Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Россия Владимира Силкина
Жизнь символична и легендарна. Такой видишь её в книге стихов Владимира Силкина «Кавказский крест» – собрании символов и легенд. Что такое символ – это множество смыслов в одном образе. Что такое легенда? Превращенная в поэтическую сказку достоверная быль.
Так вырастает образ-символ: «Едет Жуков, всего повидавший. И рискует своей головой».
Так вырастает легенда. Поэт ёмко пересказывает реальную биографию маршала, одновременно вводя её в легендарное жизненное пространство – в свой лирический мир. Координаты его – вся Россия.
Легендарный мир с именем Россия, даруемый нам Владимиром Силкиным, населён немногими людскими фигурами – Воина, Отца – тоже Воина в былом, Матери: «Мать-солдатка моя, Россия», Жены: «Я сто лет на белом свете проживу в бронежилете, а закончится война, отстегнёт его жена…»
Сына. Убитого друга. Мужиков – «людей русского подворья», что «держат солнце на руках». Даже конкретные исторические имена – из этого ряда. Даже незримо присутствующий образ Вождя – необходимый в этом мире, но пока Силкиным не названный.
Мир поэта осенён высоким духом. Это святой, сакральный мир, хотя и непросты отношения поэта с Провидением, высшей волей, посмертной судьбой – от жаркой, со свечой, молитвы Воинов до встречи с ладьёй Харона. В стихах Силкина Харон – активно действующее лицо, неотступный спутник Воинства, персонаж со своими чертами характера, не слишком симпатичными, «ведь ему, наверно, платят в царстве горести и тьмы». Вполне земной персонаж. Таким же удивительно земным у поэта оказывается и потустороннее пространство, тот свет, небесная обитель: «Обелисками со стороны мрачно смотрят Кавказские горы», а «По Днепровскую воду души павших летят…»
Легендарный мир России в лирике Силкина чётко расположен на его собственной обширной карте. На этой карте тоже немного обозначено: родная деревня, древний город Ряжск на Рязанщине, городская окраина, Красная площадь, Уссурийская тайга, Кавказский хребет, в простирающейся дали видны очертания границы державы, морские берега… Восток и Запад за ними.
Самолёты, железнодорожные линии, эшелоны, БТРы, подводные лодки: «И в сердце, как в мыс Поворотный, заходят твои корабли». Гарнизонные городки, речка на Рязанщине… Птицы в небе, звёзды над крышами жилых домов, липы у крылец, «вишни, отцово наследство, столько лет в тишине шелестят…».
Даль далёкая и близкая, в которой берёзы, «как девчонки, зыркали в окно». Пронизанная голосами, песенная, грустящая гармонью: «Сторона моя родная, голосистая моя!»
Любимая даль, там «льётся оранжевый свет неповторимо красиво»… Даль с вековым запахом гари и беды вновь и вновь обрушивающимся горько: «Снега над Припятью черны, осиротело дышат хаты, и сонный голос тишины одет в резиновые латы». Даль грозная. Мощная.
Живописные полотна её, кажется, застыли на миг в стихе поэта – и вдруг оживают в движении громадных пространств, великих событий.
Главная тема Силкина – война, битва за родное и родимое поле жизни и ныне, и в былом, и, возможно, в грядущем.
Тема народная, решаемая поэтом в народном ключе, притом исключительно лирически, лично пережитая, преображённая личной памятью, думой, сердцем. И потому сюжетно неистощимая. Военные сюжеты Силкина – дымящиеся свежей кровью в вековой батальной традиции русской поэзии:
В этих сюжетах нынешнее солдатское общероссийское чувство: «Я ещё не вернулся с войны, столько пуль выковыривать надо из души из моей и страны, материнского жуткого взгляда…» Чувство, смыкающееся с отцовской памятью: «В который раз шагает из разведки в полёгший в рукопашной батальон…» С вековым и свежеострым прощаньем навеки:
И с символичным мироощущением поэта. Живущий в современной военной реальности, он вбирает её в символический и легендарный образ России, навеки свежеовеянный Победой. В движущуюся пространственную панораму:
Стихи Владимира Силкина обращены к героям его России, про них он слагает песню:
Поэт сам как солнце смотрит на родную страну. И хотя мир задыхается гарью, и павшие вспоминают: «Кто я? Где я? И что вокруг за темнота?», и невозможно сдержать возглас: «Друзья мои, да что ж все пули в нас…», и в трагической судьбе чернобыльских сёл уже заполнены страницы, и оседают на дне потонувшие корабли, разбиваются самолёты, а «я ещё не вернулся с войны, по горам мои думы блуждают, по-бандитски меня со спины волчьи дети ещё поджидают», и звучит в его лирике щемящий мотив собственной невечности на земле: «Скрипит земля, в ночи вращаясь, устав за миллионы лет, и я прощаюсь, я прощаюсь с тем, что навек оставит след», – Россия неизменно стоит перед взором поэта в торжественной яви, открытости, как вселенский дом, знакомый и выписанный художественной кистью во всех своих чертах. Прочно стоит. Ничто в России Владимира Силкина не укрыто от его сыновне-хозяйского взгляда. По воле его встречает «на земле человек человека».
Все тайны мира явила, поведала Россия преданному ей сердцу поэта.
Любовь поэта – это тишина в самом шумном многолюдье, звук голоса, идущий сквозь любые дали, это неведомого происхождения энергополя: «И такая надвинулась тишь, что почудилось, губы шептали: Значит, ты говоришь, не простишь? – Я не знаю, наверно, едва ли…» Той же энергетикой, весьма приблизительно определимой, как цветомузыка, творится и любовная лирика Владимира Силкина, в которой «сладко сквозь разлуку наша встреча сердце жжёт». Но и эту тайну поэт усаживает на русское крыльцо. И счастливо, нежно проступают ступенечки:
Свою Россию поэт украсил женскими, девичьими именами, тем самым на поющей лирической ноте завершив её высокий, в живом движении образ.
И шлёт голубей-вестников к Господу. И ждёт, вслушиваясь, вглядываясь, вдумываясь, ответа:
