Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
2. Концепция эквивалентных культур и проблема общих типов культурно-исторической практики
Возвращаясь в свете всего вышесказанного к концепции эквивалентных культур, необходимо подчеркнуть, что наиболее характерной и существенной отличительной особенностью данной концепции является то, что ее представители последовательно отказываются от разработки общих историко-типологических понятий, позволяющих, в частности, воспроизводить различные стадии всемирно-исторического процесса и устанавливать его внутреннее единство. Правда, поскольку мы в данном случае имеем дело с тенденцией мысли, то не следует забывать, что у различных представителей концепции эквивалентных культур она проявляется не одинаково. Так, например, философско-исторические теории Шпенглера и Тойнби дают основание для выделения двух общих историко-типологических понятий, выражающих стадию первобытной культуры и стадию «высших культур» (Шпенглер) или «цивилизаций» (Тойнби), в то время как теории Нортропа, Бенедикт и Херсковица не дают подобных оснований. Именно с этой особенностью точек зрения Шпенглера и Тойнби связано то, что они не распространяют принцип «эквивалентности» культур на первобытное общество.
Однако выделение Шпенглером и Тойнби отмеченных стадий общественного развития носит столь формальный характер, что практически не имеет сколько-нибудь существенного значения для изучения истории человечества.
Отказ представителей концепции эквивалентных культур от разработки широких историко-типологических понятий неизбежно обусловливает собой очень важную с логической точки зрения черту в построении их теорий. Она заключается в том, что представители концепции эквивалентных культур, идя по пути крайней локализации и индивидуализации всемирной истории, тем самым по сути дела вынуждены для объяснения ее различных процессов и явлений использовать познавательные средства лишь собственно исторических понятий, к числу которых, как мы уже знаем, и относится понятие локальной культуры.
Концепция эквивалентных культур неизбежно порождает тенденцию абсолютно релятивистского рассмотрения культурно-исторических систем и, как всякая релятивистская система взглядов, оказывается сугубо негативной по своей внутренней природе. Заложенные в ней потенциальные возможности способны лишь к разрушению, но никак не к научному созиданию.
Релятивизм концепции эквивалентных культур есть результат неправомерного отрыва формы выражения различных культурно-исторических систем человечества от содержания этих систем. Возьмем ли мы концепции Шпенглера, Нортропа, Бенедикт или же Херсковица, всем им присущ единый метод исследования исторической действительности и построения своих теоретических систем. С теми или иными вариациями этот метод (по-видимому, наиболее последовательно выраженный в шпенглеровском учении о физиогномике культур) означает не что иное, как отождествление локально-специфических форм, стилей выражения культурно-исторической практики человечества с социально-историческими комплексами во всей их полноте. Именно подобным образом различные культурно-исторические комплексы сводятся представителями концепции эквивалентных культур к единству.
Д. Бидни этот тип сведения культурно-исторической системы к единству называет «эстетической», «формалистической», а также «феноменологической» интеграцией культуры. В основу такой интеграции культуры, замечает автор, кладется скорее ее эстетическая форма или стиль, чем взаимодействие реально функционирующих институтов. В результате такого формального, «физиогномического» (по терминологии Шпенглера) подхода к культурно-исторической практике человечества локальные системы культуры оказываются не различными специфическими проявлениями единого в своем внутреннем содержании и направленности процесса развития человечества, а дискретными, неповторимыми образованиями, выражающими (по словам Бенедикт) «единицы в длинном ряду возможных приспособлений». И именно в силу этой своей неповторимости и относительности они объявляются эквивалентными (равноценными).
Таков в целом тот комплекс теоретических средств, благодаря которым в новейшей идеалистической философии истории и культуроведении достигался отказ от идеи всемирно-исторического развития, и, по выражению американского исследователя У. Хааза, «прежняя вертикальная точка зрения на историю была заменена иной, “горизонтальной”, которая, отвергая эволюцию и абстрагируясь от времени, взирает сверху вниз на цивилизации». В его основе, как мы видим, лежит принцип исторического релятивизма, принцип, утверждающий абсолютную относительность и неповторимость различных локальных систем культуры.
В этой связи необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что понятие релятивизма применительно к различным элементам культуры имеет не одинаковый смысл. Так, например, говоря об относительности систем научного знания, с одной стороны, и об относительности различных систем морали – с другой, мы руководствуемся различными критериями. Правда, в обоих случаях проведение абсолютно релятивистской точки зрения должно означать отрицание общего содержания сопоставляемых систем. Но если в первом случае при сопоставлении выработанных в различных культурах систем знаний об окружающей нас действительности (выраженных, скажем, в астрономических, физических, социологических и т. д. теориях), при решении вопроса о принятии или непринятии релятивистской точки зрения, мы должны руководствоваться понятием истины, то во втором случае (при сопоставлении систем морали) понятие истины неприменимо. В последнем случае при решении вопроса о том, обладают ли сопоставляемые системы общим содержанием или же они относительны и неповторимы, мы руководствуемся уже не критерием истины, т. е. не тем, правильно или неправильно они воспроизводят действительность, а тем насколько общезначимы соответствующие нормы, которыми руководствуются представители различных обществ. Этим же критерием (критерием повторяемости и общезначимости) мы руководствуемся при сопоставлении и остальных элементов культуры. В отличие от таких видов интеллектуального творчества, какими являются философия и наука и иногда в какой-то степени искусство, они не требуют гносеологического критерия истинности, предполагающего отличение «верного», приближающегося к истине, знания от «неверного». И если применительно к этим видам культурного творчества последовательное проведение релятивистской точки зрения будет означать отрицание возможности объективного познания действительности, то применительно к остальным компонентам культуры, к которым гносеологический подход неприменим, релятивизм означает утверждение их уникальности и неповторимости.
Несостоятельность выводов представителей концепции эквивалентных культур ни в коей мере не может дать нам основания игнорировать те реальные проблемы социально-исторического знания, из извращенного понимания которых они исходили в построении своих теорий.
Стержневая проблема, вокруг которой группируются эти вопросы, сводится к задаче выяснения соотношения общего, повторяющегося и особенного, индивидуального в общественном развитии. Более конкретно в данном случае ее можно сформулировать как проблему соотношения общих и отличительных черт всемирно-исторического процесса, взятых в их временно́м и пространственном измерениях.
Общей, реальной основой, из которой исходят представители концепции эквивалентных культур, является специфичность проявления (порой весьма глубокая) культурно-исторического процесса. Это несомненно так. Но ограничиться этим указанием значило бы сказать еще очень мало. Для того чтобы более конкретно поставить проблему реальных оснований, из которых исходят в своих построениях представители концепции эквивалентных культур, необходимо прежде всего установить в общих чертах, каким образом проявляют себя различные компоненты социокультурных систем в процессе их реального исторического функционирования и развития.
Выше мы уже говорили о том, что классификацию социокультурной системы можно производить по различным основаниям, в зависимости от поставленной задачи. В частности, одним из таких оснований расчленения социокультурного комплекса может служить степень индивидуального своеобразия и кумулятивности, которая присуща его различным элементам в процессе исторического развития. В истории немарксистской общественной мысли XX в. целый ряд общесоциологических классификационных схем строится прежде всего именно по этому принципу. Наиболее широко известной и влиятельной из них можно считать схему Альфреда Вебера, о которой уже упоминалось выше.
Как мы помним, Вебер расчленяет социально-исторический процесс на три различные сферы: цивилизационный процесс, включающий науку и технологию; социальный процесс, включающий экономику и государство, и русло культуры, в которое входят религия, философия, искусство. Согласно его точке зрения, эти три сферы качественно по-разному проявляют себя в процессе исторического развития. Наука и технология (сфера цивилизации), обращенные к природе и имеющие дело с исследованием и использованием «естественных» процессов, обладают сугубо кумулятивным характером. Научные и технические открытия быстро распространяются в пространстве от общества к обществу и тем самым являются универсальными. Они также легко распространяются во времени.
Не так обстоит дело, по мнению Вебера, в сфере культуры (религия, искусство, философия). Данная сфера обладает гораздо менее кумулятивным характером. Составные ее части распространяются в пространстве и во времени с очень большими трудностями, а если это и происходит, то они претерпевают значительные изменения. Религия, философия, искусство в различных обществах развиваются независимо друг от друга и разнопланово, т. е. не в одном направлении, в то время как наука и техника обычно развиваются благодаря широкой диффузии и прогрессируют в целом в одном направлении. Тем самым сфера культуры, по Веберу, отличается большей степенью непостоянства и при переходе от одного общества к другому ее компоненты скорее вновь создаются, чем представляют единое русло развития.
