Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 2. Механизм расследования
Необычные обстоятельства, сопровождавшие смерть мистера Оскара Бродского, известного торговца бриллиантами из Хаттон-Гардена, убедительно продемонстрировали исключительную важность метода Торндайка, который, по его глубочайшему убеждению, еще не в должной мере оценен. Я оставляю за своим другом и учителем право изложить научный метод, когда он сам сочтет это нужным, и лишь позволю себе восстановить ход событий, поскольку это дело является в высшей степени поучительным.
Уже темнело, когда октябрьским вечером мы с Торндайком, единственные пассажиры в купе для курящих, подъезжали к маленькой станции Ладхэм. Когда поезд замедлил ход, мы увидели в окно людей, толпящихся на платформе, и Торндайк вдруг удивленно воскликнул:
– Да это Боскович!
В тот же момент в наше купе влетел экспансивный маленький человек.
– Надеюсь, я не побеспокою столь ученое собрание, – произнес он и, пожав нам руки, энергично забросил на полку свой кожаный саквояж. – Я увидел вас в окно и, естественно, не упустил случая провести время в такой приятной компании.
– Вы нам льстите, – отвечал Торндайк. – Причем настолько искусно, что нам нечего возразить. Но скажите, ради всего святого, что вы забыли в этом Ладхэме?
– У моего брата домик в миле отсюда, и я погостил у него пару дней, – объяснил мистер Боскович. – В Бедхэме пересяду на паромный поезд до Амстердама. А вы куда путь держите? Я вижу на полке ваш загадочный зеленый ящичек, стало быть, опять на тропе войны? Едете раскрывать мрачное и запутанное преступление?
– Нет, мы едем в Уормингтон по весьма прозаическому делу. Я осуществляю надзор над следствием по поручению страховой компании «Гриффин».
– А волшебная шкатулка зачем? – не отставал Боскович.
– Я не выхожу без нее из дома. Никогда не знаешь, что может случиться, поэтому лучше иметь под рукой все необходимое, несмотря на неудобства, связанные с транспортировкой.
Боскович продолжал смотреть на маленький квадратный ящичек, обтянутый холстом. Наконец он произнес:
– Помните загадочное убийство банкира в Челмсфорде? Вы еще тогда поразили полицейских своими методами расследования. С тех пор я все ломаю голову, что там у вас в этой шкатулке?
Добродушно улыбнувшись, Торндайк снял ящик с полки и откинул крышку. По правде говоря, он весьма гордился своей «передвижной лабораторией», которая, несмотря на скромный размер – не больше фута в ширину и четыре дюйма в высоту, – содержала все необходимое для следственных действий.
– Здорово! – воскликнул Боскович, когда увидел набор пузырьков с реактивами, маленькие пробирки, спиртовочку, миниатюрный микроскоп и набор инструментов таких же небольших размеров. – Похоже на кукольный домик – словно смотришь с обратной стороны бинокля. Но эти крохотные предметы действительно работают? Микроскоп, например…
– Он дает хорошее среднее увеличение. На вид игрушка, но на самом деле настоящий прибор с самыми лучшими линзами. Конечно, микроскоп обычного размера был бы удобнее, но ведь его с собой не возьмешь. Тогда пришлось бы обходиться увеличительным стеклом. Со всем остальным то же самое – уж лучше мельче, чем совсем ничего.
Боскович сосредоточенно изучал содержимое ящичка, осторожно трогая инструменты и засыпая Торндайка вопросами об их назначении. Когда через полчаса поезд, подъезжая к станции, замедлил ход, его любопытство было удовлетворено лишь наполовину.
– Господи, да мы уже приехали! – воскликнул он, хватая свой саквояж. – Вы тоже делаете здесь пересадку?
– Да, мы едем в Уормингтон.
Выйдя на перрон, мы поняли, что там происходит что-то необычное. Пассажиры и носильщики сгрудились в конце платформы, вглядываясь в темноту.
– Что-то случилось? – обратился Боскович к контролеру.
– Да, сэр, – ответил тот. – В миле отсюда под товарный поезд попал человек. За ним пошли с носилками. Видите вон там фонарь? Это возвращается начальник станции.
Пока мы смотрели на мелькающий в темноте огонек, от кассы отошел мужчина, сразу присоединившийся к толпе зевак. Мое внимание привлекли два обстоятельства: во-первых, его круглое полное лицо было необычно бледным и на нем застыло какое-то исступленное выражение, и, во-вторых, он с напряженным вниманием вглядывался в темноту, не задавая при этом никаких вопросов.
Раскачивающийся фонарь продолжал приближаться, из темноты появились двое мужчин с носилками, покрытыми брезентом, под которым угадывались очертания человеческого тела. Поднявшись на платформу, они внесли носилки в павильон, и внимание пассажиров переключилось на носильщика, несшего саквояж и зонт, и начальника станции, замыкавшего процессию с фонарем в руке.
Когда носильщик проходил мимо, Боскович подскочил к нему с вопросом:
– Это его зонт?
– Да, сэр, – подтвердил носильщик, останавливаясь и протягивая ему зонт.
– О боже! – ахнул Боскович и резко повернулся к Торндайку: – Могу поклясться, это зонт Бродского. Вы его помните?
Торндайк кивнул, и Боскович снова обратился к носильщику:
– Я узнаю этот зонт. Он принадлежит джентльмену по фамилии Бродский. Если вы заглянете внутрь его шляпы, то увидите это имя. Он всегда помечал свои шляпы.
– Его шляпу пока не нашли, – сообщил носильщик. – Но вот идет начальник станции, он как раз оттуда.
Повернувшись к подошедшему начальнику, носильщик доложил:
– Вот этот джентльмен, сэр, узнал зонт.
– Так вы узнали его, сэр? Тогда, может быть, пройдете в павильон и опознаете тело? – предложил начальник станции.
Боскович испуганно отпрянул.
– А оно… а он… очень изуродован? – нервно спросил он.
– Изрядно. Видите ли, по нему проехал паровоз и шесть вагонов, пока они сумели остановить поезд. Голову снесло начисто.
– Ужас! Ужас! – поперхнулся Боскович. – Если не возражаете, я лучше воздержусь. Вряд ли это необходимо, как вы думаете, доктор?
– Крайне необходимо, – возразил Торндайк. – Раннее опознание очень важно.
