Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
III
2016 г. Черное море, район операции, Сергей Велесов, писатель
– Итак, Сергей Борисыч, мы желаем вам удачи. И очень рассчитываем на ваш… мнэ-э-э-… нетипичный подход. На ваше, так сказать, видение…
И снова принялся протирать очки. Я уже знал, что это своего рода знак: профессор в растерянности.
Фомченко поморщился. Он не одобрял изменений в командной цепочке: хоть начальником экспедиции и оставался капитан первого ранга Куроедов, но теперь при нем возник «консультативного штаб» из трех человек, с которым кап-раз должен согласовывать любые серьезные решения. В этот штаб вошли бывший куроедовский зам по науке Сазонов, майор ФСБ Привалов, отвечающий за «информационное обеспечение» Проекта и… ваш покорный слуга. Этого генерал уж никак не мог понять: ну ладно Привалов – все же майор, разведчик. Но чтобы Сазонов, ученый-гуманитарий, утверждал приказы военных? И уж тем более не мог Фомченко принять мое назначение: альтернативная история, фантастика – как можно доверять серьезные дела человеку, занимающемуся такой ерундой?
Дрон намекнул: в Москве опасаются, что военное руководство может наломать дров, и тот, кто принимает окончательные решения (при этих словах он многозначительно хмыкнул и ткнул пальцем вверх), не рискнул доверить судьбу Проекта одним лишь носителям прямолинейной армейской логики.
Я узнал о своем новом статусе уже в море, на борту «Адаманта». Остальные члены экспедиции уже сидели на «Можайске», а меня задержали – научный руководитель Проекта хотел лично убедиться, что новичок осознает всю меру возложенной на него ответственности.
Я постарался его не разочаровать: порассуждал о пользе взвешенного подхода к действиям в прошлом, об учете исторических последствий… и т. д., и т. п. Профессор мелко кивал, изредка поддакивая, а генерал постепенно мрачнел. Уверен – мечтал, чтобы я свалился с трапа, сломал ногу, и тогда можно будет заменить меня на кого-то, внушающего доверие.
Но – не судьба. Выслушав положенные напутствия, я спустился в пришвартованный к борту катер и принял у матроса ярко-оранжевый непромокаемый баул.
Разъездным судном при «Адаманте» служила изящная моторка в стиле ретро: тиковая палуба, штурвал с отполированными ручками, надраенная до солнечного блеска бронза, кранцы – не пошлые покрышки, а нарядные сизалевые плетенки. Я засунул под банку баул и устроился поудобнее.
Кроме форменного барахла, личных вещей и ноутбука я упаковал в баул имущество, положенное мне как члену «консультационного штаба»: планшет с доступом к бортовой сетке «Можайска», папку с документами и рацию – цифровую модель со встроенным шифрованием. Кроме мануала, гарнитуры и блока питания к ней прилагается гармошка фотоэлементного зарядного устройства. При необходимости от него можно зарядить и планшет, и ноутбук.
Таких комплектов в бауле целых три. Один мой; два предназначены Сазонову с Приваловым, моим коллегам по «консультационному штабу».
Катерок пробежал четверть расстояния до «Можайска», когда ожила рация рулевого:
– Сто третий, сто третий, вызывает «Адамант»!
«Сто третий» – это я. Члены «консультационного штаба» получили личные позывные – Сазонов был «Сто первым», Привалов «Сто вторым», ну а мне досталась счастливая тройка.
Я принял у старшины переговорник на длинном спиральном шнуре.
– Центр, Сто третий на связи, прием!
– Сто третий, немедленно возвращайтесь, как поняли, прием!
Возвращаться? Что за дела? Начальству, конечно, виднее, но спросить-то я имею право?
– Центр, я Сто третий, не понял. В чем дело?
На этот раз рация отозвалась голосом профессора:
– Сергей Борисыч, голубчик, с «Макеева» сообщают – с «Пробоем» какие-то нелады, аномалия воронки… Да вы на небо посмотрите, сами увид…
И – матерный рев Фомченко:
– Мать вашу… профессор… канал на… незащищенный, НЕМЕДЛЕННО отставить… в эфире!
А ведь профессор прав: вокруг как-то сразу потемнело, будто наступил вечер. Я посмотрел вверх и похолодел.
Только что чистое небо стремительно затягивало жгутами облаков. Серо-лиловые, они отлипали от пелены, закрывающей горизонт, и створками лепестковой диафрагмы сходились в зените. Ярко-голубой кружок стремительно уменьшался, и в тот момент, когда он пропал, из центра клокочущей лиловой мути во все стороны брызнули ветвистые молнии. На моторку обрушился акустический удар такой силы, будто мир раскололся пополам, а мы оказались точно на линии разлома…