Сфера «социального процесса», согласно точке зрения Вебера, по степени своей кумулятивности и индивидуального своеобразия представляет нечто среднее между сферами «цивилизации» и «культуры».
Такова в целом классификационная схема Вебера, которая, по утверждению Крёбера, была выработана в качестве непосредственной реакции на шпенглеровскую философско-историческую теорию с целью показать, что поскольку социокультурный комплекс состоит из различных по степени своей кумулятивности компонентов, то неправомерно его индивидуализировать таким образом, как это делает автор данной теории. В этой связи следует подчеркнуть, что хотя точка зрения Вебера и основана на целом ряде верных наблюдений над процессами социально-исторического развития, она никак не может служить теоретической основой для преодоления культурно-релятивистской концепции Шпенглера.
Выше уже отмечалось, что классификация и четкое выделение различных компонентов культуры по различным основаниям является важной задачей. Но эта классификация не должна носить характера жесткого членения и противопоставления различных проявлений культуры как выражения активно-созидательной деятельности людей. Она должна выступать не в виде самоцели, а в качестве средства более глубокого осмысления культуры как целостной системы, несмотря на всю сложность и многогранность последней. В связи с этим один из главных недостатков приведенной точки зрения Вебера в том и состоит, что она, лишь констатируя наличие различных по степени кумуляции сфер культурно-исторического процесса, не дает в то же время возможности понять этот процесс как нечто единое, как целостную систему. В результате производимая Вебером классификация неизбежно ведет к противопоставлению различных компонентов единой системы культуры («цивилизации» и «культуры»).
Классификация социокультурного комплекса лишь по одному основанию (по степени кумулятивности и индивидуального своеобразия различных его компонентов) никак не может претендовать на универсальность. Ведь достаточно расчленить культуру под углом зрения внутренней структуры ее элементов, как мы убедимся, что они (элементы) никак уже не подпадают под предлагаемую Вебером схему. Так, например, степень исторической кумулятивности действительно может позволить выделить и материальную технологию в определенную общую сферу. Но данное основание не дает уже никакой возможности для понимания науки в целом как определенного специфического явления, общей функции, которую она выполняет, безотносительно к тому, обращена ли она к познанию природы или социальной действительности. Если рассматривать предлагаемую Вебером схему как единственно возможную и правомерную, то тогда окажется, что наука из общего средства интеллектуальной ориентации и воздействия человека на окружающий мир должна быть сведена к прикладным сферам естествознания. Вряд ли следует особо указывать на всю ошибочность подобной трактовки науки.
Реакция Вебера против крайностей философско-исторической теории Шпенглера нисколько не задевает исходных ее идеалистических основ. И поэтому она вполне согласуется с основным руслом буржуазного исторического мышления первой половины XX в. Для того чтобы убедиться в этом, обратимся к Крёберу.
В своей статье «Реальная культура и ценностная культура», в которой значительное место уделено анализу и оценке концепции Вебера, Крёбер следующим образом характеризует общность своей философско-исторической теории с теориями Данилевского, Фландерса Петри, Тойнби, Сорокина. Для всех перечисленных исследователей, в отличие от Шпенглера, характерно, по мнению Крёбера, что они исходят из трех эмпирических посылок. Первая из них состоит в том, что в истории наблюдаются многочисленные примеры заимствований и диффузий культуры. Суть второй посылки в том, что основные цивилизации существенным образом отличаются друг от друга. Наконец, третья посылка состоит в том, что культурные различия, которые образуют цивилизацию, базируются на объективно выраженных субъективных ценностях, называемых «этосом», «идеологией», «определяющей моделью» или «суперстилем», образуемых из элементов, выработанных как внутри цивилизации, так и заимствованных из других обществ.
Отличие Шпенглера от вышеперечисленных авторов, по утверждению Крёбера, главным образом в том, что он оказался настолько под впечатлением третьего фактора, т. е. наличия «суперстиля» цивилизации, что пришел к выводу о ее абсолютной индивидуальности и отказывался придавать какое-либо значение первому фактору, т. е. культурным заимствованиям между цивилизациями.