– Ну, раз так нужно… – пробормотал Боскович и неохотно последовал за начальником станции; в тот же момент раздался звон колокола, возвещающий о прибытии паромного поезда, опоздание было небольшим. Через несколько секунд бледный испуганный Боскович выскочил из павильона и бросился к Торндайку.
– Это он! – задыхаясь, воскликнул он. – Старина Бродский! Бедняга. Вот кошмар! Мы должны были здесь встретиться, чтобы вместе ехать в Амстердам.
– А он что-нибудь вез с собой? – спросил Торндайк, и мужчина, который привлек мое внимание, придвинулся к нам поближе, словно хотел расслышать ответ.
– Да, какие-то камни у него были, но я не знаю сколько, – ответил Боскович. – Его секретарь наверняка в курсе. Кстати, доктор, вы сможете взять шефство над этим делом? Чтобы знать наверняка, это несчастный случай или… ну, вы понимаете. Мы с ним старые друзья и земляки – оба из Варшавы. Мне бы хотелось, чтобы вы тоже поучаствовали в расследовании.
– Хорошо, – согласился Торндайк. – Я постараюсь убедиться, что все именно так, как кажется на первый взгляд, а потом представлю отчет. Вас это устроит?
– Да, доктор. Это очень великодушно. А вот и поезд. Надеюсь, я не слишком расстроил ваши планы?
– Ничуть. В Уормингтоне нас ждут не раньше полудня, и я надеюсь, что мы успеем во всем разобраться и не опоздать на встречу.
Когда поезд отошел, Торндайк нашел начальника станции и сообщил ему о просьбе Босковича.
– Но, разумеется, мы сначала дождемся полиции. Им уже сообщили?
– Да, я сразу же послал за инспектором, и он должен появиться с минуты на минуту. Пойду его встречу.
Начальник станции явно хотел переговорить с полицейским наедине, прежде чем делать какое-то официальное заявление.
Когда он ушел, мы с Торндайком стали прогуливаться по опустевшей платформе, и мой друг, по своему обыкновению, стал раскладывать все по полочкам.
– В подобном происшествии надо прежде всего определить, с чем мы имеем дело – с несчастным случаем, самоубийством или убийством, причем наше решение должно базироваться на заключениях, выведенных на основе анализа следующих сведений: фактических обстоятельств дела, результатов осмотра тела и данных с места происшествия. В настоящий момент мы знаем только то, что погибший был торговцем бриллиантами, совершавшим поездку особого свойства и предположительно имевшим при себе небольшой, но ценный груз. Эти факты говорят не в пользу самоубийства и скорее свидетельствуют об убийстве. К версии несчастного случая нас могут склонить такие данные, как наличие переезда, дороги или тропы, ведущей к путям, ограждения с проходом или без него или любые другие обстоятельства, объясняющие нахождение погибшего в том месте, где было найдено его тело. Поскольку такими сведениями пока не располагаем, нам следует восполнить этот пробел.
– Почему бы вам не расспросить носильщика, принесшего саквояж и зонт? – предложил я. – Сейчас он общается с контролером и будет рад лишнему слушателю.
– Отличное предложение, Джервис. Посмотрим, что он нам расскажет.
Мы подошли к носильщику, который, как я и предполагал, стремился поделиться подробностями трагического происшествия.
– Дело вот как обстоит, – начал он отвечать на вопрос Торндайка. – В том месте железнодорожное полотно круто заворачивает, и товарняк как раз шел по дуге, когда машинист увидал, что впереди на рельсах что-то лежит. Паровозный фонарь осветил рельсы, и стало ясно, что там человек. Машинист сбросил пар, дернул свисток и дал по тормозам, но, ведь сами знаете, сэр, поезд не сразу останавливается, так что по бедняге проехал паровоз и полдюжины вагонов.
– А машинист видел, как именно лежал человек?
– Да, под фонарем все было видно как на ладони. Он лежал ничком, так что его шея находилась на рельсе. Голова была на полотне, а тело снаружи на откосе. Похоже, он сам лег на рельсы.
– Там поблизости есть переезд?
– Нет, сэр. Ни переездов, ни дорог, ни тропинок – там вообще ничего нет, – с жаром произнес носильщик. – Он, должно быть, прошел по пустырю, перелез через ограду и лег на рельсы. Похоже, хотел распрощаться с жизнью.
– А как об этом узнали на станции?
– Машинист и его помощник, когда стащили тело с рельсов, побежали к ближайшей сигнальной будке и отправили телеграмму. Мне об этом начальник станции сказал, когда мы с ним шли по путям.
Торндайк поблагодарил носильщика, и мы пошли к станционному павильону, на ходу обсуждая полученные сведения.
– Наш друг, несомненно, прав в одном, – заметил Торндайк. – Это не несчастный случай. Человек, если он близорукий, глухой или просто глупец, может перелезть через ограду и попасть под поезд. Учитывая положение тела на рельсах, можно предположить две гипотезы: либо это самоубийство, как считает наш носильщик, либо человек был уже мертв или без сознания. Выводы будем делать, когда увидим тело, если, конечно, нас к нему допустит полиция. Вот как раз идут начальник станции и полицейский. Послушаем, что они скажут.
Но эти два официальных лица решили не принимать посторонней помощи. Тело осмотрит полицейский врач, и все сведения будут сообщены по обычным каналам. Однако карточка, предъявленная Торндайком, несколько изменила ситуацию. Неуверенно помяв ее в руках и скептически хмыкнув, инспектор тем не менее разрешил нам осмотреть тело, и мы вошли в павильон вслед за начальником станции, который зажег там газовую лампу.
Носилки стояли на полу у стены, их скорбный груз был по-прежнему накрыт брезентом. Рядом на большом ящике лежали саквояж, зонт и раздавленная оправа без стекол.
– Очки были найдены рядом с телом? – поинтересовался Торндайк.
– Да, рядом с головой, а стекло рассыпалось по всему полотну.
Торндайк что-то пометил в записной книжке и, когда инспектор откинул брезент, сосредоточил свое внимание на изувеченном трупе с отрезанной головой. Склонившись над этим жутким объектом, хорошо видимым при свете большого фонаря, который держал инспектор, он с минуту молча изучал его, потом выпрямился и тихо произнес:
– Думаю, две из трех гипотез мы можем отбросить.
Инспектор, быстро взглянув на него, хотел что-то спросить, но тут его внимание переключилось на чемоданчик, из которого Торндайк вынул пару небольших пинцетов.
– Мы не имеем права проводить вскрытие, – запротестовал он.
