Загадки золотых конвоев

Золото для первой пятилетки

Сравнительно недавно родилась еще одна, почти невероятная гипотеза относительно судьбы золота «Принца». Суть ее в том, что сотрудники Дзержинского все-таки подняли с «Принца» золото. Однако, следуя традициям своего ведомства, информацию об успешном завершении кладоискательской эпопеи чекисты засекретили. Добытые ценности были истрачены на восстановление народного хозяйства страны. Ну а доверчивых японцев советское правительство просто водило за нос, заставив поделиться еще и своим новейшим водолазным оборудованием.

Итак, вполне возможно, что с конца 1924 года история «Принца» самым невероятным образом связана с планами первой пятилетки в СССР. Именно в 1924 году в СССР начинают подготовку первого пятилетнего плана. Здравомыслящие экономисты называли эти планы полным бредом и опасной фантазией. О какой индустриализации может идти речь, когда не хватает денег на текущие расходы! Для осуществления подобного грандиозного проекта нужны не директивы, а реальные деньги, которые просто неоткуда взять! Госплан в растерянности. Но пессимистов и маловеров наверху словно не слышат. Госплан предлагает один «примирительный» проект за другим, но все они возвращаются. Чтобы план получился, экономистам не хватает одной-единственной вещи – цифры суммы денег, которую государство собирается потратить. Известно, что по каким-то непонятным причинам Сталин хранил эту цифру в секрете целых четыре года. Но почему? Похоже, вождь просто терпеливо ждал, когда она станет известна ему самому.

Поэтому такой ли случайностью выглядит то, что именно в 1927 году в поиски подводных сокровищ включаются японцы?

Уже после неудачного окончания своей экспедиции японцы были весьма озадачены таким обстоятельством, как отсутствие средней части судна и наличие следов искусственных повреждений на уцелевших частях корпуса. У японских водолазов сложилось впечатление, что на «Принце» кто-то успешно поработал до них. Вероятно, предположили японцы, драгоценный груз был поднят со дна моря англичанами еще в конце Крымской войны. Определенные основания для такого утверждения у японцев действительно были. Еще в 1832 году английские специалисты провели подъем золота со своего судна «Карнатик», затонувшего в Красном море. Однако, на какой именно глубине лежал «Карнатик», в точности не известно.

Недавно завершилась очередная экспедиция, которой руководил капитан 1-го ранга запаса Виктор Коржов. За три месяца работы она обнаружила… три монеты чеканки 1821 года. Газеты писали: «Участники экспедиции воочию убедились в высказанном японской печатью еще в 30-е годы минувшего столетия предположении о том, что чекисты в 20-е годы нашли “Принца», тайно вырезали и подняли часть корабля, расположенную в районе миделя (то есть в середине судна), где и находились бочонки с золотом…

“Действительно, обследовав корабль, мы не нашли его средней части. Она словно испарилась. Это единственное стоящее открытие, сделанное нашей экспедицией”, – констатировал руководитель экспедиции Виктор Коржов».

Здесь тоже остаются вопросы. Во-первых, где гарантия, что Коржов нашел именно «Принца», а не какой-то иной пароход?

Во-вторых, почему золото должны были обязательно хранить в центральном трюме, а не в носовом или кормовом?

Но даже не это в данном случае главное. Разумеется, водолазы ЭПРОНа могли вырезать среднюю часть судна с бочонками золота. Будучи профессиональным моряком и прослужив в ВМФ более 30 лет, я ни разу не слышал, чтобы кто-либо искал подводные клады столь трудоемким способом. Трудно представить, что только что созданный ЭПРОН, имевший в распоряжении пару мусорных барж и несколько комплектов старого водолазного снаряжения, смог произвести столь сложную и требующую больших технических решений операцию. Ведь для начала надо было с помощью подводной газорезки разделить «Принц» на три части, а потом поднять на поверхность среднюю часть, отбуксировать ее в безопасное место и уже там потрошить. Взрывать корпус под водой было нельзя, так как от взрыва золото могло разметать во все стороны и часть его была бы однозначно потеряна. Даже сегодня, в XXI веке, разделка корпуса корабля под водой – задача наивысшей сложности. К примеру, отделение на погибшем АПРК «Курск» печально знаменитого первого отсека Россия своими силами произвести так и не смогла. Для этого пришлось прибегнуть к помощи международного концерна. Да и тот готовился к операции около двух лет! Как участник и очевидец событий, связанных с «Курском», скажу, что его первый отсек был почти оторван взрывом от основной части корпуса. И то сколько надо было с ним возиться! В случае же с «Принцем» речь идет о нормальном корпусе. Однако не обманывал же Виктор Коржов, утверждая, что в месте гибели «Принца» отсутствовала часть его корпуса. Объяснение этому очевидному факту следует, видимо, искать в самом описании гибели британского парохода. А оно гласит, что после третьего удара о скалы «Принц» разломился на несколько частей (возможно, именно на три), которые раздельно и затонули. В том, что кормовая и носовая части судна сохранились, а средняя нет, тоже нет ничего необычного. Она могла быстрее проржаветь, ее могло впоследствии время разбить о камни, наконец, ее могли в свое время просто поднять на металлолом. Кроме того, как мы знаем, «Принц» перед гибелью разломился на две или три части. Да мало ли что могло случиться с куском железа на морском дне за полторы сотни лет!

