Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Сержант на посту
Разговор в самом главном кабинете московской милиции.
– Гм… На пять дней в милицию… И форму выдать?.. Но, понимаете, это ж милиция… Нет-нет, только министр может решить.
Разговор с министром внутренних дел. Министр говорит: «Да».
Два дня читаю милицейский устав. За городом на лужайке майор Богомолов учит приемам самбо. Милиционер должен быть готовым и нарушителя и преступника встретить.
Форма. Широкие брюки, куртка, фуражка, погоны, белые перчатки, свисток и таинственно скрипящая кобура. Гляжу в зеркало: я или не я?
– Смотрите, форма обязывает, – сказал генерал, которого в милиции надо звать комиссаром.
Действительно, первое чувство: огромная ответственность. Сейчас мне могут задать вопросы, позвать на помощь. Я должен откликаться немедленно. За тем и надета форма, чтобы лучше понять нелегкую службу милиции. Все должно быть по-настоящему. Любопытно, как к новой службе отнесутся знакомые?
Из знакомых первым увидел соседский Сережка. Он заорал на всю кухню:
– Дядя Вася в кино будет сниматься!
Пенсионеру дяде Яше я показал удостоверение. Он глядел на меня так, будто я только что вернулся из космоса:
– Да-а… Что же, на укрепление или в редакции не получилось?.. Да-а… Ну а зарплата? Ну, конечно, послали, куда же денешься?.. Сам?.. Да нет работа, конечно, нужная. У меня племянник в милицейской школе – развитой парень.
Чищу пуговицы, краешком уха слышу, что говорит Вася, старший сын дяди Яши:
– Куда угодно – на стройку, сапоги шить, грузчиком – круглое катать, плоское таскать, но чтоб в милицию, с пьяными пестаться!..
Может, в Кремле поставят или в театре – человек грамотный, – думает вслух дядя Яша.
Сережка провожает меня из дому. Издали с любопытством глядит, как буду «честь отдавать» и «задерживать».
На Ломоносовском проспекте в магазине есть кофейная стойка. Два года по пути на работу я захожу в магазин:
– Кофе и бутерброд…
Продавщица знает меня в лицо. Я потрогал фуражку, поправил погоны.
– Кофе и бутерброд…
Продавщица оглядывается, бледнеет и чуть не роняет корзину с ватрушками.
– Что с вами?..
Оправилась, пробует пошутить:
– Я боязливая… А вам идет форма. – Подчеркнуто точно дается сдача, и улыбка такая, будто все покупатели – близкие родственники…
У метро первые пять вопросов:
– Как пройти в магазин синтетики?..
– Товарищ милиционер, как мне в синтетику?..
Сержант, где тут магазин?.. Ну, эти, дорогие женские рубашки?..
– Вы случайно не знаете, что там дают сегодня, в синтетике?..
– А еще в Москве есть синтетика?..
Снимаю фуражку вытереть пот. А всего лишь два часа в форме.
Я постовой. Когда держали совет, на огромной карте Москвы комиссар отыскал два квадратика:
– Ну, скажем, тут… Отделения: сорок третье и одиннадцатое. В одном месте – море людей у метро «Краснопресненская, а Шмидтовский проезд богат всякими случаями.
Итак, Шмидтовский проезд. Инструктаж – в отделении перед уходом. Стоим в ряд. Придирчивый старшина ищет стрелки на брюках, если у кого не находит – сердится и грозится. Потом даются задачи, потом телеграммы: «Из тюрьмы бежал опасный преступник. Может появиться в Москве. Приметы: высок, волосы черные, на левой руке нет половины пальца. Может иметь оружие». «Из дома ушел мальчик Королев Слава. Одиннадцать лет. Одет в зеленую куртку, брюки спортивные, черные»… В этот час перед сменой милиционеры Москвы запоминают приметы и преступника, и мальчишки, и машины с номером МОП-50–50, которую только что увели…
Если б на асфальте оставались следы от ботинок, мой путь на посту был бы похожим на букву «т» – взад – вперед по улице и в переулок. Подходит старуха:
– Милый, поди попугай!
– Что?
– Ну, попугай, сладу с мальчишкой нет…
– Бабушка, я же не для пуганья. Нельзя так воспитывать.
– Все равно, милый, немножко. Сладу нет…
За спиной голос:
– Ну где же вы?! Вы вечно не там, где надо! – кричит толстый человек с удочками
Толпа.
– Граждане, пропустите!
Где там! Плотный круг любопытных. В середине – отбивная из мотоцикла, растерянный, забрызганный грязью парень, рядом мальчишка держит руками голову – между пальцами кровь…
Скорей к телефону: «Скорую помощь»!» Теперь разобраться: что же случилось?
