Из путешествия по Дагестану

VII

Поездка в Кумух

20 сентября мы оставили Гуниб – центр управления Гунибского округа и всего Среднего Дагестана, и выехали в Кумух – центр управления Казикумухского округа. Ранним утром, при ясной и теплой погоде, мы спустились с Гуниба и, не доезжая моста чрез Кара-Койсу, своротили вправо; через быструю речку эту, в ту пору довольно маловодную, мы переправились вброд и направились к аулу Чох, построенному на одном из отрогов Турчидага.

Верст пятнадцать ехали мы среди безжизненной местности, изрытой оврагами, с глинисто-песчаной почвой, лишенной почти всякой растительности. Впереди, все ближе, прояснялся Турчи-даг – безлесная, продолговатая, с крутыми скатами, гора, высотою до 7 тысяч футов; контрфорсами к ней примыкали скалистые, невысокие отроги, и на ближайшем из них показался Чох. Аул этот занимает одну из наиболее сильных позиций Среднего Дагестана: в 1742 году под Чохом потерпел поражение Надир-шах; впоследствии, при Шамиле, Чох составлял своего рода крепость, служившую преградой русским войскам, напиравшим с Турчидага на Андалал.

С трудом поднялись мы на узкий чохский гребень, с одной стороны застроенный саклями, а с другой падающий глубоким обрывом. На самой вершине этого гребня, на месте разрушенной шамилевской крепости, выстроились теперь довольно благообразные сакли, из тесаного камня, с окнами, в которых, вместо обыкновенных в горах внутренних деревянных заслонок, вставлены рамы со стеклами; галереи были опрятно выбелены, чрез что верхние чохские сакли глядели гораздо приветливее построек прочих среднедагестанских аулов, по цвету своему совершенно подходящих к грунту гор. Мы остановились на отдых в сакле наиба (Чох есть главное селение Андалалского наибства), убранной не столько во вкусе чисто горском, сколько плоскостном или персидском: обилие ковров, тюфяков и одеял, уместная и неуместная драпировка стен и окон, наполненные всякого рода посудою ниши, – все это почти роскошно в сравнении с убого простой обстановкой чисто горского жилья. Гостеприимная хозяйка угостила нас своей стряпни обедом, тоже не в горском вкусе: поданы были суп, битки и жареные перепелки, – впрочем, суп был предложен по-горски, то есть в русских чайных полоскательных чашках.

За Чохом наступил утомительно длинный и трудный подъем на Турчидаг. Когда, наконец, мы въехали на вершину этой горы – нельзя было не вдохнуть в себя весело свежий, здоровый нагорный воздух, нельзя было не заглядеться на необозримый вид, открывшийся пред нами. Справа, глубоко внизу, лежал почти весь Средний Дагестан, проглядывавший чрез синеватую дымку множеством своих вершин и впадин, каменистых, безлесных и вообще безжизненных, между которыми особенно угловато выделялись контуры Гуниба и Кегерских высот. Таков был вид по направлению к северо-западу. Слева же, на восток, за широким зеленым плато Турчидага, тянулась в отдалении фиолетового цвета цепь Цудахарских, Акушинских и Кутишинских высот, образующих постепенно возвышающиеся террасы.

Несмотря на позднее время года, широкое плато Турчидага представляло роскошно зеленевшее пастбище. Пробираясь промеж высокой травы, мы не раз встретили на пути нашем большие стада баранов. Завидя наше приближение, пастухи этих стад схватывали какого-нибудь, менее других проворного барана, тащили его поближе к тропинке, по которой мы ехали, и уже заносили кинжал над несчастной жертвой, попавшейся на заклание в честь проезжего почетного гостя. Больших усилий стоило удержать пастухов от исполнения такого кровавого требования горно-пастушеского этикета.

