Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
3. Искусство
Здесь я обращаюсь к работе Сьюзен Лангер «Чувство и форма», где искусство определяется как объективация чисто опытного паттерна, и тщательно разъясняется каждый термин этого определения.
Паттерн может быть абстрактным или конкретным. В музыкальной партитуре или в зарубках на бороздках грампластинки воплощается абстрактный паттерн. Но в этих цветах, этих тонах, этих объемах, этих движениях воплощается конкретный паттерн. Конкретный паттерн образован внутренними отношениями цветов, тонов, объемов, движений. Он заключается в цветах не постольку, поскольку они разрозненны или репрезентируют нечто иное.
Так вот, паттерн воспринятого является также паттерном восприятия, а паттерн восприятия – паттерном опыта. Но любое восприятие – это отбор и организация. Именно потому, что воспринятое организовано согласно определенному паттерну, его легко воспринимать. Поэтому можно повторить напев или мелодию, но не последовательность уличных шумов. Поэтому стихотворная форма облегчает запоминание информации, а декор делает поверхность видимой. Быть может, особенно легко воспринимаются паттерны, имеющие органические аналоги. Движение идет от корней через ствол к ветвям, листьям и цветам; оно повторяется с различными вариациями. Сложность возрастает, а множественность организуется в единое целое.
Паттерн называется чистым, если он исключает чуждые паттерны инструментализации опыта. Чувства человека могут служить просто аппаратом принятия и передачи сигналов: на красный свет нажимается тормоз, на зеленый – педаль газа. Результатом становится определенное поведение готового субъекта в готовом мире. С другой стороны, чувства могут быть поставлены на службу исключительно научного постижения. Они отсылают к чуждым паттернам концептуальных родов и видов, теоретических схем и образцов, к паттернам суждений об очевидности, подтверждающих или опровергающих некоторое мнение. Наконец, чувства могут быть преобразованы априорной теорией опыта. Вместо того, чтобы жить собственной жизнью, чувство может подчиняться определенной точке зрения, заимствованной из физики, физиологии или психологии. Оно может подвергаться членению со стороны эпистемологии, в которой впечатления мыслятся объективными, а их паттерны – субъективными. Чувство отчуждается утилитарным подходом, который подразумевает внимание к объектам ровно в той мере, в какой в них имеется нечто, что я могу из них извлечь для себя.
Паттерн не только должен быть чистым от чуждых паттернов, но и должен быть чисто опытным. Предшествует паттерн видимых цветов, а не стереотипов. Предшествует паттерн внешних форм как зримых, данных в перспективе, а не как реально сконструированных, могущих быть познанными осязанием, а не зрением. Предшествует паттерн звуков в их актуальном тоне, высоте и громкости, в их обертонах, гармонических сочетаниях, диссонансах. На эти паттерны нарастает оболочка ассоциаций, аффектов, эмоций, зарождающихся тенденций. За их пределами возможен урок, но внутри них урок не может быть введен ни дидактически, ни моралистически, ни по способу социального реализма. К паттернам также прирастает сам субъект, с его переживанием опыта, с его способностью удивляться, благоговеть и очаровываться, с его готовностью к приключению, вызову, размаху, великодушию, величию.
Требуемая чистота паттерна переживания нацелена не на обеднение, а на обогащение. Она подразумевает отсечение чуждого, чтобы позволить переживанию обрести полноту дополняющих его чувств. Она позволяет переживанию вместиться в его собственные паттерны и принять свое собственное направление расширения, развития, организации, осуществления. Так переживание становится ритмичным, одно движение с необходимостью порождает другое, а то, в свою очередь, порождает третье. Напряжения возникают, чтобы разрешиться; вариации множатся и усложняются, оставаясь, однако, внутри замкнутого – в пределе – органического единства.
Полностью развитый смысл интендирует нечто мыслимое. Но смысл опытного паттерна элементарен: это сознательное осуществление преображенного субъекта в его преображенном мире. Этот мир можно считать иллюзией, а можно считать более истинным и более реальным. Из пространства, в котором мы физически живем, мы переносимся во внутреннее пространство картины; из времени сна и бодрствования, работы и отдыха, – во время музыки. От давлений и детерминизмов домашней и деловой жизни, экономики и политики мы переходим к силам, воплощенным в танце; от конвенционального и обыденного использования языка – к звукоизвлечениям, которые сознательно концентрируются, моделируются, совершенствуются. Преображается не только мир, но и субъект. Он перестает быть заменяемой частью, встроенной в готовый механизм мира. Он перестает быть ответственным исследователем, доискивающимся того или иного аспекта универсума или ви́дения целого. Он становится просто самим собой: пробуждающейся, экстатической, порождающей свободой.
Этот элементарный смысл преображенного субъекта в его преображенном мире можно поместить внутрь концептуального поля. Но такая процедура отражает элементарный смысл, не воспроизводя его. Искусствоведческая критика и история искусства подобны уравнениям термодинамики, которые позволяют нам контролировать теплоту, но сами по себе не способны дать нам почувствовать больше или меньше тепла или холода.
Собственным выражением элементарного смысла служит само произведение искусства. Этот смысл лежит внутри сознания художника, но вначале это лишь имплицитный, свернутый, завуалированный, непроявленный, необъективированный смысл. Осознав его, художник еще должен овладеть им; он побуждается к его рассмотрению, обследованию, анализу, радостному переживанию, воспроизведению; и это означает объективировать, развертывать, выводить на свет, раскрывать, выявлять смысл.
Процесс объективирования подразумевает психическую дистанцию. Там, где элементарный смысл именно переживается, его выражение включает в себя отстранение, отличение, отделение от опыта. Если улыбка или хмурость интерсубъективно выражают чувство как оно есть, то художественное творчество претворяет эмоцию в покой. Это вопрос инсайта, всматривания в элементарный смысл, схватывания его ведущей формы, которую надлежит раскрыть, разработать, развить; это означает последующий процесс обработки, уточнения, исправления, дополнения изначального инсайта. Результатом становится идеализация порождающего опытного паттерна. Искусство – не автобиография, не рассказывание своей истории психоаналитику. Искусство – это схватывание того, что является или кажется значимым, сиюминутно важным, заботящим, существенным для человека. Оно истиннее, чем опыт, ученее, действеннее, точнее. Это центральный момент, с его собственными импликациями, и они развертываются, не вызывая искажений, взаимоналожений, случайных нарушений в исходном паттерне.
Подобно тому, как надлежащее выражение элементарного смысла есть дело самого искусства, так надлежащее восприятие и оценивание произведения искусства – не просто прояснение концептуализированной очевидности в понятии либо взвешивание ее в суждении. Произведение искусства приглашает участвовать в нем, пережить его, увидеть самому. Как математик отвлекается от верифицирующих наук, чтобы исследовать возможности организации данных, так произведение искусства побуждает нас отвлечься от практической жизни и исследовать возможности более полной жизни в более полном мире.
