Севастополь в августе 1855 года

19

– Ну, как? вы уж устроились у нас? –  спросил Краут у Володи. –  Извините, как ваше имя и отчество? У нас, вы знаете, уж такой обычай в артиллерии. Лошадку верховую приобрели?

– Нет, –  сказал Володя, –  я но знаю, как быть. Я капитану говорил: у меня лошади нет, да и денег тоже нет, покуда я не получу фуражных и подъемных. Я хочу просить покамест лошади у батарейного командира, да боюсь, как бы он не отказал мне.

– Аполлон Сергеич-то? –  Он произвел губами звук, выражающий сильное сомнение, и посмотрел на капитана. –  Вряд!

– Что ж, откажет –  не беда, –  сказал капитан, –  тут-то лошади, по правде, и не нужно, а все попытать можно, я спрошу нынче.

– Как! вы его не знаете, –  вмешался Дяденко, –  другое что откажет, а им ни за что… хотите пари?..

– Ну, да ведь уж известно, вы всегда противоречите.

– Оттого противоречу, что я знаю, он на другое скуп, а лошадь даст, потому что ему нет расчета отказать.

– Как нет расчета, когда ему здесь по восемь рублей овес обходится! –  сказал Краут.–  Расчет-то есть не держать лишней лошади!

– Вы просите себе Скворца, Владимир Семеныч, –  сказал Вланг, вернувшийся с трубкой Краута, –  отличная лошадка!

– С которой вы в Сороках в канаву упали? А? Вланга? –  засмеялся штабс-капитан.

– Нет, да что же вы говорите, по восемь рублей овес, –  продолжал спорить Дяденко, –  когда у него справка по десять с полтиной; разумеется, не расчет.

– А еще бы у него ничего не оставалось! Небось вы будете батарейным командиром, так в город не дадите лошади съездить!

– Когда я буду батарейным командиром, у меня будут, батюшка, лошади по четыре гарнчика кушать; доходов не буду собирать, не бойтесь.

– Поживем, посмотрим, –  сказал штабс-капитан. –  И вы будете брать доход, и они, как будут батареей командовать, тоже будут остатки в карман класть, –  прибавил он, указывая на Володю.

– Отчего же вы думаете, Фридрих Крестьяныч, что и они захотят пользоваться? –  вмешался Черновицкий. –  Может, у них состояние есть: так зачем же они станут пользоваться?

– Нет-с, уж я… извините меня, капитан, –  покраснев до ушей, сказал Володя, –  уж я это считаю неблагородно.

– Эге-ге! Какой он бедовый! –  сказал Краут. –  Дослужитесь до капитана, не то будете говорить.

– Да это все равно; я только думаю, что ежели но мои деньги, то я и не могу их брать.

– А я вам вот что скажу, молодой человек, –  начал более серьезным тоном штабс-капитан. –  Вы знаете ли, что когда вы командуете батареей, то у вас, ежели хорошо ведете дела, непременно остается в мирное время пятьсот рублей, в военное –  тысяч семь, восемь, и от одних лошадей. Ну и ладно. В солдатское продовольствие батарейный командир не вмешивается: уж это так искони ведется в артиллерии; ежели вы дурной хозяин, у вас ничего не останется. Теперь вы должны издерживать, против положения, на ковку –  раз (он загнул один палец), на аптеку-два (он загнул другой палец), на канцелярию –  три, на подручных лошадей по пятьсот целковых платят, батюшка, а ремонтная цена пятьдесят, и требуют, –  это четыре. Вы должны против положения воротники переменить солдатам, на уголь у вас много выходит, стол вы держите для офицеров. Ежели вы батарейный командир, вы должны жить прилично: вам и коляску нужно, и шубу, и всякую штуку, и другое, и третье, и десятое… да что и говорить…

– А главное, –  подхватил капитан, молчавший все время, –  вот что, Владимир Семеныч: вы представьте себе, что человек, как я, например, служит двадцать лет сперва на двух, а потом на трехстах рублях жалованья в нужде постоянной; так не дать ему хоть за его службу кусок хлеба под старость нажить, когда комисьонеры в неделю десятки тысяч наживают?

– Э! да что тут! –  снова заговорил штабс-капитан. –  Вы не торопитесь судить, а поживите-ка да послужите.

Володе ужасно стало совестно и стыдно за то, что он так необдуманно сказал, и он пробормотал что-то и молча продолжал слушать, как Дяденко с величайшим азартом принялся спорить и доказывать противное.

Спор был прерван приходом денщика полковника, который звал кушать.

– А вы нынче скажите Аполлону Сергеичу, чтоб он вина поставил, –  сказал Черновицкий, застегиваясь, капитану.–  И что он скупится? Убьют, так никому не достанется!

– Да вы сами скажите, –  отвечал капитан.

– Нет уж, вы старший офицер: надо порядок во всем.