Небесный лыжник

Ондатры

На чужой стороне
вспомни сказку про Город лжецов.
Купол храма здесь не
позолочен, а серо-свинцов.

Всякий встречный соврёт.
Извергает не правду, а прах
искорёженный рот,
словно кратер в заросших горах.

А когда побредёшь
наугад к перекрёстку границ,
будет путь твой похож
на прощальную вспышку, на блиц.

Там река – это шрам,
что незримым клинком нанесли,
распоров пополам
заскорузлую кожу земли…

Под мостом, в глубине
наблюдая миграцию крыс,
не трясись, – это не
Апокалипсис, просто – эскиз.

Мириады хвостов
По теченью к запруде скользят.
На восход, на восток
иль на запад плывут – на закат?

Куст навис, бородат,
растрепав паутинки ветлы,
над потоком ондатр
в шерстяном шелестении мглы.

Тектонический гуд
возникает, напасти суля.
Вот и крысы бегут
прочь из города – не с корабля…

И пронзает насквозь
то ли грусть, то ли боли фантом,
как ондатровый хвост,
исчезающий там – под мостом.

* * *

На закате в окрестных лесах не гуляй,
не ныряй в неположенном месте.
Здесь река воровата, – сорвёт невзначай
и утянет серебряный крестик.

Померещится вдруг, что погибель сладка
в ржаво-илистой ванне-нирване,
над которой безмолвно парят облака —
невесомые, словно дыханье.

Ты вослед за лучом, по теченью, ничей
поплывёшь, уносимый стремниной,
к берегам, где в сиянии сосен-свечей
холм пылает, как торт именинный.

Здесь разлит стеариновый свет сентября,
словно рислинг в незримых бокалах,
и ползёт вдоль просёлка сквозняк, теребя
занавески в домах обветшалых.

Здесь внезапно поймёшь, робко переступив,
переплыв заповедные грани:
жизнь и смерть – это просто прилив и отлив
в нескончаемом чередованье.