Проехав версты три-четыре по плоской вершине Турчидага, в направлении на юго-восток, мы снова повернули к западному склону этой горы, и путь наш пошел по ее карнизу, с высоты которого трудно было глядеть вниз, не испытывая головокружения. В глубине пропасти, открывавшейся в двух-трех шагах от нашей тропинки, синели, покрытые мглою, холмы и овраги Андалала; в двух котловинах его едва можно было различить скученные постройки аулов: ближе – Меге, а дальше – Сугратля, и казалось, что к ним нет отсюда другого пути, как только по воздуху… Вообще, вид с этого карниза Турчидага способен доставить проезжему сильные и в своем роде единственные ощущения. Затем, понемногу спускаясь, мы въехали на горную перемычку, соединяющую Турчидаг с хребтом, идущим по правую сторону Кара-Койсу, и таким путем достигли границы между округами Гунибским и Казикумухским, а вместе с тем и водораздела между притоками Кара-Койсу и Казикумухского Койсу.

Казикумухский округ, образованный из Казикумухского ханства, причисляется в административном отношении к Среднему Дагестану. Но местность и обитатели этого округа имеют много своих особенностей. Местность Казикумуха, даже и по сравнении ее с небогатыми угодьями прочих частей Среднего Дагестана, представляется весьма непригодною для жизни; обитатели же ее – особое племя, само себя называющее лак, – принадлежит к наиболее промышленным и предприимчивым обществам всего Дагестана. Без сомнения, между первым и вторым обстоятельствами должна быть своя причинность¹⁷.

С седловины Турчидага мы спустились в тесное и мрачное ущелье, в направлении к югу, и скоро достигли ложа горной речки, называемой Варайндал-них и берущей свое начало в горных скатах этой горы. Тропинка, по которой мы ехали, пошла вблизи извилин самой речки; с обеих сторон ее высились бесплодные скалы, на которых нигде не приметно было ни дерева, ни кустарников; нигде на серых скатах и более отдаленных гор, показывавшихся местами из-за ближних скал, не видно было никаких следов пахати, хотя и есть в нескольких пунктах этого ущелья небольшие поселки. Мы проехали только вблизи одного из них, по имени Варайми, расположенного своими постройками так, что издали он казался одним сплошным строением, в виде форта.

Таким мрачным горным коридором ехали мы верст двадцать, почти до самого селения Кумуха, перед которым местность несколько расширилась. Уже при виде одного этого ущелья становилось вполне ясным, почему лаки ежегодно в значительных массах оставляют родину и отправляются добывать себе хлеб на стороне то заработками на плоскости, то торгуя и занимаясь разного рода ремеслами, преимущественно же лудильным и медным мастерствами, в других обществах Дагестана и даже далеко за пределами его¹⁸.

Главное селение лаков, Кумух (по местному выговору – Гумук), показалось на вершине холмистого возвышения и глядело издали длинным рядом строений, между которыми заметны были круглые башни и значительное число стогов хлеба. Но прежде чем въехать в Кумух, нужно было сперва пробираться по крутому косогору, над обрывом, пониже селения Вильтах, затем спуститься к речке, подняться на возвышение и оттуда, через оригинальный мосток, перебраться в самый Кумух. Мосток этот переброшен через глубокий овраг, состоит всего из двух-трех бревен и не имеет никаких перил, так что приходится, проезжая его, испытывать ощущения балансировки на канате. Один из наших проводников-лаков, говоривший немного по-русски, – прежде чем въехать на этот мосток, рассказал мне следующее: однажды ехал в Кумух какой-то армянин, и нужно же было, чтоб в тот самый миг, когда он проезжал средину мостка, вдруг из-под него выпорхнул голубь; лошадь испугалась, метнулась в сторону и рухнула вместе с всадником в пропасть… После этого рассказа проводник стегнул нагайкой своего коня и помчался чрез злополучный мосток, имеющий длины шагов двадцать или тридцать.

С первого же взгляда на Кумух, селение это, расположением своим и постройками, значительно разнится от виденных уже нами селений Среднего Дагестана. Место, на котором он построен, – начительно ровное и просторное; к нему прилегает озерцо, или большой четырехугольный пруд родниковой воды; за этим озерцом – большая площадь, служащая местом здешних базаров; к площади, с северо-западной стороны, ведут проезжие улицы, а с юго-восточной ее обтекает, в глубоком овраге, река Казикумухское Койсу; с прочих сторон селение окружают покатые холмистые высоты, на которых вдали там и сям виднеются аулы. Несмотря на такой, по-видимому, мирный характер устройства Кумуха, он все же занимает собою крепкую позицию, которая защищается то глубокими оврагами, то оборонительными башнями; кроме того, местность, занимаемая Кумухом, важна в том отношении, что она составляет как бы узел всех ущелий казикумухской территории.

Мы пробыли три дня в Кумухе и успели осмотреть его достопримечательности, которых, впрочем, немного. Поселение это довольно древнее. Уже арабские завоеватели Дагестана застали Кумух главным селением (по местному названию – городом) лаков. Так, дагестанские летописи повествуют, что во II веке гиджры арабский полководец Абу-Муселим, по занятии Дербента, пошел в Кумух, что эмиры и жители последнего, после нескольких битв, просили пощады и приняли исламизм, что Абу-Муселим украсил Кумух многими постройками, в том числе мечетями, что, наконец, он поставил здесь правителем Шах-Баала, сына Абдуллы, сына Абаса, дяди пророка Магомеда, и назначил при нем казия, для обучения жителей обрядам новой веры¹⁹. С завоеванием Кумуха арабами имеют тесную связь все его достопримечательности. Из них главнейшие – его мечети. Но едва ли хотя одна из них современна самому нашествию арабов на Дагестан, едва ли сохранилась и надпись 777 года по Р. X., гласящая о занятии Кумуха Абу-Муселимом и о времени построения им мечети. Местный кадий, к сожалению, не мог указать нам этой надписи, а та самая мечеть, которая в Кумухе считается главною и самою древнею, – видимо, позднейшей постройки; по словам кумухцев, она перестроена из старой, при Магомед-хане (ум. 1789 г.). По Дагестану, мечеть эта может считаться даже великолепной постройкой: она сложена из больших тесаных камней, местами узорчато-высеченных, с большим куполом и с рядами арок; она просторна и довольно хорошо освещена. Нахождение в Кумухе такой мечети, да еще меньших семи, при населении ею всего в 2500 человек, могло придать этому селению в глазах окрестных жителей значение как бы священного места, даже и помимо того обстоятельства, по которому кумухцы, будто бы, из числа первых в Дагестане приняли ислам, за что и получили почетное прозвище – гази, или кази, то есть ратующие за веру. Кроме того, Кумух богат кладбищами, своего рода святынею. На этих кладбищах, из которых два ханских, нет памятников особенно замечательных ни по своему виду, ни по древности. Вообще, все надмогильные камни у мусульман-дагестанцев почти одинаковой формы, различаясь только величиной, искусством насечки и более или менее пространной надписью, – таковы же надмогильные камни как на ханских, так и на прочих кладбищах Кумуха. Но большое число этих кладбищ, вместе с преданием, слышанным мною в Кумухе, что селение это служило местом общего погребения для окрестных селений, – могло тоже придать ему значение священного места²⁰. По всей вероятности, в отношении окрестных селений Кумух имел права метрополии, и остатки этих прав до сих пор заявляют себя в притязаниях кое-каких его жителей на господство над соседними аулами или, по крайней мере, на некоторые повинности с них; сами же кумухцы до последнего времени никаких податей никому не отбывали.

В Кумухе еще целы два ханских дома, хотя в одном из них отчасти произошли переделки, в русском вкусе. Впрочем, переделана только та часть этого дома, которая занята собственно окружным управлением; в другой же половине проживает и теперь бывшая ханша²¹. Без сомнения, только эта последняя половина может напомнить собою ту обстановку, какая окружала кумухских ханов. Лучшие жилые комнаты этого дома, как и в каждой дагестанской сакле, находятся на втором этаже; в них ведет лесенка без перил, на которой весьма легко споткнуться; затем следует открытая галерея, с тонкими деревянными колонками, и с нее маленькая и узкая дверь, с высоким порогом, ведет в самые комнаты. Эти последние убраны отчасти по-европейски, то есть в них есть кое-какая мебель, а больше – в туземном вкусе; полы покрыты коврами и паласами; на стенах висят одеяла и куски материи; в нишах стен расставлена стеклянная и фаянсовая посуда, между которою больше всего чайных полоскательных чашек. При переходе из комнаты в комнату неизбежно встретишь спуск или подъем по нескольким ступеням.

