Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава XIII. ОЧЕВИДЦЫ ПЕРЕД ИРОДОМ
Тем же вечером, на закате, несколько женщин стирали белье на верхних ступенях лестницы, спускающейся к Силоамскому пруду. Девочка подносила им из пруда воду и пела, наполняя емкости из обожженной глины. Песенка была веселой и, без сомнения, скрашивала их труды. Время от времени женщины садились на корточки и, отдыхая, смотрели на склоны окружающих гор и на вершину, известную сейчас как гора Соблазна, едва различимую на фоне заходящего солнца.
Когда они заканчивали полоскать в емкости очередную порцию белья, к ним подошли еще две женщины с кувшинами на плечах.
– Мир вам, – приветствовала стиравших одна из них.
Работавшие приостановились, вытирая мокрые руки, и поклонились в ответ.
– Уже почти вечер – время отдыхать.
– Нашей работе конца нету, – прозвучало в ответ.
– Но всегда есть время отдохнуть и...
– Послушать, что происходит, – вставила другая.
– Что у вас новенького?
– Значит, вы ничего не слышали?
– Нет.
– Говорят, Христос родился, – сказала сплетница, готовясь рассказывать.
Было любопытно видеть, каким неподдельным интересом осветились лица работавших; вновь прибывшие сняли с плеч кувшины, которые тут же превратились в импровизированные сиденья.
– Христос! – воскликнула слушательница.
– Так говорят.
– Кто?
– Да все, об этом уже говорит весь город.
– И кто-нибудь этому верит?
– Нынешним утром три человека пришли через Кедрон по дороге из Сихема, – продолжала рассказчица, желая устранить все сомнения в ее словах. – Каждый из них ехал на девственно белом верблюде, который был ростом больше, чем до сих пор видели в Иерусалиме.
Глаза и рты слушательниц широко распахнулись.
– Люди эти были знатны и богаты, – продолжала рассказчица. – Каждый из них сидел под пологом из шелка; пряжки их седел из чистого золота, как и бахрома на упряжи; а колокольчики на верблюдах – из серебра, и звенели так нежно! Никто не знает этих людей; выглядят же они так, словно пришли с края света. Говорил только один из них, и всем встречным на дороге, даже женщинам и детям, задавал один и тот же вопрос: «Где Тот, Кто рожден Царем Иудейским?» Никто не мог ему ответить – ни один человек не понимает, что они имеют в виду; поэтому они вошли в город, сказав только: «Мы видели на востоке Его звезду и пришли сюда, чтобы поклониться Ему». То же самое они спросили и у римского часового у ворот, и тот, не умнее простых людей на дороге, отправил их к Ироду.
– И где они теперь?
– Остановились в караван-сарае. Сотни людей уже видели их там, и еще сотни собираются взглянуть на них.
– Но кто же они такие?
– Никто не знает. Поговаривают, что они из Персии – мудрецы, которые понимают язык звезд, а может быть, пророки, как Елиав и Иеремия.
– И кого же они считают Царем Иудейским?
– Того Христа, Который только что родился. Одна из женщин рассмеялась и снова принялась за работу со словами:
– Что ж, когда я увижу Его, тогда и поверю.
Вторая последовала ее примеру, сказав:
– А я... когда я увижу, как Он воскрешает мертвых, то поверю в Него.
Третья же негромко произнесла:
– Появление Его было предсказано еще давно. Мне будет достаточно увидеть, как Он исцеляет прокаженного.
Женщины проговорили до самой темноты. Когда похолодало, все четверо разошлись по домам.
Поздно вечером, в час начала первой стражи, во дворце на горе Сион собралось человек пятьдесят из числа тех, кто никогда не собирались вместе, кроме как по прямому повелению Ирода и только в тех случаях, когда ему требовалось узнать какую-нибудь из сокровенных тайн иудейской истории или ее закона. Короче говоря, это было собрание законников, высших священнослужителей и глав религиозных общин, наиболее уважаемых в городе за их ученость. Здесь были ведущие теологи, толкователи различных вероучений, самые авторитетные саддукеи, самые пламенные трибуны фарисеев, спокойные, тихие философы-стоики из социалистов-ессеев.