Как мы видим, и Крёбер возражает против шпенглеровской позиции, отмечая бесспорный факт культурных заимствований между естествознание (особенно его прикладные аспекты) различными социально-историческими образованиями. Однако реакция Крёбера, так же как и Альфреда Вебера, в отношении концепции Шпенглера – это возражение не против ее теоретических основ, а лишь против некоторых присущих ей догматических положений, явно противоречащих фактам исторической действительности. Само по себе признание различных по степени своей исторической кумулятивности сфер культуры и фактов диффузии ни в коей мере не задевает самой сути той философско-исторической концепции, которую в крайнем виде выразил Шпенглер.
Суть вопроса в данном случае вовсе не в том, имеются ли заимствования между различными социально-историческими образованиями, а в оценке внутренней природы этих образований и тех элементов, благодаря которым становится возможной интеграция различных сфер общественной жизни как определенного системного единства. В этом вопросе исходные теоретические посылки исторического идеализма обусловливают общую тенденцию мышления, в определенной степени выраженную выше Крёбером при характеристике двух последних общих посылок, из которых исходят упомянутые им представители буржуазной философско-исторической и социологической мысли.
Эти посылки, как мы помним, сводились к следующему: во-первых, основные цивилизации существенно отличаются друг от друга, во-вторых, культурные различия, образующие цивилизации, базируются на объективно выраженных субъективных ценностях.
Но в этой связи очень важно выяснить вопрос, что следует понимать под исторически данной цивилизацией или культурой, поскольку, как уже отмечалось выше, эти понятия не поддаются однозначному определению. Данные понятия приобретают различный смысл, в зависимости от того, имеются ли в виду общие типы культур, цивилизаций или говорится о локальных типах культур, цивилизаций. Поэтому, когда Крёбер говорит о существенных различиях между цивилизациями, крайне важно установить, различия какого рода он имеет в виду. Действительно, между цивилизациями (культурами) имеются существенные различия. Но одно дело, например, когда мы говорим о различиях капиталистической и феодальной культур, и совершенно другое, когда говорится о различиях, скажем, индийской и китайской культур. В первом случае имеются в виду различия общих типов культур, выражающих внутреннее содержание исторических процессов, во втором же – внимание акцентируется на различии между локальными типами культур, воспроизводящими индивидуальную форму проявления процессов истории.
Крёбер при использовании понятия исторически данной культуры (в отличие от общесоциологического понятия культуры) отмеченного различения не проводит, а это значит смешивать между собой качественно различные планы рассмотрения и обобщения культурно-исторической действительности. И именно подобное смешение происходит в идеалистической философии истории XX в., что следует считать одним из ее фундаментальных пороков. Это смешение есть результат отождествления локально-индивидуальных форм, стилей выражения культурно-исторической практики человечества с социально-историческими комплексами во всей их полноте (об этом уже говорилось выше), порождаемого исходными посылками историко-идеалистического мышления.
Как уже отмечалось выше, идеалист пытается объяснить единство социально-исторической жизни, апеллируя непосредственно к ее духовным сферам, которые наиболее индивидуальны и своеобразны в культурно-исторической практике различных народов. В результате в центре внимания идеалистов оказываются не содержание объектов исследования, а их форма, стиль проявления, иначе говоря, общая духовная «физиогномика» локальной культуры. И именно эти особенности формы идеалист вынужден рассматривать в качестве единственного основания интеграции социально-исторических комплексов и критерия их соотнесения между собой. Тем самым признаки, благодаря которым правомерно сводить к единству лишь локальную форму выражения культурно-исторической практики различных народов, оказываются признаками сведения к единству социально-исторических комплексов в целом. Иллюзия равноценности и эквивалентности исторически данных культур возникает именно вследствие того, что абстракция представителей идеалистической философии истории и культуроведения оказывается абстракцией от содержания различных видов духовной (а в конечном счете и всякой) деятельности человека.
Таков «секрет» концепции «эквивалентных культур», ключ к которому следует искать в исходных принципах феноменологического по своей общей природе историко-идеалистического мышления.