В одной из комнат ханского дома я имел ночлег: в ней стояла двуспальная кровать, был стол, вроде письменного, было два-три стула; на кровати лежала перина, застланная парчовым одеялом, а в головах лежала одна громадная подушка, тоже парчовая, верхней наволокой для которой служил накрахмаленный тюль. Признаюсь, было бы гораздо слаще спать на простом холсте, чем на шуршащем тюле и жесткой парче.

В самой просторной комнате дома, потолок которой подпирался несколькими деревянными столбами, гостеприимно нас принимала и потом угостила ужином бывшая ханша. Стол сервирован и ужин был изготовлен по-европейски, но, кажется, не ханскими поварами. Ханша тоже присутствовала за ужином и объяснялась через переводчика. Во время ужина послышалась музыка – звуки бубна, сопровождавшиеся пением женских голосов и хлопаньем в ладоши; сперва пели на галерее, потому что певицы, кажется, сначала несколько конфузились и не решились войти в ту комнату, где мы ужинали, но потом вошли и, ставши в углу, закрыв при этом бубном свои лица, понемногу расшевелились и стали драть во все горло. Скоро к певицам присоединился музыкант, игравший на дудке. Составились танцы. Кавалерами служили прислужники ханши, а дамами – служанки и приглашенные из аула женщины. Танцевали попарно мужчина с женщиною, плавно следуя один за другой и описывая круги, а при ускорении темпа музыки пускались вприсядку, причем женщины выделывали весьма забавные па.

Нужно заметить, что здешние женские костюмы довольно неуклюжи. На каждой из танцовщиц, принадлежавших по-видимому, к местным щеголихам, была длинная шелковая рубаха, из-под которой едва виднелись шаровары; на эту рубаху надет был бешмет, тоже шелковый, стянутый у грудей. Бешмет имел узкие рукава, из-под которых висели рукава рубахи. Эти последние, во время танцев при растопыренных руках танцорки, болтались и придавали всей ее фигуре подобие прыгающего пингвина. Головными уборами у танцорок служили цветные платки, повязанные вокруг головы и шеи и напущенные низко на лоб; из-под этих платков иногда показывалась белая повязка, непосредственно надетая на волосы, которых здешние женщины вообще не стригут, тогда как в прочих обществах Среднего Дагестана женщины нередко подрезывают свои волосы, а в некоторых верхнедагестанских обществах, как например в Дидо, Капуче и Анцухе, даже и бреют.

Танцевали, как я сказал, сперва новый, а потом старый кумухский танец. Этот последний состоял в том, что сперва все танцующие женщины составляли из себя вереницу и плавно шли одна вслед за другой, описывая круг; потом женщин сменяла такая же вереница мужчин, и затем оставались на арене двое из них, передовых; между ними тотчас становилась одна из женщин, и в таком порядке делала круг одна партия танцующих, ее сменяла другая, третья и так далее.

В Кумухе, а равно и на дагестанской плоскости, такие вечеринки, или пирушки, – с музыкой, пением и пляской, – носят название той. При последнем казикумухском хане, любившем вообще веселую жизнь, той устраивался в ханском доме почти ежедневно, нередко переходя в неистовую оргию.

В Кумухе проживает и другая вдова последнего хана по имени Халай, занимающая со своим семейством особый ханский дом. Мы посетили и эту ханшу. Так как она, по происхождению своему, – из каравашек, то есть рабынь, то и не пользуется таким почетом у кумухцев, как Шамай-бике, происходящая от ханской крови. Ханша Халай, еще свежая женщина, принимала нас, сидя на ковре, с поджатыми под себя ногами; костюм ее, весь черный, в национальном вкусе, резко отличался от костюма ее дочерей, уже замужних: они одеты были почти по-европейски, притом в весьма богатые шелковые платья. Одна из них разливала чай, который нам и подан был по русскому обычаю. Вся обстановка и этого ханского дома, вообще не бедная, представляет также смесь туземного с русским.