Собрались они в одном из внутренних двориков дворца, довольно большом, построенном в романском стиле. Пол там был вымощен мраморными плитами, стены, без единого окна, расписаны в желто-оранжевых тонах; диван, занимавший середину помещения, был устлан подушками из ярко-желтой материи и изогнут в виде латинской буквы U, открытой ко входу; в выгибе дивана стоял громадный бронзовый треножник, инкрустированный золотом и серебром. Над треножником с потолка свисал светильник с семью лапами, в каждой из которых помещалась горящая лампа. Диван и светильник были чисто иудейскими.
Люди, сидевшие сейчас на диване, были облачены в одежды восточного стиля единообразного покроя, нечто вроде униформы, отличавшиеся только цветом. Это были исключительно мужчины, большей частью уже в летах; лица их украшали бороды; крючковатые носы казались еще более крупными от соседства с большими черными глазами под нависающими густыми бровями; весь их облик был серьезным, величественным, даже патриархальным. Короче, это было заседание Синедриона.
Человек, сидевший перед треножником, на месте, которое могло бы быть названо председательским, походил на своих коллег справа и слева, но именно к нему, по всей видимости председателю этого собрания, сразу же приковывался взгляд постороннего наблюдателя. Когда-то этот человек явно был высокого роста, но теперь до отвращения ссохся и сгорбился: белая мантия, в которую он облачился, не давала ни малейшего намека на то, что под нею скрываются мышцы или что-то иное, кроме угловатого скелета. Сложенные руки, наполовину скрытые рукавами из полосатой шелковой ткани, белой и темно-красной, покоились на коленях. Когда человек говорил, указательный палец его правой руки, дрожа, приподнимался; было похоже, что на другие жесты он уже не способен. Несколько волосков, цветом белее ярко начищенного серебра, еще оставались на его обтянутом кожей, почти лысом и совершенно круглом черепе, ярко блестевшем в свете ламп; мутные глаза глубоко запали в глазницах; нос едва ли не доставал губы; нижняя часть лица скрывалась в волнистой бороде, наводящей на воспоминания о почтенном Аароне. Таков был Энлиль Вавилонянин! Череда пророков, давно пресекшаяся в Израиле, сменилась чередой схоластов, из которых он был самым ученым – знатоком всего, но лишенным Божественного вдохновения. В свои сто шесть лет он по-прежнему оставался президентом Верховной Коллегии.
На столе перед ним лежал развернутый свиток пергамента, покрытый затейливой вязью иврита; за его спиной, почтительно склонившись, ждал распоряжений дородного вида служитель.
Собравшиеся явно обсуждали какой-то сложный вопрос, но к тому моменту, когда они предстали нашему взгляду, общее мнение было найдено, и достопочтенный Энлиль, не двигаясь, подозвал служителя:
– Пст!
Тот, приблизившись, склонился еще ниже.
– Ступай и скажи царю, что мы готовы дать ему ответ.
Не мешкая, служитель удалился.
Спустя некоторое время в помещение вошли два офицера придворной стражи и замерли по обе стороны от двери; вслед за ними во дворик медленно вступила в высшей степени примечательная персона – старик в пурпурной мантии с алым подбоем, схваченной на талии лентой из золота столь тонкой работы, что эластичностью не уступала коже; пряжки сандалий сверкали драгоценными камнями; узкий обруч короны филигранной работы играл поверх тарбуша из мягчайшего бархата малинового цвета, спускавшегося на плечи и оставляющего открытым горло. Вместо печати к поясу был пристегнут кинжал. Старик прихрамывал и тяжело опирался на трость. На всем своем пути до дивана он не останавливался и не поднимал взгляда от пола. Лишь приблизившись, он, словно впервые заметив присутствующих, обвел собравшихся надменным взглядом, словно выискивая среди них врагов. Таким был Ирод Великий – телом страждущий от множества болезней, совестью ожесточенный злодеяниями, сознанием царственно талантливый, душою равный римским цезарям; достигший уже семидесяти шести лет, но хранивший свою власть, как никогда ранее, с подозрительной ревностью, с деспотичной мощью и непреклонной жестокостью.
По рядам собравшихся прошло движение – более старшие подались вперед в поклоне, более почтительные привстали и преклонили колена, возложив руки на грудь.
Обведя взглядом ряды собравшихся, Ирод сделал несколько шагов и приблизился к треножнику, остановившись напротив достопочтенного Энлиля. В ответ на его холодный взгляд тот лишь склонил голову и слегка приподнял руки.