– Разумеется, нет. Я просто хочу заглянуть к нему в рот.
Оттянув пинцетом губу, Торндайк осмотрел ее внутреннюю сторону и стал скрупулезно изучать зубы.
– Вы не дадите мне свою лупу, Джервис? – обратился он ко мне, и я вручил ему свое складное увеличительное стекло.
Направив фонарь на мертвое лицо, инспектор с интересом склонился над трупом. Торндайк со своей обычной дотошностью медленно провел лупой вдоль неровных зубов и потом внимательно осмотрел верхние резцы. После чего осторожно вынул пинцетом крошечный предмет, застрявший между верхними передними зубами, и поместил его под лупу. Опережая его просьбу, я извлек из чемоданчика предметное стекло и препаровальную иглу. Когда Торндайк поместил предмет на стекло и расправил его иглой, я поставил на ящик его микроскоп.
– Каплю глицерина и покрывное стекло, пожалуйста, – попросил Торндайк.
Я подал ему пузырек. Торндайк капнул на предмет, опустил покрывное стекло и, поместив препарат под микроскоп, стал внимательно его рассматривать.
Взглянув на инспектора, я заметил на его лице слабую усмешку, которую он, поймав мой взгляд, вежливо попытался скрыть.
– Мне кажется, сэр, мы несколько уклонились в сторону, – извиняющимся тоном произнес он. – Нам не так важно знать о его ужине. Он ведь умер не от отравления.
Торндайк с улыбкой поднял на него глаза:
– В таких случаях для следствия нет ничего несущественного. Любой факт может иметь значение.
– Не понимаю, какое значение может иметь диета для человека, которому отрезало голову, – упрямо возразил инспектор.
– В самом деле? Разве нам не интересно знать, что ел человек, умерший насильственной смертью? Вот, например, эти крошки на жилете погибшего. О чем они могут нам рассказать?
– Да ни о чем, – упирался инспектор.
Торндайк собрал пинцетом крошки и, положив на стекло, тщательно рассмотрел их сначала под лупой, а потом под микроскопом.
– Теперь я знаю, что незадолго до смерти погибший ел печенье, скорее всего овсяное.
– Ну и что с того? Нам надо выяснить не что он ел, а какова причина его смерти. Самоубийство? Несчастный случай? Или преступление?
– Простите, но сейчас осталось узнать, кто его убил и с какой целью. Все остальное мне уже ясно.
Инспектор изумленно посмотрел на него:
– Быстро же вы делаете выводы, сэр.
– Но тут имеются все признаки убийства. Что касается мотива, то убитый был торговцем бриллиантами и предположительно имел при себе некоторое количество камней. Я бы на вашем месте обыскал его.
Инспектор презрительно хмыкнул.
– Это всего лишь домыслы. Погибший торговал бриллиантами, имел при себе нечто ценное, значит, его убили.
Он замолчал и, с упреком глядя на Торндайка, добавил:
– Вы должны понимать, сэр, что это следствие, а не конкурс для читателей в дешевой газетке. Я пришел сюда для осмотра тела.
Демонстративно повернувшись к нам спиной, инспектор стал методично выворачивать карманы погибшего, выкладывая найденное на ящик, где уже лежали зонт и саквояж.
Оставив его за этим занятием, Торндайк стал осматривать труп, уделив особое внимание подметкам ботинок, которые он, к нескрываемому изумлению инспектора, стал разглядывать через лупу.
– Мне кажется, сэр, ноги у него достаточно большие, чтобы разглядеть их невооруженным глазом. Но, вероятно, вы несколько близоруки, – съязвил инспектор, бросив взгляд в сторону начальника станции.
Торндайк добродушно усмехнулся и стал рассматривать предметы, выложенные инспектором на ящик. Кошелек и записную книжку он открывать не стал, предоставив это инспектору, а вот очки для чтения, складной нож, футляр для визиток и другую карманную мелочь подверг самому внимательному осмотру. Инспектор иронически наблюдал, как Торндайк поднимает очки к свету, чтобы оценить их преломляющую способность, заглядывает в кисет, изучает водяные знаки на папиросной бумаге и исследует содержимое серебряной спичечницы.
– Что вы надеялись найти в его кисете? – спросил он, выкладывая на ящик связку ключей.
– Табак, – невозмутимо ответил Торндайк. – Но я не ожидал, что там будет мелкая «латакия». Для папирос чистую «латакию» вообще не используют. Я, во всяком случае, такого не встречал.
– Вы очень наблюдательны, сэр, – заметил инспектор, покосившись на начальника станции.
– Согласен. Но в этой коллекции я не вижу бриллиантов.
– А может, их при нем и не было. Мы же не знаем этого наверняка. Зато на нем были золотые часы с цепочкой, бриллиантовая булавка и кошелек… – Инспектор высыпал содержимое кошелька себе на ладонь. – Двенадцать фунтов золотом. На ограбление не похоже. И после всего этого вы продолжаете настаивать на убийстве?
– Мое мнение не изменилось, и я хотел бы увидеть место, где было найдено тело. Паровоз уже осмотрели? – обратился Торндайк к начальнику станции.
– Я телеграфировал в Брэдфилд, чтобы они там на него глянули, – сообщил тот. – Ответ, наверное, уже пришел. Пойду проверю.
Выходя из павильона, мы столкнулись с контролером, держащим в руке телеграмму. Он вручил ее начальнику станции, и тот громко прочел:
– «Я тщательно осмотрел паровоз и обнаружил небольшие пятна крови на ведущем и следующим за ним колесах. Больше ничего не найдено».
Начальник станции вопросительно взглянул на Торндайка. Тот, кивнув, заметил:
– Интересно, насколько это будет соответствовать картине, которую мы увидим на путях.
Озадаченный начальник станции хотел потребовать разъяснений, но инспектор, уже закончивший шарить по карманам погибшего, заторопился, и мы сразу же отправились к месту происшествия. Торндайк нес фонарь, а я – неизменный зеленый чемоданчик.
– Мне не совсем понятно, как вы смогли так быстро сделать вывод? – спросил я своего друга, когда наши спутники ушли вперед. – Что именно склонило вас к версии убийства?