При виде положения казикумухских ханш можно было заключать, что лакские женщины пользуются гораздо лучшею долею, в сравнении со своими соседками аварского племени. Если это так, что, впрочем, сомнительно, то этим кумухская женщина могла бы быть обязана прикаспийской плоскости, с которою кумухцы находятся в непрерывных сношениях и на которой женщина, по крайней мере у беков, состоит на положении серального ничегонеделанья. Вернее же, что в массе казикумухского населения женщина все еще служит главною рабочею силою и дома, и в поле, что доля ее и здесь нисколько не легче, чем в остальных среднедагестанских обществах; но в Казикумухе проявлялись и проявляются отдельные личности, которые, по близкому знакомству с плоскостными порядками, претендуют на бекскую роль в среде равноправных своих одноаульцев, а вместе с тем и жен своих ставят в серально-бекское положение.

Опрошенный в Кумухе джамаат представлял весьма людное собрание представителей от трех наибств Казикумухского округа²². Джамаатские заявления, как и следовало ожидать, заключали в себе немало жалоб: в самом деле, природа округа так скудна, что заставляет казикумухцев добывать себе пропитание большею частью на стороне. Взрослые из них только четыре месяца в году бывают дома; остальные восемь месяцев, начиная с осени, проводятся ими вне родины, на разного рода заработках. Хлеба со своих полей стает казикумухцам только на полгода; собственных пастбищ, при значительном овцеводстве²³, тоже недостаточно, и потому стада баранов продовольствуют на пастбищах соседних обществ, преимущественно в Кюринском округе; в лесе совершенный недостаток, так что отопление производится исключительно кизяками²⁴; освещают жилища нефтью, которую покупают с прикаспийской плоскости. Несмотря, однако, на скудные местные угодья, кумухцы, сравнительно с прочими дагестанцами, далеко не бедствуют. Нужда и привычка к хожалости побуждают их изворачиваться и добывать себе не только хлеб, но нередко и капиталец – торговлею, ремеслами, и заработками. Из них есть торговцы, ведущие свои обороты на десятки тысяч рублей; изделия казикумухцев проникают даже в Тифлис; между ними есть замечательные оружейные мастера и искусные резчики на металле и кости; лудильщика-казикумухца можно встретить в разных местах Кавказа – иные из них заходят даже в Ростов, в Оренбург, в Нижний. Впрочем, такими предприимчивыми людьми бывают преимущественно жители Кумуха; из прочих же селений округа большею частью ходят только на прикаспийскую плоскость – в Дербент и Кубу, где нанимаются в маренокопатели, зарабатывая на маренниках, в течение восьми месяцев, рублей по пятидесяти и больше.

Прежнее боевое житье помянулось многими из представителей джамаата как самое худое для них время. Особенно не сыто было при нем мугархцам. «Теперь мы поправились, – говорили они: – А прежде сильно бедствовали! Штаны носили всего до колен, рубаха бывала длиною в локоть, папах – весь в паршах; ели одно толокно с водою; все селения наши были сожжены… Теперь же – слава Богу!»

По наружному виду, представители казикумухского джамаата несколько отличались от прочих сред не дагестанцев: нередко проглядывал в среде их отчасти армянский, а больше еврейский тип лица; в костюмах заметен был больше татарский, чем горский покрой; аварских бараньих шуб, с хвосто-подобными рукавами, ни на ком не было видно, но на многих были обыкновенного покроя тулупы; обувь – кожаная. Вообще же, в Кумухе и на казикумухцах уже значительно заметно влияние так называемой плоскости, то есть каспийского побережья, подвергавшегося в свою очередь многим внешним влияниям. Горско-дагестанский тип, еще чистый в аварце, – в лаке заметно осложняется.

С русским элементом казикумухцы значительно уже освоились. Бывшее ханское управление привело их под русскую власть еще в начале настоящего столетия. С 1820 году русские войска не раз занимали Кумух, а в 1843 году, напротив этого селения, за глубоким оврагом, по которому течет Койсу, заложено укрепление, служащее и в настоящее время штаб-квартирой линейного батальона. Укрепление это уже успело порядочно устроиться – обзавелось слободкой, садиками и огородами. Зеленеющий вид его приятно отличается на буром цвете окрестностей. Довольно хорошая растительность, осеняющая русские домики укрепления, наглядно доказывает, что и кумухцы могли бы выращивать у себя то или другое дерево и чрез то сколько-нибудь смягчить суровый характер своей страны; но они, видимо, не увлекаются примером укрепления – и аул их по-прежнему без дерев и без огородов.

