ОглавлениеНазадВпередНастройки
Шрифт
Source Sans Pro
Helvetica
Arial
Verdana
Times New Roman
Georgia
Courier
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Мимо вашего дома
Осенний ветер мне в лицо впиталсяподобно косметическому крему.Я чувствую: во мне заряд осталсяна три стиха или одну поэму.Но как мне поступить с таким зарядом,когда я вас не ощущаю рядом?
Я поднимаю взгляд на занавески,что росписью своей подобны Гжели.Наверное, причины были вескименя не принимать там. Неужелия с ваших губ отныне буду стёрта,как жирный крем от съеденного торта?
Возможно, я поддерживать некстатипыталась груз чужого разговора —так сломанная ножка у кроватипорой трещит, не выдержав напора.И, чтобы успокоить треск в затылке,я присосалась лишний раз к бутылке.
Я поломала умную беседу,чем вас повергла в состоянье злости.Пускай сюда я больше не приеду.А как же ваши нынешние гости,чьи думы, величавы и мудрёны,безмолвно зреют, словно эмбрионы?
Приятели, что могут быть приятнылишь тем, что в эту жизнь в иную порувошли, невыводимые, как пятна,а также дамы, что любезны взорузадумчивостью несколько судачьей, —неужто лучше справятся с задачей?
Вы с ними будете почти счастливымв гармонии молчания и звука,пока заплесневелым черносливомиз ваших глаз не вывалится скука.Вы захотите «Спрайта», спирта, спортаи дискомфорта, Боже, дискомфорта!
И вот тогда я не отдам вас преснымгостям, забившим место рядом с вами.Я заявлюсь, как прежде, днем воскресным,пусть не телесно – мыслями, словами.Я впрыснусь, как инъекция под кожу,и вашу душу дивно унавожу…
* * *
Мальчик душою, телом не слишком юныйночью в июне застигнут в своей постелисном, от которого нервы его, как струныарфы Эоловой, скорбно зашелестели.
В гулкой пещере тела сердечный клапанзатрепетал крылами летучей мыши.Мальчик лежит, предательским потом заляпан,и, приходя в себя, аккуратно дышит.
Мальчику снилось, будто его всосалов бездну, где нам зачтется за каждый промах, —в небо ночное, что летом белее сала,даже белее сладких плевков черемух.
Видел, как в раскаленной вселенской пиццетело его растворялось, как ломтик сыра,и, пробудившись, думал, во что вцепиться,чтобы остаться частицей этого мира.
Надо сказать, он не то что боялся Геенны,но одинокому, не отраженному в детях,сложно продвинуть в грядущее бедные гены,ибо не знаешь, в какую лакуну продеть их.
Как он в ребяческом страхе мечтал прислонитьсяк людям известным – актёрам либо поэтам.Сколь куртуазно склонялась его поясницак ним за обедом, когда за неведомым бредом
Он устремлялся вослед, как за тем крысоловом,что неразумных детей увлекает в глубины.Званым гостям – нелогичным, сумбурноголовым —сложно постигнуть, за что они были любимы.
Как замирало нутро в сладострастной щекотке,обожжено, словно искрой, внезапным созвучьем,как откровенья, что были нетрезвы, нечетки,он собирал со стараньем почти паучьим.
Кем он себя окружал на любительских снимках,вспышке навстречу лицом расцветал, словно астра.Но никогда не узнают стоявшие с ним, какон их выстраивал в столбики, в строчки кадастра,
чтобы взыскать с них в грядущем, когда они канут —раньше ли, позже ли, в кущи ли, в пламень адов, —строфами, главами, где наш герой упомянут.Ибо зачем он тогда привечал этих гадов?
Мальчик спокойно уснул, ибо выход был найдениз лабиринта пугающей абракадабры.Вечность застыла, как рыба в густом маринаде.Он не упустит теперь ее скользкие жабры.