– Он вот так ехал, машина – раз его!..
– Зачем же милицию в заблуждение… Он ехал вот так… – Показывает в противоположную сторону.
Сам парень – ни слова. Губы дрожат. Под ногами валяются размятые апельсины, бутылки из-под кефира…
Записываю фамилию парня: Николай Поляков, волочильщик завода «Пролетарский труд»…
– Граждане, кто видел, прошу рассказать… Ну, кто же?
Покосившись на карандаш, прохожие начинают спешить. Остаются две яростные женщины и человек с удочками. Они явно не видели происшествия, но с энтузиазмом готовы давать показания, какие угодно…
Стою растерянный. Выручает сам парень:
– Вот что, сержант, отведи меня куда там положено. Я выпил. Всегда – ничего. А тут прямо на шпалы. Сережку чуть не угробил…
Сережку увозит «Скорая помощь». Парня ведут в отделение. Опять толпа:
– Вот уже и повел… А что повел? На свои человек выпил. Милиция у нас…
…Опять хожу буквой «т». Прохожие. Как будто нарочно лезут под самосвалы. Одна секунда дождаться зеленого – нет, мчатся. Вчера я и сам норовил поскорее… А сегодня вдруг вспоминаю шутку зарубежного журналиста: «Хорошие люди в Москве. Приветливые, веселые. Но куда так спешат? Гляжу из гостиницы сверху: старательно хотят попасть под автобус или хоть под такси. Это, увы, не всегда удается…»
Регулирую как могу. В кармане талоны для штрафа. Но, честное слово, не хочется штрафовать. Чуть-чуть дисциплины на улицах, и всем будет хорошо: и шоферу, и тебе, парень в красной рубашке, и мне – неприятно же штрафовать…
– Слушай, старшой. Нет, ты слушай!.. – дорогу загородил пьяный. В руке торт, в другой гаечный ключ. – Ну, выпил. А ты спроси, почему? Я бывший вор, старшой. А теперь завязал. Вот мазут, видишь мазут на рубахе? В командировки езжу, мельницы чиню. Принесешь часы – часы починю… А она обижает. Чуть что – раз, и обидит. Ну был вором. Но теперь-то – мазут. За что обижать?! Слушай, скажи ей… Не можешь. Ну, ладно. Скажи Кудрявцеву – пусть зайдет. Кудрявцев – человек. Скажи, мол, вора Кольку Мишина видел… Нельзя обижать человека!..
Записываю: «Кудрявцеву, участковому, надо непременно сходить к Мишиным». А может, и еще кому надо зайти.
…На посту, у метро подошел лейтенант:
– Сержант! Не спите? Там цветы продают… – И пошел.
Насчет цветов инструкции не было, но раз так – подхожу. Бабка. Корзина – ландыши. Прогнать? Гляжу на киоск рядом. Замок. Да если и был бы открыт, что толку – пустые горшки за стеклом. А тут заря. Нарядные девушки. В такое время как без цветов? Прошел мимо бабки, будто и не заметил. За углом, как нарочно, подбежал парнишка, взволнован:
– Товарищ! Цветы… Вот так нужно! Где продают?..
Парень купил восемь букетов и убежал. Бабка по-своему поняла ситуацию. Сует мятый рубль.
– Бабушка! А ну, проходите отсюда…
С грустью гляжу на закрытый киоск.
Что же было еще на дежурстве? Особенного – ничего. Даже великолепный свисток как следует не опробовал. Задержал мальчишку: он предлагал стаканы выпивальщикам «на троих» – за стакан гоните гривенник и бутылку. Схватил за руку – вырвался. Еще и крикнул из подворотни:
– Крючок! Крючок!
Там же его взял на уши какой-то мужчина…
Был на квартиру вызов. Видно, не первый раз разругались. Он – по зеркалу кулаком. Она – в милицию. Забрали его. Через час она прибегает:
– Отпустите. Сама виновата…
В одиннадцать смена постов. Сидим на диване возле дежурного.
– Что, ноги – хоть отруби? – участливо спрашивает старший из отделения Мосин Семен Григорьевич. – А я вот уже двадцать годков… Если все ходить и ходить – за смену километров двадцать находишь. Но больше стоишь, а стоять намного трудней. Особо зимой…
В отделении душно. Бушует какой-то пьяный. Зверьком из угла смотрит карманный воришка.
– А самое нелегкое, сынок, видеть эти вот лица… И еще: бывает, горько обидят. Иной раз пуля грозит, а тебе: «человек ты или милиционер». Обидно, что есть еще такие.
Ну как, гудят ноги? А ты вот так на скамейку, повыше… Спать теперь будешь – пушкой поднимать надо.