Правда, кумухский климат весьма суров; высота местоположения и близость вечных снегов не могут благоприятствовать нежной садовой растительности; акация и тополь с трудом выносят здешние зимы; яблоня цветет и дает завязи плодов, которые, однако, не дозревают; но вишня доспевает. В Кумухском Койсу вода и среди лета так холодна, что ее не пьют. Зато огородные овощи могут разводиться здесь с большим успехом. Не говоря про укрепление, при котором разведены хорошие огороды, даже некоторые казикумухские аулы специально промышляют известными отраслями огородничества: вероятно, такого рода специальность освящена давно сложившимся местным адатом. Так, жители селения Кумалю разводят много луку, а в особенности огурцов, и слывут за огурцеедов (чикабукулт); жители селения Хараши занимаются разведением моркови, которая, однако, у них не идет в горячее кушанье, а поедается сырьем. Такие частные случаи занятия огородничеством уже показывают, что оно может, со временем, а особенно при известном руководстве, получить значительно большие размеры. Нельзя также отрицать, что и искусственное разведение лесов не может иметь успеха на здешней, по-видимому, бесплодной почве: нахождение в некоторых, правда – весьма немногих, местах Казихумуха небольших заповедных рощ (как например, около аула Вихли) говорит в пользу противного мнения.

Кумухские базары, бывающие еженедельно, по четвергам, – служат местом сбыта произведений не только Казикумуха, но и соседних с ним мест. Фрукты привозят сюда из Ходжал-махов, Гергебиля и даже из Голотля; овощи – из упомянутых выше селений, занимающихся огородничеством, а также из Даргинского округа; хлеб, соль и нефть – с прикаспийской плоскости. Сами кумухцы выносят на базар свои изделия – войлоки, сукна, бурки, сыр, оружие, разного рода мелкие вещицы, как например деревянные трубочки и чубучки, и разные безделушки из серебра и каменного угля²⁵. Некоторые русские товары, из красных и бакалейных, доставляются сюда из Шуры; из нее же снабжаются напитками и четыре кумухские духана, на которые сильно косятся (не знаю – искренно ли) местные хаджи, так что, при опросе джамаата, они заявили просьбу о закрытии этих якобы притонов пьянства и разврата. Едва ли, впрочем, в нравах большинства кумухцев такой пуризм хаджей… Наконец, кумухские базары служат весьма деятельным посредником в сближении между кумухцами и гарнизоном Кумухского укрепления²⁶.

Пребывание наше в Кумухе совпало с тем временем, когда кумухцы, окончив осенние полевые работы, собираются уходить на заработки. Время это есть также по преимуществу пора свадеб. Нередко, говорят, бывает при этом, что иной молодожен, спустя дня три после свадьбы, оставляет свою избранную вдовствовать на целые восемь месяцев. Насколько это приятно молодой чете – обычай не смотрит; но такого рода порядки необходимо влекут за собою укрепление за кумухскими женщинами значительной доли самостоятельности, хотя самостоятельность эта окупается дорогою ценою – усиленным, никем не разделяемым трудом по устройству дома и хозяйства²⁷.

24 сентября мы оставили Кумух и направились в пределы Даргинского округа, в главное селение Сюргинского общества, Урари. Погода все еще вполне благоприятствовала нашей поездке, и мы перевалились, не встретив на пути снега, через высокий кряж, между горами Хунзунту и Тунудаг (9733 футов), служащий границей отделов Дагестана – Среднего и Северного.

