ни одного вопроса о судьбах его братьев-священников (а среди них были служители с интересной судьбой, настоящие стоики, просветители, были и расстрелянные, и сосланные) я не услышал. Радость его от простоты вопроса была нескрываема, – ведь его ожидали гораздо более важные проблемы. Так, провожая меня к дверям, он вдруг повёл носом, приостановил меня, отворил дверь и сладко обратился к двум весьма пригожим монахиням с подносами (видимо, из буфета):

– А, вот они, пирожки! С печёнкой, рыбой и капустой – так? Остальное несут? Всё правильно! А на сладкое? А кофе? Ага! Ага!

И, уже обернувшись ко мне, пояснил:

– Вот-вот встречаем православную делегацию – братьев из Франции и Голландии.

Шла вторая неделя Великого Поста. "Пирожки с печёнкой…?" – Визитную карточку, так и не прочитав, я выбросил в первую же урну.

*

Научно-технический прогресс, являющийся стержнем развития современного мира, – это дело рук человеческих, обладающее двумя воистину парадоксальными особенностями: у него начисто отсутствует единая структура управления, а о грядущих последствиях его бурного развития во всём мире никто ничего определённого не знает. Более того, наиболее судьбоносные для всего человечества исследования не только не комментируются, но скрываются как секреты особой государственной важности (полагается, что их результаты будут использованы для сепаратного извлечения сверхприбылей, оказания давления на несговорчивых конкурентов, либо вовсе для уничтожения «потенциальных противников»). Поэтому полноценные прогнозы последствий научно-технического прогресса по определению невозможны.

*

Забавный баланс: если учитывать духовную и экологическую составляющие, научно-технический прогресс пока столько же отбирает, сколько отдаёт. В России даже явно больше отбирает.

*

Изучая солидную богословскую литературу, я нашёл там чрезвычайно интересное, точное и лаконичное заключение: «Вся мировая литература от своего зарождения до наших дней посвящена теме сладострастия и прелюбодеяния».

*

Всякое искусство – это дерзкое (иногда мерзкое) покушение на жизнь Красоты.

*

Те из моих друзей – честных, работящих, одарённых людей, – кто готов был Служить Русскому Отечеству, все они (я в их числе) оказались на протяжении нашей долгой жизни неотвратимо отсеянными ниже среднего уровня. Те же, кто не задумывался о Служении, а был алчен, хитёр и беспринципен – вознеслись на пресловутые "верха".

*

В 1988г я был в числе немногочисленной делегации Минсредмаша СССР в США, на фирме «Полароид»: мы готовили отечественное производство камер мгновенной фотографии, разработанных этой корпорацией. Штаб-квартира корпорации «Полароид» располагалась в Бостоне, и её руководители устроили нам целый залп пышных приёмов.

В частности, нам дали обед в знаменитом ресторане, ранее посещаемом братьями Джоном и Робертом Кеннеди. Рассаживаться нам помогали лично мэтр с молодцеватым официантом, которого я в шутку спросил, хватит ли у них хлеба – ведь пришло сразу пятеро русских! Парень изобразил задумчивую мину и исчез, решив продолжить шутку. Через минуту он показался в дверях в обнимку с огромным, во весь его торс, белоснежным бумажным мешком с круглыми хлебцами. Подошёл, бухнул мешок на соседний стул и обратился ко мне:

– Этого хватит, сэр? Есть ещё, сэр!

*

Двадцатый век – это золотой век российской национальной антиидеи: в течение этих ста лет оформилось, расцвело и достигло абсолюта отчуждение порядочных людей от российской общественно-политической и государственной деятельности. Этот исход достойных умов происходил и принудительно, и добровольно, по всем фронтам, от культуры и науки до всех сфер политики, экономики и армии.

*

Мой самый первый, самый насыщенный пир имел место в детстве, когда мне было двенадцать лет (1949г). Жили мы тогда с мамой, бабушкой и старшим братом в городке Шуя Ивановской области, и жили бедно до смерти. Зимами ели щи из квашеной капусты и пшённую кашу. Лакомством были скудные запасы картошки, вяленой свеклы и моркови, сверхлакомством – маргарин и леденцы типа «ландрин». Хлеба было в обрез. Самые страшные голода (1946-1948гг), сразу после войны, отступали, но мы долго ещё, года два-три, не могли отделаться от фурункулов, колтуна и привычно-непрерывного свиста в голове ("малокровие").