– Ответ! – с высокомерной краткостью произнес царь, обращаясь к Энлилю, и водрузил перед собой трость, опершись на нее обеими руками. – Ответ!
Глаза патриарха мягко сверкнули. Вскинув голову и глядя прямо в лицо вопрошавшему, он произнес:
– Да дарует мир тебе, о царь, Бог Авраама, Исаака и Иакова!
Произнеся эти слова молитвенным тоном, он изменил образ речи и более деловым тоном, но торжественно изрек:
– Тебе было угодно вопросить нас, где должен появиться на свет Христос.
Царь склонил голову, не отрывая взгляда от лица мудреца.
– Таков был вопрос.
– Ныне, о царь, я объявляю тебе от своего собственного лица, равно как и от лица моих собратьев, ибо нет среди нас ни одного не согласного с этим: в городе Вифлееме, что в Иудее.
Энлиль бросил взгляд на лежавший на треножнике пергамент; указывая на него своим дрожащим пальцем, он продолжал:
– В Вифлееме, что в Иудее, ибо было написано пророком: «И ты, Вифлеем, что в стране Иудейской, будешь не последним среди князей Иудеи, поскольку из твоих пределов придет Тот, Кто будет править моим народом Израилевым».
По лицу Ирода пробежала тень тревоги. Несколько мгновений он раздумывал, не спуская взгляда с пергамента. Присутствующие затаили дыхание, никто не произносил ни слова – ни они, ни царь. Наконец Ирод резко повернулся и вышел из залы.
– Братья, – произнес Энлиль, – мы можем разойтись.
Собравшиеся поднялись со своих мест и, разбившись на группы, потянулись к выходу.
– Симеон, – позвал Энлиль.
Мужчина лет пятидесяти, еще вполне крепкий, отозвался и подошел к мудрецу.
– Возьми этот священный пергамент, сын мой, и осторожно сверни его.
Приказ был незамедлительно исполнен.
– Теперь помоги мне подняться и проводи меня до паланкина.
Мужчина склонился к старику, протягивая руки; старик оперся на них, с трудом поднялся и неверными шагами направился к выходу.
Так покинули залу совета президент Верховной Коллегии и Симеон, его сын, которому предстояло унаследовать мудрость, познания и пост своего отца.
Поздним вечером того же дня трое мудрецов лежали в клетушке караван-сарая без сна. Каменные изголовья, служившие им подушками, позволяли держать головы так высоко, что они могли видеть сквозь арку открытое небо. Всматриваясь в мерцающие звезды, они размышляли о следующем знамении. Как оно произойдет? Что это будет? Наконец-то они добрались до Иерусалима; они спросили у входных ворот города о Том, Кого искали; им было суждено стать свидетелями Его рождения; оставалось только найти Его; и в исполнение этого они вкладывали всю свою веру в Духа. Люди, внимающие голосу Бога, или ждущие знака Небес, не могут спать.
И вот, когда они находились в таком состоянии, под арку, ведущую в их клетушку, вступил человек и заслонил свет звезд.
– Вставайте! – произнес он. – Я принес вам известие.
Трое друзей сели на своих ложах.
– От кого? – спросил египтянин.
– От царя Ирода.
У каждого из услышавших эту новость по спине пробежал холодок.
– Разве ты не служитель караван-сарая? – снова задал вопрос Балтазар.
– Да, служитель.
– Чего хочет от нас царь?
– Его посланец ждет снаружи; спрашивайте у него.
– Попроси его подождать, мы сейчас выйдем.
– Ты был прав, о брат мой! – сказал грек, когда служитель удалился. – Вопросы, которые ты задавал людям на дороге и стражнику у ворот, быстро дошли до слуха царя. Мне не терпится все узнать; давайте поспешим.
Они поднялись, надели сандалии, подпоясались и вышли наружу.
– Приветствую вас, да будет мир вам, я прошу у вас прощения, но мой повелитель, царь, послал меня, чтобы пригласить вас во дворец, где он желает переговорить с вами наедине.
В таких словах посланник изложил возложенную на него задачу.
У входа в караван-сарай висела лампа, и при ее свете мудрецы взглянули друг на друга; понимая, что Дух посетил их. Затем египтянин подошел к служителю, стоявшему неподалеку, и произнес, понизив голос так, чтобы его не слышали остальные:
– Ты знаешь, где во дворе лежат наши вещи и где стоят верблюды. Пока нас не будет, пригляди за ними до нашего возвращения, если это будет необходимо.