– Одна маленькая, но очень существенная деталь. Вы заметили небольшую ранку над левым виском погибшего? Она поверхностная и вполне могла быть нанесена колесом паровоза. Ранка кровоточила, причем достаточно долго. Кровь, стекавшая двумя струйками, успела свернуться и частично засохнуть. Но ранка, возникшая на отрезанной голове, кровоточить не может. Следовательно, она была нанесена до потери головы. И еще один момент: струйки крови стекали из ранки под прямым углом друг к другу. Первая, судя по ее виду, более ранняя, стекала сбоку по лицу и падала на воротник. Вторая стекала на затылок. Как известно, Джервис, закон тяготения исключений не имеет. Если кровь стекает к подбородку, значит, голова находится в вертикальном положении; если же к затылку, то голова расположена горизонтально, причем лицом вверх. Но ведь когда мужчину увидел машинист, он лежал на рельсах ничком. Единственный возможный вывод – когда эта рана наносилась, мужчина находился в вертикальном положении, то есть сидел или стоял. Потом, еще живой, он какое-то время лежал на спине, так что кровь стекала ему на затылок.
– Понятно. Какой же я тупица, если сам об этом не догадался, – сокрушенно произнес я.
– Наблюдательность и быстрое соображение приходят с практикой, – заметил Торндайк. – А в лице вы что-нибудь заметили?
– Похоже, он страдал от удушья.
– Несомненно. У него на лице все признаки удушения. Вы, вероятно, видели, что язык заметно распух, а на внутренней стороне верхней губы остались глубокие вмятины от зубов и два повреждения вследствие сильного давления на рот. Заметьте, насколько полно эти факты согласуются с раной на голове. Повреждения, которые мы обнаружили, могли возникнуть, если предположить, что погибший получил удар по голове, боролся с нападавшим, был повержен и задушен.
– Кстати, что вы там нашли между зубов? Я не успел заглянуть в микроскоп.
– О, это не только подтвердило мое предположение, но и продвинуло наше следствие вперед. Под микроскопом был виден крохотный клочок какой-то ткани, состоящий из нескольких разных волокон неодинаковой окраски. Основная часть – это шерсть темно-красного цвета, но также имеется синий хлопок и желтый джут. Ткань соткана из цветных нитей и может принадлежать женскому платью, однако присутствие джута говорит скорее в пользу штор или дешевого ковра.
– И что это нам дает?
– Если это не клочок одежды, значит, он от мебельной обивки, то есть предполагается наличие жилища.
– Звучит не очень убедительно, – возразил я.
– Возможно. Однако это весьма ценное дополнительное доказательство.
– Доказательство чего?
– Предположения, на которое наводят ботинки погибшего. Я их скрупулезно изучил, однако не нашел следов песка, гравия или земли, несмотря на то что до железнодорожного полотна ему пришлось добираться через пустырь. Но я обнаружил на подметках табачную золу, темную отметину, похожую на пятно от раздавленного окурка папиросы или сигары, несколько крошек печенья, а за один из гвоздиков зацепилось несколько цветных ворсинок, по всей видимости, от ковра. Это дает основание предположить, что мужчина был убит в доме, где на полу лежал ковер, а уже оттуда его отнесли к путям.
Некоторое время я молчал, поражаясь способностям Торндайка; впрочем, подобное чувство я испытывал всякий раз, когда становился свидетелем его следственных действий. Его удивительное умение сопоставлять, казалось бы, незначительные факты, выстраивать из них логические цепочки и восстанавливать по ним картину преступления всегда приводило меня в восхищение.
– Если ваши умозаключения верны, проблему можно считать решенной. В доме наверняка остались многочисленные улики. Весь вопрос в том, как найти этот дом, – наконец произнес я.
– Да, вопрос именно в этом, и решить его чрезвычайно сложно. Чтобы разгадать загадку, достаточно одного взгляда на интерьер. Но мы же не можем вторгаться в каждый дом, чтобы искать там улики. Наша путеводная нить оборвалась. Ее конец находится в неизвестном нам доме, и если мы не сможем связать обрывки, то останемся ни с чем. Ведь, как вы помните, наша главная цель – ответить на вопрос «Кто убил Оскара Бродского?».
– Так что вы предлагаете?
– На следующем этапе расследования нам необходимо связать убийство с каким-то определенным домом. Для этого я намерен собрать воедино все имеющиеся факты и рассмотреть каждый из них со всех возможных точек зрения. Если я не смогу установить необходимую связь, расследование зайдет в тупик и придется начинать с другого конца, скажем, с Амстердама, если выяснится, что Бродский имел при себе бриллианты, в чем я ни минуты не сомневаюсь.
На этом наша беседа закончилась, поскольку мы пришли на место, где было найдено тело. Инспектор и начальник станции уже осматривали рельсы в свете фонарей.
– Удивительно мало крови, – заметил последний. – Я повидал немало подобных случаев, и всегда было море крови – и на паровозе, и на полотне. Очень странно.
Едва взглянув на рельсы – они его не слишком интересовали, – Торндайк осветил фонарем землю с наружной стороны полотна – рыхлую, усыпанную гравием с мелкими включениями мела, – а затем направил свет на подметки инспектора, опустившегося на колени рядом с рельсом.
– Видите, Джервис? – тихо сказал он, и я понимающе кивнул.
К подметкам инспектора прилип мелкий гравий, среди которого виднелись пятна от раздавленных кусочков мела.
– Вы не нашли шляпу? – спросил Торндайк, поднимая с земли короткий обрывок шпагата, валявшийся на земле рядом с рельсом.
– Нет, но она должна быть где-то неподалеку. А вы, я вижу, нашли еще одну ценную улику, сэр, – усмехнулся инспектор, глядя на шпагат.
– Кто знает. Белый шпагат с зеленой ниткой. Возможно, позже он нам кое-что подскажет. В любом случае его стоит сохранить.
Вынув из кармана жестяную коробочку, в которой, среди прочего, находились пакетики для семян, Торндайк положил в один из них обрывок шпагата и надписал пакетик карандашом. Снисходительно улыбнувшись, инспектор продолжил осмотр полотна. Теперь к нему присоединился и Торндайк.
– Похоже, бедняга был близорук, – заметил инспектор, указывая на осколки от очков. – Вероятно, поэтому и забрел на пути.
– Возможно.
Торндайк, уже заметивший осколки, извлек из коробочки еще один пакетик.
– Дайте мне, пожалуйста, пинцет, Джервис. И еще один возьмите себе, чтобы помочь собрать осколки.
Инспектор удивленно поднял глаза:
– Надеюсь, вы не сомневаетесь, что очки принадлежали погибшему? Он точно был очкариком, я видел отметину у него на переносице.