В Шуйской Детской библиотеке я взял книгу Ш. де Костера «Легенда о Тиле Уленшпигеле», и был поражён бурными перечислениями незнакомых мне яств. Их я не только никогда не пробовал, но даже не видел: окорок, ветчина, кровяная колбаса, жареные на вертеле каплун и оленина… Меня поразило, что в обиходе главных героев – бедняков и мелких проходимцев эти разносолы были частыми блюдами, которые вдобавок сдабривались различными сортами пива и вина. Красочные, весёлые описания обжорок в средневековых трактирах были для меня необычны и притягательны.

На мои расспросы мама (ей тогда было 38 лет) неуверенно пояснила: окорок и ветчина – это, наверное, одно и то же, кровяная колбаса – это колбаса из крови (?), а что такое каплун, она даже не знает. Я воображал эти яства снова и снова, и, наконец, устроил в полном одиночестве свой пир.

Мы с братом учились в разные смены, бабушка уехала на побывку на родину, мама была на работе. Солнечным морозным днём я закрылся на дверной крючок от соседей по коммуналке и накрыл стол. Там было множество блюд. Три куска чёрного хлеба и отдельно на маленьком блюдце лужица соевого масла, сдобренного солью, стали ломтями воображаемой жареной оленины с подливой. Три чайных блюдца с различно нарезанными солёными огурцами также преобразились: распластанный вдоль огурец был ветчиной, порезанный наискосок – окороком, а настроганный поперёк – кровяной колбасой. Серая миска с полукочаном квашеной капусты стала серебряным подносом с жареной курицей. Три осклизлых варёных картошки я порезал тонкими пластинками, и они стали соблазнительными ломтиками сыра. Тарелка потолочных щей из квашеной капусты превратилась в моём воображении в жирную похлёбку из каплуна с бобами. Единственный в нашем доме стеклянный кувшин использовался для выращивания распространённого тогда домашнего растения в виде слизистого гриба, питавшегося спитым чаем и вырабатывавшего слабогазированный напиток. Этот кувшин стал украшением стола, как и подобало неведомому мне сказочному рейнвейну. Свой роскошный пир я открыл словами так полюбившегося мне Ламе Гудзака: «Красная колбаса была вкуснее!» Я с азартом поглощал "незнакомые" мне яства, запивал их то пивом, то вином из одного и того же кувшина и весело беседовал с закадычными друзьями – Тилем и Ламе.

*

Истинная свобода – это любимая работа! Работа, где можешь себя выразить и проявить, когда над тобой никто не стоит! К ней надо рваться зубами и когтями! Вот что такое свобода. Сейчас каждый, кто хочет, может её добиться.

*

Женская красота не имеет равных себе человеческих ценностей. В отличие от всех других достоинств, она должна быть подарена, завоёвана, или куплена, или пожертвована, то есть при всём своём величии она неизбежно подлежит приобретению. Более того, всей своей сутью она обречена на непременное достижение и потребление, коих сама ненасытно жаждет. И в этом её недосягаемая для других ценностей сила. Все прочие ценности безразличны как к обладанию ими вообще, так и к конкретному обладателю в частности.

*

Ничто так не соответствует моей жизненной философии, как гимн Розанова чувственности:

«Нет священнее ничего чувственности! Самых исподних желаний. Только исподних. Более всего – исподних. Они одни поднимают на религиозную высоту. И до этого всё – персть и прах, обыкновенное и ненужное».

У меня чувственность так же бурно распространяется на вкус и запах. И на созерцание прекрасного. Но «исподнее» всё же выше.

*

Любовь – это природа, физиология болезненного созревания. Это всего лишь неизбежный этап в развитии каждой личности, даже одарённой ранним умом. Воля и разум в этом процессе не участвуют, как не участвуют они в росте волос. Те, кто говорят о вечной любви "до гробовой доски", либо красуются, лгут, либо просто не совсем нормальны. Это фаза, биологическая фаза, которую каждый человек обречён не один раз пройти, преодолеть и оставить. И двигаться дальше, вспоминая, как ярок и сладок был первый ломоть однажды вскрытого арбуза, и сравнивать его вкус со следующими.