– Ступайте себе спокойно и доверьтесь мне, – ответил служитель.
– Воля царя – закон для нас, – сказал Балтазар, обращаясь к посланнику. – Мы готовы следовать за тобой.
Улицы Святого Города были в те времена столь же узкими, как и ныне, но не такими неровными и грязными, потому что великий строитель, не довольствуясь только красотой города, позаботился и о его чистоте и удобстве для жителей. Странники молча шагали за провожатыми. Хотя неверный свет звезд слабо проникал между высокими стенами домов по обе стороны улиц, они все же смогли понять, что из низменной части города поднимаются на холм. Наконец они оказались у фронтона здания, перегораживавшего им дорогу. При свете факелов, пылавших в двух громадных подставках, можно было различить очертания строения и контуры стражников, недвижно замерших у входа. Без какого-либо вопроса их пропустили внутрь. Затем переходами и сводчатыми залами, внутренними двориками и колоннадами, не всегда освещенными, длинными пролетами лестниц, вдоль бесчисленных галерей и покоев, их провели в высокую башню. Ведший их провожатый внезапно остановился и, указывая рукой на открытую дверь, сказал:
– Войдите. Царь вас ждет.
Воздух царских покоев был насыщен ароматом сандала, убранство поражало своей роскошью. Пол посередине залы был устлан ворсистым ковром, на котором возвышался трон. Вошедшие успели обвести взглядом помещение, и в памяти их остались резные оттоманки и позолоченные кресла, опахала, вазы, музыкальные инструменты; золотые канделябры, отражавшие свет горевших в них свечей; стены, расписанные сладострастными сюжетами в стиле греческих школ живописи, при одном взгляде на которые фарисеи в святом негодовании закрыли бы глаза. Но тут же внимание их сосредоточилось на сидевшем на троне Ироде, облаченном в то же одеяние, в котором он посетил собрание богословов и толкователей законов.
У края ковра, к которому они приблизились без приглашения, мудрецы простерлись перед Иродом. Царь позвонил в колокольчик. В залу вошел служитель и поставил перед троном три кресла.
– Садитесь, – произнес монарх, указав на кресла рукой. – Стража у Северных ворот, – продолжал он, когда мудрецы расселись, – сегодня доложила мне о прибытии трех странников, по-видимому из дальних земель. Вы ли эти люди?
Египтянин переглянулся с греком и индусом и, приветствовав царя почтительным восточным салямом, отвечал:
– Будь мы не теми, кто мы есть, разве могущественный Ирод, которого превозносит весь мир, послал бы за нами? Мы же ничуть не сомневаемся в том, что мы странники.
Ирод нетерпеливо махнул рукой.
– Кто вы такие? Откуда вы пришли? – спросил он и со значением добавил: – Пусть каждый говорит сам за себя.
Каждый из странников по очереди вкратце рассказал царю о себе, назвав город и страну своего рождения и обрисовав маршрут, которым он добирался до Иерусалима. Чем-то разочарованный, Ирод принялся расспрашивать их более подробно.
– Какой вопрос вы задали офицеру, командовавшему стражниками у ворот?
– Мы спросили его: «Где Тот, Кто рожден Царем Иудейским?»
– Теперь я понимаю, почему мои воины так удивились. Да я и сам удивлен не менее их. Что, есть какой-нибудь другой царь Иудейский?
Египтянин бесстрашно ответил ему:
– Тот, Который только что родился.
Гримаса боли перекосила темное лицо правителя, словно эти слова вызвали какие-то мучительные воспоминания в его сознании.
– Не от меня, не от меня? – воскликнул он.
Возможно, в это мгновение перед его мысленным взором чередой прошли образы его убитых детей; но, подавив свои чувства, он снова настойчиво спросил:
– И где этот новый царь?
– Именно это, о царь, мы и хотели бы спросить.
– Вы удивили меня – эта загадка не под силу и самому Соломону, – продолжал монарх. – Как вы сами видите, я в той поре моей жизни, когда любопытство становится неуправляемым, как и в детстве, если шутить с ним жестоко. Говорите же все до конца, и я одарю вас по-царски. Расскажите мне все, что вы знаете об этом новорожденном; и я вместе с вами отправлюсь на Его поиски; когда же вы найдете Его, я сделаю все, что вы пожелаете; я приведу Его в Иерусалим и научу Его искусству правления; я воспользуюсь благосклонностью ко мне цезаря для Его поддержки и славы. Клянусь вам, я не исполнюсь ревности к Нему. Но прежде всего скажите мне, как вы, разделенные морями и пустынями, услышали про Него.