17. Читатели «Сборника» имеют уже значительный материал для ознакомления с лаками, в статьях «Казикумухские (лакские) народные сказания» (Сборник, выпуск I), «Казикумухские и кюринские ханы» (выпуск II) и «Как живут лаки» (выпуск III)

18. В Казикумухском округе считается свыше 34 тысяч жителей; из них мужского пола более 16 тыс. Из этого последнего числа, по сведениям, полученным мною в окружном управлении, уходили на заработки, по билетам: в 1860 г. – 5735 человек, в 1861 г. – 1890, в 1862 г. – 4005, в 1863 г. – 3510, в 1864 г. – 6505, в 1865 г. – 6108, в 1866 г. – 5452, то есть средним числом ежегодно между 5-ю и 6-ю тыс. мужчин, или же около ⅕ всего мужского населения округа.

19. Сведения эти имеются между прочим в рукописной истории Дагестана, составленной Абас-Кули-Бакихановым, пользовавшимся летописными дагестанскими сказаниями, что сходно и со сказанием о Дербенте (Дербент-намэ), хотя несколько противоречит изустному преданию казикумухцев, приведенному в статье господина А.К.: «Казикумухские и кюринские ханы» (Сборник, выпуск II, стр. 5), по которому «жители Гумука сами прислали выборных к арабскому полководцу Абу-Муселиму просить о посылке к ним наставников в новой вере». В одном из бывших у меня под рукою дагестанских таварихов (летописей) прямо сказано, что арабы, устроившись в Дербенте, «стали искать случаи напасть на Кумух, с которым по наружности были в мире. Они воспользовались первым поводом, напали на Кумух, разорили его, а жителей обратили в ислам; необратившихся же убили»

20. В обществах Даргинского округа отчасти и доселе сохранился такой порядок, по которому в каждом обществе одно селение считается главным; остальное же все подчиняется управлению главного селения до такой степени, что отселки, весьма значительные по числу дворов и имевшие по несколько мечетей, не имели права хоронить мертвых иначе, как на кладбищах главного селения («Сборник статистических сведений о Кавказе», статистические списки населенных мест Дагестанской области, А. Комарова, стр. 13).

21. По имени Шамай-бике. Она дочь Нуцал-хана, вдова Агалар-хана, теперь в замужестве за одним из сыновей последнего кюринского хана.

22. В 1867 году Казикумухский округ подразделился на 4 наибства: Вицхинское, Аштикулинское, Мугархское и Дусраратское (в настоящее время он состоит тоже из 4-х наибств: Вицхинского, Казикумухского, Аштикулинского и Мугархского), и в Кумух собрались представители от трех первых, ближайших к нему, наибств; представители же Дусраратского наибства опрошены были начальником Горского управления в Ирибе, в проезде наш через Тлейсерух.

23. По официальным сведениям, в округе считается 180 тысяч баранов, то есть почти по 6 на каждого жителя, или по 26 на двор.

24. В верстах двенадцати от Кумуха добывается торф – преимущественно для потребностей Кумухского укрепления. Лучшие слои этого торфа уже сняты; остаются залежи плохого качества. Одна доставка этого топлива в Кухуме обходится по 6 рублей за сажень; самая же добывка его производится солдатами, с большим трудом, так как на торфяниках приходится работать по пояс в воде.

25. Каменный уголь, в небольших залежах, находят на Турчидате, а также на землях общества Каба-Даргва, Урахаинского наибства, Даргинского округа.

26. Привожу кумухские цены на некоторые предметы продовольствия: курица – 10 коп., цыпленок – 5 коп., 13 яиц – 5 коп., пуд соли – 50 коп., сотня огурцов – 50 коп.; фрукты (персики, виноград, яблоки и груши) продаются почти круглый год и по весьма низким ценам.

27. Нельзя не обратить внимания на следующий факт, объяснение которого зависит от наблюдательных людей, близко знакомых с бытом казикумухцев: не смотря на указанные невыгодные условия для брачной жизни казикумухских супругов, между ними редко бывают такого рода столкновения, результатом которых в дагестанской среде служит обыкновенно убийство или поранение. По сведениям за 1861-1868 гг., о числе и поранений в Дагестанской области по прелюбодеянию, оказывается, что из числа 61 случая убийств и 31 случаев поранения этой категории, на долю Казикумухского округа попадает за означенный период всего только 3 убийства и 1 поранение по прелюбодеянию (См. «Сборник», выпуск I, Приложения к статье А.В. Комарова, «Адаты», стр. 66-72).