– Почему бы не удостовериться в этом лишний раз? – ответил Торндайк и тихо добавил, обращаясь ко мне: – Соберите все, что найдете, Джервис. Это может нам помочь.
– Не вижу, каким образом, – возразил я, ползая по гравию в поисках мельчайших осколков стекла.
– Неужели? Посмотрите на эти осколки: некоторые из них довольно приличных размеров, а вот те, что на шпале, совсем крошечные. И обратите внимание на их количество. Состояние стекла явно не согласуется с обстоятельствами произошедшего. Это толстые вогнутые линзы, разлетевшиеся на массу мелких осколков. Как же они разбились? Явно не в результате падения: такие линзы при падении разбиваются на несколько крупных кусков. И не паровоз их переехал, иначе они превратились бы в порошок, который обязательно остался бы на рельсах, а там его нет. С оправой та же история: при падении ее повреждения были бы менее значительны, а если бы по ней проехал паровоз, тогда мало бы чего осталось.
– И что вы думаете по этому поводу?
– Состояние оправы говорит о том, что на очки наступили. Но если тело сюда принесли, вполне возможно, что и очки тоже, причем они были уже разбиты. Скорее всего, на них наступили, но не здесь, а раньше, во время борьбы. Поэтому так важно собрать каждый кусочек.
– Но почему? – никак не мог понять я.
– Если мы соберем все осколки, которые сможем найти, и окажется, что их меньше, наша гипотеза найдет подтверждение и недостающие следует искать совсем в другом месте. Если же осколков наберется точно на две линзы, значит, очки были разбиты здесь.
Пока мы собирали осколки, официальные лица кружили с фонарями вокруг путей в надежде обнаружить шляпу. Когда все осколки были найдены и дальнейшие поиски с помощью лупы уже не приносили результатов, мы увидели, что блуждающие огоньки фонарей удалились на весьма приличное расстояние.
– Пока наши друзья не вернулись, мы можем рассмотреть наш улов, – предложил Торндайк. – Поставьте чемоданчик на траву у ограды – он послужит нам столом.
Достав из кармана письмо, Торндайк разложил его на чемоданчике и прижал парой камней, хотя ночь была безветренной. Потом он высыпал на бумагу содержимое пакетика и, тщательно разровняв осколки, какое-то время молча изучал их. Вдруг на лице его появилось какое-то странное выражение, и он стал энергично выбирать крупные осколки, раскладывая их на две карточки, вынутые им из футляра. После чего начал быстро и ловко складывать осколки вместе, пока на карточках не появились очертания восстановленных линз. Я с растущим волнением наблюдал за его манипуляциями: что-то подсказывало мне, что мы находимся на пороге открытия.
Через некоторое время на карточках появились два стеклянных овала, в которых не хватало всего лишь пары мелких осколков. Оставшиеся фрагменты были столь незначительными, что дальнейшая реконструкция не представлялась возможной. Торндайк поднял голову и тихо рассмеялся.
– Довольно неожиданный результат, – объявил он.
– А в чем дело?
– Разве вы не видите, друг мой? Здесь слишком много стекла. Мы почти полностью собрали линзы, а осколков осталось гораздо больше, чем требуется, чтобы заполнить пустоты.
Взглянув на кучку мелких осколков, я понял, что он прав. Они явно были лишними.
– Удивительно. И как вы это объясните?
– Ответ нам подскажут сами осколки, если мы сумеем найти к ним подход.
Торндайк снял карточки с линзами и осторожно опустил их на землю. Вынув из чемоданчика микроскоп, он установил на нем объектив с десятикратным увеличением и поместил на предметное стекло оставшуюся стеклянную мелочь. Направив на нее свет фонаря, мой друг стал сосредоточенно смотреть в окуляр.
– Ха! – наконец воскликнул он. – Интрига усложняется. Стекла здесь одновременно и много и мало. Иными словами, очкам принадлежит лишь пара осколков, которых явно недостаточно, чтобы полностью воссоздать линзы. Остальное – это мягкое, неровное формованное стекло, не имеющее ничего общего с твердым оптическим. Все эти посторонние осколки имеют изогнутую форму, что указывает на то, что они были частью цилиндра, скорее всего стакана или бокала.
Немного переместив предметное стекло, Торндайк продолжал:
– Нам повезло, Джервис. На одном из осколков видны две расходящиеся гравированные линии, образующие острие восьмиконечной звезды. А на другом я вижу три точки – скорее всего, это концы трех лучей. По ним мы можем судить о характере сосуда. Это был тонкий прозрачный стакан со звездами. Я думаю, вам знаком этот узор. Иногда его дополняет ободок с орнаментом, но чаще наносят одни звезды. Вот, взгляните.
Не успел я приложить глаз к окуляру, как появились инспектор с начальником станции. Вид мужчин, сидящих на земле с микроскопом, чрезвычайно развеселил инспектора, и он, уже не скрываясь, расхохотался.
– Извините, джентльмены, но такому тертому калачу, как я, все это кажется немного… ну, вы понимаете. Микроскоп – вещь, конечно, занимательная, но здесь от него мало толку, верно?
– Возможно, – не стал спорить Торндайк. – Кстати, вы нашли шляпу?
– Нет, ее не обнаружили, – признался инспектор.
– Тогда мы поможем вам в дальнейших поисках, если чуточку подождете.
Торндайк капнул на карточки немного ксилола, чтобы зафиксировать осколки в собранных линзах, и убрал их вместе с микроскопом в чемоданчик, после чего объявил, что мы готовы идти.
– Здесь рядом есть какое-нибудь жилье? – спросил он у начальника станции.
– Ближе Корфилда ничего нет, а до него около полумили.
– А где проходит ближайшая дорога?
– В трехстах ярдах отсюда есть заброшенная дорога, которую прокладывали к дому, который так и не построили. От нее к станции ведет тропинка.
– А еще какие-нибудь дома там есть?
– Только один, и от него до ближайшего жилья не меньше полумили. А других дорог здесь нет.
– Есть вероятность, что Бродский шел отсюда, ведь его нашли с этой стороны путей.
Инспектор согласился, и мы последовали за начальником станции к дому, попутно разглядывая землю у себя под ногами. Пустырь, по которому мы шли, зарос щавелем и крапивой. Надеясь найти шляпу, инспектор шарил фонарем по каждому пригорку и ворошил заросли носком ботинка. Через триста ярдов мы подошли к низкой ограде, за которой был виден сад с небольшим коттеджем. Инспектор стал яростно пинать крапиву, росшую у забора. Внезапно что-то звякнуло, послышался вопль, и инспектор, поджав ногу, отскочил, оглашая воздух проклятиями.