– Скажу тебе всю правду, о царь.
– Говори же, – повелел Ирод.
Балтазар встал, выпрямился и торжественно произнес:
– Такова была Воля Божья.
Ирод был явно напуган.
– Он повелел нам прийти сюда, сказав, что мы должны найти Спасителя мира; что мы должны узреть Его, и поклониться Ему, и стать свидетелями Его прихода; в качестве же знака каждому из нас было дано узреть звезду. Дух Его пребывает с нами. О царь, Дух Его и сейчас с нами!
Неодолимые чувства овладели всеми тремя странниками. Грек с трудом подавил готовый вырваться из горла крик. Взгляд Ирода быстро переходил с одного из них на другого; царь выглядел еще более подозрительным и разочарованным, чем раньше.
– Вы смеетесь надо мной, – сказал он. – Если же нет, говорите все до конца. Что последует за пришествием нового царя?
– Спасение людей.
– От чего?
– От их злобы.
– Каким образом?
– Божественными посланцами – Верой, Любовью и Добродетелью.
– В таком случае, – Ирод на секунду замолк, и по его лицу ни один человек не смог бы сказать, какие чувства им сейчас владеют, – вы и есть вестники о Христе. Это все?
Балтазар низко склонился перед монархом.
– Мы твои верные слуги, о царь.
Ирод снова позвонил в колокольчик, вызывая слугу.
– Принеси дары, – распорядился повелитель.
Слуга вышел, но вскоре вернулся и, преклонив колени перед гостями царя, передал каждому из них накидку из ткани в малиновую и голубую полосы и золотой пояс. Благодаря за оказанную честь, все трое по восточному обычаю простерлись перед царем.
– Еще одно слово, – сказал Ирод, когда церемония была окончена. – Офицеру у ворот вы говорили про звезду, которую видели на востоке, но ничего не сказали сейчас об этом мне.
– Да, – ответил Балтазар, – это Его звезда, звезда новорожденного.
– Когда она появилась?
– Когда нам было повеление прийти сюда.
Ирод поднялся, давая знать, что аудиенция окончена. Сделав несколько шагов к ним, он произнес со всей любезностью, на которую был способен:
– Если, как я верю, вы, о прославленные ученостью мужи, и в самом деле посланы вестниками о Христе, ныне рожденном, знайте же, что нынешним вечером я вопросил знатоков иудейских дел, и они в один голос ответили: Он должен быть рожден в Вифлееме Иудейском. Я говорю вам – ступайте туда, ступайте и неустанно ищите Младенца; и, когда вы найдете Его, дайте мне знать, чтобы я мог прийти и поклониться Ему. На вашем пути туда не будет ни препятствий, ни трудностей. Мир вам!
И, запахнувшись в мантию, он вышел из залы.
Появившийся провожатый провел их темными улицами ко входу в караван-сарай. Прежде чем войти в ворота, грек порывисто воскликнул:
– Направимся же в Вифлеем, о братья, как посоветовал нам царь.
– Да, – кивнул головой индус. – Дух во мне горит огнем.
– Да будет так, – с таким же воодушевлением произнес Балтазар. – Верблюды ждут нас.
Они одарили служителя караван-сарая, сели в седла, узнали дорогу до Яффских ворот и двинулись в путь. При их приближении громадные створки медленно раскрылись, и они вышли из пределов Святого Города, направившись по дороге, по которой так недавно двигались Иосиф и Мария. Когда они вышли на равнину Рефаим, впереди вспыхнул свет, поначалу расплывчатый и слабый. Сердца их забились быстрее. Свет быстро наливался яркостью; вскоре они уже были вынуждены прикрыть глаза: когда же они осмелились вновь открыть их, то звезда, столь же прекрасная, как и любая другая звезда на небе, висела низко над горизонтом и медленно двигалась перед ними. И они сложили перед собой руки и воскликнули, переполняемые одинаковыми чувствами.
– Бог с нами! Бог с нами! – повторяли они в восторге чувств всю дорогу, вплоть до тех пор, как звезда, поднявшись над долиной за горой Мар-Элиас, неподвижно замерла над домиком на склоне холма невдалеке от города.