*

Кровные узы – это, действительно, высшая ценность. Но это не общечеловеческие ценности. Это как кому повезёт. Родители отказываются от детей; дети бросают родителей в старости; сёстры ненавидят сестёр, братья ненавидят братьев; и в большинстве случаев причина в действительно абсолютной ценности – звонкой монете.

*

Мягкая, бесформенная русская глина. «Русские литературные архетипы», на которых постоянно ссылаются разговаривающие обезьяны по ящику, не являются таковыми. Сменились (в какой уже раз) не герои и декорации русской жизни, а сама её суть.

Невозможно представить себе императора Александра Третьего, суетливо кокетничающего со своими подданными в твиттере. Внутренний мир и внешность Татьяны Лариной, Наташи Ростовой или героинь Тургенева несовместимы с мини-юбкой, татуировкой на животе и с пирсингом на пупке и половых органах. Петя Ростов с серьгой в носу, с микрофоном в ухе и со смартфоном в руках невозможен. Насыщенные русской мыслью беседы членов семьи Карамазовых по скайпу невообразимы. Если вполне возможно представить Ч. Диккенса (и родился, и умер на 10лет раньше Достоевского) разговаривающим по телефону, то совершенно нелепо, нежизненно выглядел бы автор «Преступления и наказания» за компьютером. Лесковские коноводы немыслимы за рулём авто или байка. К тому же современные русские люди не несут в себе позитивных коренных традиций (трезвость ума, честная деловая хватка, трудолюбие), однако, регулярно обращаются к их дурным антиподам, таким как пьянство, мошенничество и лень. Здесь явно прослеживаются последствия большевистских времён. Это – не другой социум, это – совершенно иной этнос.

*

Смысл понятия "несправедливость" тесно связан со смыслом понятия "принуждение", которое является основным инструментом Власти в управлении обществом (законы, правовые нормы и т.д.). Мотивация – это то же принуждение, только "из-за угла". Таким образом, несправедливость – это единственный способ поддержания стабильности общества.

*

«Простой народ» с поразительным постоянством твердит на работе и дома, в пивных, в очередях и просто на улицах очевидные истины:

– Все политики, от самых левых до крайне правых, одинаково омерзительны своим паразитизмом. Они не принимают никакого участия в процессах производства материальных и духовных ценностей, а среди их потребителей стоят в первом ряду. Это высший цинизм.

– Все спецслужбы защищают интересы властей. Я боюсь их. Они пользуются этим и привычно гребут под себя.

– Государство мне ни в чём не помогает. Я никогда не услышу, как Добро стучится в мою дверь.

Многие из тех, кто зациклился на подобных «пунктиках» – наивные праведники. По всему свету власть имущие через штампы казённого воспитания и образования привили им искажённые идеалы добра и справедливости, чтобы они безропотно трудились, имели бесконечное терпение, и не мешали вершить чёрные дела. Бедным праведникам неведомо, что в этом мире несправедливость является единственным средством, позволяющим хоть как-то упорядочить общественное устройство.

*

Русь поступательно «выравнивалась» и выровнялась до уровня, при котором во главе её стоят не выдающиеся личности, а абсолютно никчёмные тщеславные человечки. Яркий пример такого типа деятелей – многие члены нашего правительства, явно ограниченные, дёргающиеся верхогляды с замашками Хлестакова. Их капризно-детские, разорительные деяния-дёрганья лишены не то что государственного подхода, а просто здравого ума. И рукоплещут этому позору такие же недалёкие люди. И всё это – результат длительной "отбраковки в отвал" умов, достойных истинного служения России.

*

Чиновники мелкие и крупные. Когда я учился в седьмом классе (1951г) мне потребовалась справка для получения номерного знака на велосипед, которую «выправлял» местный (шуйский) нотариус. Мама побывала у нотариуса и попросила меня сходить за справкой, когда она будет подготовлена. Помню совершенно отчётливо, как я в течение получаса не мог решиться зайти, пропуская других, а когда всё-таки зашёл, не мог вымолвить ни слова от страха перед женщиной-госчиновником. Будучи весьма шустрым малым на улице, во всяких там органах власти я робел. Потом мама сказала, что эта тётка – хорошая, добрая женщина.