– Какой идиот бросил в крапиву эту дрянь! – возмущался он, потирая ушибленную ногу.
Торндайк поднял с земли металлический прут толщиной в три четверти дюйма и длиной около фута.
– Похоже, он здесь недавно, – заметил он, внимательно рассматривая прут в свете фонаря. – На нем совсем нет ржавчины.
– Мне от этого не легче, – проворчал инспектор. – По башке бы съездить того придурка, который бросил сюда эту железку.
Не обращая внимания на страдания инспектора, Торндайк продолжал рассматривать прут. Потом он поставил фонарь на ограду, вынул лупу и продолжил свое занятие с удвоенным усердием. Разъяренный инспектор захромал прочь, и вскоре мы услышали, как он отчаянно колотит в ворота.
– Будьте любезны, подайте мне предметное стекло с капелькой раствора, – попросил меня Торндайк. – К пруту прилипли какие-то волокна.
Подготовив необходимое, я передал его Торндайку вместе с пинцетом, иглой и покрывным стеклом и установил на садовой ограде микроскоп.
– Сочувствую инспектору, – заметил Торндайк, заглядывая в окуляр. – Но для нас это был поистине счастливый удар. Взгляните в микроскоп.
Расположив предметное стекло так, чтобы рассмотреть весь образец, я сообщил свое мнение:
– Красная шерсть, синий хлопок и желтые растительные волокна, похожие на джут.
– Все правильно. Та же комбинация волокон, что и на кусочке, застрявшем между зубами трупа, и, вероятно, из того же источника. Похоже, этот прут вытирали о ковер или штору, которой удушили беднягу Бродского. Мы в любом случае должны проникнуть в этот дом. Слишком явная улика, чтобы ею пренебречь.
Быстро упаковав чемоданчик, мы поспешили к воротам, где увидели обоих должностных лиц, задумчиво глядящих на заброшенную дорогу.
– В доме горит свет, но там никого нет, – сообщил инспектор. – Я уже много раз стучал, но никто не отзывается. И вообще, что мы здесь забыли? Шляпа, вероятно, лежит неподалеку от того места, где был найден труп, и утром мы ее обязательно разыщем.
Торндайк молча вошел в сад и, подойдя к двери дома, тихо постучал и приложил ухо к замочной скважине.
– Я же сказал, сэр, что там никого нет, – раздраженно бросил инспектор и, видя, что реакции не последовало, пошел прочь, сердито бормоча себе под нос.
Как только он отошел, Торндайк стал шарить лучом фонаря по двери, порогу, тропинке и небольшим клумбам, с одной из которых он поднял какой-то предмет.
– Весьма ценная улика, Джервис, – объявил он, выходя из ворот и показывая мне недокуренную папиросу.
– Что же в ней ценного? Что она нам дает?
– Очень многое. Ее зажгли и кинули недокуренной, что говорит о внезапной перемене планов. Она брошена у входа в дом, значит, куривший собирался туда войти. Он не был знаком с хозяином, иначе прошел бы в дом с папиросой. Сначала этот человек вообще не намеревался входить на участок, иначе не стал бы закуривать перед воротами. Это, конечно, общие предположения, а теперь перейдем к деталям. Папиросная бумага известной марки «Зигзаг», водяные знаки видны очень четко. У Бродского была обнаружена пачка папиросной бумаги той же марки. Посмотрим, какой там табак.
Вытащив из лацкана булавку, Торндайк вытащил из папиросы кусочек темно-коричневого табака и показал мне.
– Мелкая «латакия», – не колеблясь, определил я.
– Прекрасно. Перед нами папироса с табаком, точно таким же, как в кисете Бродского, причем свернута она из необычной бумаги, имевшейся в пачке, найденной у Бродского. Руководствуясь правилом силлогизма, я могу предположить, что данная папироса была свернута Оскаром Бродским. Тем не менее мы будем искать подкрепляющие улики.
– А что это?
– Как вы могли заметить, Бродский пользовался круглыми деревянными спичками, которые и были обнаружены в его коробке. Такие спички тоже не вполне обычны. Поскольку он зажег папиросу где-то рядом с воротами, мы можем попытаться найти там обгоревшую спичку. Давайте посмотрим на дороге, по которой он, видимо, и пришел.
Мы медленно пошли по дороге, освещая фонарями землю, и буквально через несколько шагов я обнаружил валявшуюся в грязи спичку. Быстро подняв ее, я увидел, что она круглая и деревянная.
С интересом осмотрев спичку, Торндайк положил ее вместе с папиросой в свою коробочку для вещественных доказательств.
– Теперь уже нет сомнений, Джервис, что Бродский был убит здесь. Нам удалось связать это место с преступлением, так что осталось лишь проникнуть в дом и найти там другие улики.
Мы пошли вдоль ограды и на ее противоположной стороне обнаружили инспектора, недовольно беседующего с начальником станции.
– Думаю, сэр, нам пора возвращаться, – заявил он. – Мне вообще непонятно, зачем мы сюда забрели, но… Эй, сэр, остановитесь!
Торндайк, чуть подпрыгнув, закинул свою длинную ногу на забор.
– Я не разрешаю вам вторгаться в личные владения, сэр! – продолжал инспектор, но Торндайк уже преодолел ограду и смотрел на инспектора с другой стороны.
– А теперь послушайте меня, инспектор. Есть все основания полагать, что Бродский перед смертью был в доме, и я готов поклясться в этом. Сейчас важно не упустить время, мы должны идти по горячему следу. Я не предлагаю вам вламываться в дом. Мне нужно только проверить мусорный бак.
– Мусорный бак! – поперхнулся инспектор. – Нет, вы действительно джентльмен со странностями! Что же хотите там найти?
– Разбитый стакан или бокал. Тонкий, с узором из маленьких восьмиконечных звездочек. Он может быть в мусорном баке или в доме.
Инспектор колебался, но уверенность Торндайка произвела на него впечатление.
– Мы, конечно, можем покопаться в мусоре, хотя какое отношение разбитый стакан имеет к нашему делу, я ума не приложу. Это выше моего понимания. Ну, да ладно, идем.
Он перелез через ограду, и за ним последовали мы с начальником станции.
Торндайк чуть задержался у ворот, осматривая землю, а официальные лица торопливо пошли по тропинке. Не найдя ничего интересного, доктор направился к дому, внимательно оглядываясь по сторонам. На полдороге мы услышали взволнованный голос инспектора:
– Скорее сюда, сэр!
Поспешив в том направлении, мы обнаружили наших должностных лиц, с изумленным видом склонившихся над мусорной кучей. Свет их фонарей освещал осколки тонкого узорчатого стекла, сверкающие среди мусора.
– Не представляю, сэр, как вы догадались, что они здесь есть, – произнес инспектор с ноткой уважения в голосе. – Но зачем они вам, я понять не могу.
– Это всего лишь одно звено в цепи доказательств, – пояснил Торндайк, доставая пинцет и склоняясь над мусорной кучей. – Возможно, мы найдем здесь кое-что еще.
Он поднял несколько кусочков стекла и, рассмотрев их, бросил обратно в кучу. Внезапно внимание доктора привлек маленький осколок, валявшийся в самом низу. Подхватив стекло пинцетом, Торндайк стал пристально разглядывать его под лупой.
– Да, это именно то, что я искал, – произнес он наконец. – Дайте мне те две карточки, Джервис.
Я вынул визитные карточки с восстановленными линзами очков и, поместив их на чемоданчик, осветил фонарем. Торндайк некоторое время изучал их, поглядывая на осколок, который он держал пинцетом. Потом повернулся к инспектору и спросил:
– Вы видели, как я поднял этот осколок из мусорной кучи?
– Да, сэр, – ответил тот.
– Вы знаете, где мы обнаружили осколки от разбитых очков и кому они принадлежали?
– Да, сэр. Они принадлежали погибшему и найдены рядом с телом.
– Отлично. А теперь посмотрите сюда.
Когда Торндайк вставил найденный осколок в дырочку на одной из линз и чуть нажал на него, тот точно вошел в нее, полностью совпав с соседними осколками. Инспектор с начальником станции изумленно раскрыли рты.
– Бог ты мой! – воскликнул полицейский. – Как же вы догадались?
– Позже я все вам объясню. А пока мы должны осмотреть дом. Надеюсь найти там растоптанную папиросу или, может быть, сигару, овсяное печенье, деревянную спичку и даже пропавшую шляпу.
При упоминании шляпы инспектор ринулся к задней двери, но, обнаружив там засов, решил толкнуться в окно. Оно также оказалось запертым, и мы, по совету Торндайка, обошли дом, чтобы попытаться войти в переднюю дверь.
– Она тоже заперта, – сообщил инспектор. – Боюсь, нам придется ее взломать. Весьма неприятная ситуация.
– Проверьте окно, – предложил Торндайк.
Инспектор последовал его совету, безрезультатно пытаясь открыть задвижку складным ножом.
– Не выходит, – пожаловался он, возвращаясь к двери. – Нам все-таки придется…
Он осекся, изумленно взирая на открытую дверь, в то время как Торндайк что-то опустил в карман.
– Ваш дружок не теряет времени даром, вот и дверь успел вскрыть, – заметил инспектор, обращаясь ко мне, когда мы вслед за Торндайком входили в дом.
Однако вскоре его критический настрой в очередной раз сменился изумлением. Мы вошли в небольшую гостиную, чуть освещенную газовой лампой. Торндайк прибавил газ и осмотрелся. На столе стояли бутылка виски, сифон, стакан и коробка печенья. Указав на нее, Торндайк скомандовал:
– Взгляните, что там в ней.
Приоткрыв крышку, инспектор посмотрел внутрь, начальник станции заглянул через его плечо в коробку, и затем они оба уставились на Торндайка.
– Во имя всего святого, сэр, как вы узнали, что в доме есть овсяное печенье? – воскликнул начальник станции.
– Вас разочарует мой ответ. Посмотрите теперь сюда.
Он указал на камин, в котором лежала недокуренная раздавленная папироса и круглая деревянная спичка. Инспектор пораженно уставился на эти предметы, в то время как начальник станции продолжал смотреть с суеверным благоговением на Торндайка.
– У вас с собой личные вещи покойного? – спросил мой коллега.
– Да, я положил их в карман для надежности.
– Тогда давайте взглянем на кисет, – предложил Торндайк, поднимая расплющенную папиросу.
Когда инспектор вынул и открыл кисет, Торндайк осторожно разрезал папиросу своим острым карманным ножом.
– Итак, какой табак в кисете покойного? – спросил он.
Инспектор взял щепотку и, посмотрев на табак, с отвращением понюхал.
– Эта какая-то вонючая смесь, скорее всего «латакия».
– А здесь что у нас? – поинтересовался мой друг, указывая на вскрытую папиросу.
– Да то же самое.
– Теперь давайте посмотрим, какая папиросная бумага у него в пачке.
Инспектор извлек из кармана небольшую книжечку и вырвал из нее один листок.
– На обоих водяной знак «Зигзаг», тут ошибки быть не может, – заявил инспектор. – Эту папиросу свертывал погибший, это абсолютно точно.
Торндайк положил рядом полуобгоревшую бумагу от папиросы, и инспектор поднес их к свету.
– Еще один момент, – продолжал Торндайк, выкладывая на стол обгоревшую деревянную спичку. – У вас ведь есть его спичечница?
Инспектор вытащил маленькую серебряную коробочку, сравнил лежавшие там спички с обгоревшим экземпляром и со щелчком захлопнул спичечницу.
– Ваша взяла. Если мы найдем шляпу, считайте, дело сделано.
– Мне кажется, мы уже ее нашли. Вы заметили, что в камине горел не только уголь?
Резво подбежав к камину, инспектор стал лихорадочно ворошить золу.
– Зола еще теплая, и в ней не только уголь. Там еще горело дерево, а вот маленькие черные комочки явно другого происхождения. Возможно, это остатки сгоревшей шляпы, но разве сейчас поймешь? Вы, конечно, можете сложить осколки разбившихся очков, но шляпу из золы вряд ли восстановите.
С сожалением взглянув на Торндайка, инспектор протянул ему пригоршню черных ноздреватых угольков, и тот разложил их на листе бумаги.
– Шляпу, конечно, восстановить я не в силах, – согласился мой друг. – Но мы можем установить происхождение этих угольков. Возможно, они вообще не от шляпы.
Он зажег восковую спичку и поднес пламя к одному из кусочков. Черная шлакообразная масса тотчас же с шипением расплавилась и задымилась, наполняя воздух едким запахом резины и какого-то вещества животного происхождения.
– Похоже на лак, – заметил начальник станции.
– Да, это шеллак, так что первый тест дал нам положительный результат. Следующий потребует немного больше времени.
Торндайк извлек из своего чемоданчика небольшую колбу с воронкой и отводной трубкой, складной треножник, спиртовку и асбестовую сетку. Бросив в колбу несколько спекшихся угольков, налил туда спирт, взял треножник, положил сверху асбестовую сетку и поставил на нее колбу. Зажег под треножником горелку и стал ждать, пока не закипит спирт.
– А пока мы можем еще кое-что проверить, – сказал он, когда в колбе побежали пузырьки. – Дайте-ка мне предметное стекло с каплей глицерина, Джервис.
Пока я готовил стекло, Торндайк вытащил пинцетом несколько волокон из скатерти.
– Похоже, мы уже знакомы с этой тканью, – заметил он, помещая клочок на предметное стекло и устанавливая его под микроскопом. – Да, вот они, наши старые знакомые: красные шерстяные волокна, синие хлопчатобумажные и желтые джутовые. Надо их пометить, иначе мы спутаем их с другими образцами.
– И как, по-вашему, был убит покойный? – спросил инспектор.
– Я считаю, что убийца заманил его в дом и угостил. Хозяин сидел на том самом стуле, где сейчас находитесь вы, а Бродский расположился вот в этом маленьком кресле. Потом убийца напал на него с тем прутом, который нашли в крапиве, но не смог убить с первого удара. Завязалась борьба, и в конце концов Бродский был задушен скатертью. Есть еще одна деталь. Вы узнаете этот обрывок шпагата?
Торндайк вынул из своей коробочки кусочек шпагата, найденный им у рельсов. Инспектор кивнул.
– Обернитесь, и вы увидите, откуда он взялся.
Посмотрев назад, полицейский обнаружил моток белого шпагата, лежащий на каминной доске. Отмотав небольшой кусок, Торндайк сравнил его с обрывком, который держал в руке.
– Они оба с зеленой ниткой, что значительно облегчает опознание. Убийца использовал шпагат, чтобы связать саквояж и зонт. В руках он их нести не мог, так как тащил на себе труп. Однако, наш препарат уже готов.
Торндайк снял колбу с треножника и, энергично встряхнув, посмотрел на ее содержимое через лупу. Спирт стал темно-коричневым и приобрел густую консистенцию.
– Думаю, для общего анализа достаточно, – заметил он, вынимая из чемоданчика пипетку и предметное стекло.
Взяв со дна немного спирта, Торндайк капнул им на предметное стекло, положил сверху покрывное и поместил под микроскоп. Мы молча наблюдали, как он приник к окуляру. Наконец Торндайк поднял глаза и, обращаясь к инспектору, спросил:
– Вы знаете, из чего делают фетровые шляпы?
– Точно не скажу.
– Лучший фетр делают из кроличьей и заячьей шерсти, точнее, из мягкого подшерстка, который пропитывают шеллаком. В этих угольках явно содержится шеллак, а под микроскопом видны крошечные волоски кроличьей шерсти. Поэтому я без колебаний могу утверждать, что это то, что осталось от жесткой фетровой шляпы. Следов краски я не обнаружил, так что шляпа, по всей видимости, была серой.
В этот момент наше тайное совещание было прервано торопливыми шагами по садовой тропинке, и в комнату влетела женщина.
Застыв от изумления, она молча смотрела на нас, а потом возмущенно произнесла:
– Кто вы? Что вы здесь делаете?
Ей навстречу поднялся инспектор.
– Я полицейский, мадам. А вы, простите, кто?
– Я экономка мистера Хиклера.
– А мистер Хиклер скоро придет?
– Нет. Он только что уехал на паромном поезде.
– В Амстердам? – предположил Торндайк.
– Полагаю, что так, хотя вам-то какое до этого дело?
– Он, вероятно, торгует бриллиантами? Этим поездом обычно ездят торговцы драгоценностями.
– Так оно и есть. Он и вправду имеет дело с бриллиантами.
– Ах так. Нам пора идти, Джервис. Здесь мы все закончили, а нам еще надо поискать гостиницу. Можно вас на минуточку, инспектор?
Инспектор полиции, окончательно смирившись, последовал за нами в сад, чтобы выслушать там напутственное слово Торндайка.
– Сразу же займитесь домом и постарайтесь избавиться от экономки. Все должно оставаться на своих местах. Сохраните золу и угли, проследите, чтобы мусорную кучу никто не трогал. И, самое главное, не позволяйте мести пол. Вам на помощь пришлют еще одного полицейского.
Дружески распрощавшись, мы ушли в сопровождении начальника станции, и на этом наше участие в расследовании закончилось. Хиклер (которого, как выяснилось, звали Сайласом) был арестован, как только он сошел с корабля; при нем был найден пакетик с бриллиантами, принадлежавшими Оскару Бродскому. Но перед правосудием Сайлас Хиклер так и не предстал: когда судно приблизилось к английскому берегу, он сумел ускользнуть от охраны, и его дальнейшая судьба стала известна лишь через три дня, когда на пустынном берегу у Офорднесса было обнаружено бездыханное тело в наручниках.
– Драматичный, но закономерный конец вполне ординарного дела, – заключил Торндайк, откладывая газету. – Надеюсь, Джервис, оно существенно обогатило ваш жизненный опыт и позволило сделать несколько полезных выводов.
– Предпочитаю слушать ваши медико-криминалистические заповеди, – ответил я, иронично усмехаясь.
– Не сомневаюсь, – ответил он насмешливо. – Однако меня весьма печалит ваше нежелание проявлять умственную активность. Тем не менее вот основные постулаты, которые следуют из этого дела. Первое – медлить очень опасно. Надо сразу же действовать, пока такая хрупкая и быстротечная вещь, как ключ к разгадке, не исчезла навсегда. Проволо́чка в несколько часов может лишить нас всех улик. Второе – необходимо тщательно анализировать даже самую тривиальную улику, прослеживая ее до логического конца, как в случае с очками. Третье – полиция при расследовании должна опираться на научную базу, привлекая соответствующих специалистов, и последнее, – заключил Торндайк с улыбкой. – Никогда не следует расставаться с зеленым чемоданчиком.