Впрочем, вопросы остаются. В августе 1928 года в Балтийском море ЭПРОН поднял потопленную в 1919 году английскую подводную лодку L-55. Ставший к этому времени председателем ОГПУ Вячеслав Менжинский горячо благодарил руководителя этой операции Льва Мейера с успехом. Но поздравление было несколько странным: «Подняв L-55, вы сделали больше, чем если бы даже привезли в Москву золото с “Черного принца”». Но почему Менжинский сказал именно «привезли», а, к примеру, «не нашли» или «не достали»? Что это, простая оговорка? Или шеф ОГПУ знал, что говорил?

Если считать, что Менжинский не оговорился, значит, к августу 1928 года золото «Принца» было уже найдено. Его оставалось только поднять и привезти в Москву. Уже не осталось свидетелей тех событий, которые могли бы подтвердить или опровергнуть нашу версию.

Напомним, что все лето 1924 года ушло якобы на неудачные подводные погружения. В 1925 году, когда затраты перевалили за 100 тысяч рублей золотом, «Принц» так и не был найден. А в 1926 году ЭПРОН лишили финансирования и перевели на хозрасчет (как штрафника или, что скорее, в знак особого доверия?) и засекретили окончательно.

Видимо, совершенно не случайно Сталин хранил сумму выделяемых на пятилетку денег в секрете. От кого же он ждал необходимой информации? Может быть, от руководителя ЭПРОНа Захарова – Мейера?

Еще раз вспомним и японцев. Помимо всего прочего, им было указано точное месторасположение затонувшего «Принца», вроде бы найденного за эти три года черноморскими водолазами. Да, у японцев новейшее оборудование и очень интересная технология погружения с легкой маской, но ведь в случае удачи придется делить золото пополам. А если никакой удачи не будет, то все оборудование и технологии останутся ЭПРОНу. При этом и Захаров-Мейер, и Языков равнодушно спокойны на банкете с японцами, а после их полного провала просто ироничны. Что это все значит? Может быть, результат был заранее им известен, и японцы просто ничего не могли найти на «Принце» – никакого золота там уже не было. Вернее, было, но совсем на другом судне. Только поднять его без японского оборудования наши водолазы не могли. Вот и пошли на подлог. Таким судном мог быть, к примеру, пароход «Резолют».

Мессинджер, капитан одного из кораблей, в своих воспоминаниях, рассказывая о гибели «Принца», ничего не говорит о его грузе, зато почему-то подробно упоминает некий «ценный казенный груз» на пароходе «Резолют». Так не предположить ли нам, что, отправляя большой груз золота, англичане позаботились в целях его сохранности о дезинформации противника? Золото везли на одном судне, а слухи распространяли в отношении другого. Обычная военная хитрость. Возможно, эпроновцы эту головоломку разгадали и поэтому так смело отдали японцам в концессию совершенно не нужный им «Принц». Так что, вероятно, золото все-таки было!

Из сохранившихся записей Льва Захарова – Мейера: «1928 год стал годом сплошного большого триумфа». Запись несколько странная. Почему? Потому что официальные показатели ничем не отличаются от показателей 1927 года, хотя в августе 1928 года нашли и подняли L-55. Но только ли поэтому?

В августе 1929 года экспедицию награждают орденом Трудового Красного Знамени. Значит, ЭПРОН выполнил задачу, ради которой создавался? И в том же 1929-м начинается первый год знаменитой пятилетки – год Великого перелома. Страна рванулась догонять индустриально развитый мир небывалыми темпами. Но для этого рывка нужен был огромный стартовый капитал. Вот тогда-то Сталин и получил недостающую загадочную цифру, которую ждал четыре года; тогда-то, в 1929-м, и вернулись к забытому уже было пятилетнему плану. Золотом стала платить «нищая» страна за станки, оборудование, за целые заводы, за работу иностранных специалистов из Германии, Америки, Франции. Тогда мир был потрясен советским экономическим чудом, но у чуда была реальная цена: оно стоило тысяч человеческих жизней, фанатичного труда и, конечно, огромных денег… За время первой пятилетки только в капитальное строительство было вложено восемь миллиардов рублей (вдвое больше, чем за предыдущие 11 лет!). Был построен автозавод-гигант в Нижнем Новгороде (чертежи, станки покупали у Форда, оттуда же, из Америки, прибыли и специалисты). Днепрогэс и целый ряд металлургических заводов в Запорожье и Магнитогорске. Сталинградский тракторный завод, авиационные и танковые заводы. Туркестано-Сибирская магистраль (знаменитый Турксиб). Созданы с помощью немецких инженеров химическая промышленность и многое другое. Так откуда взялись вдруг деньги? С неба свалились, как говорят в подобных случаях? Или все-таки были подняты со дна морского?

Это одна из версий возможного развития тех давних драматических событий. Хотя, возможно, и это – всего лишь версия…

* * *

Тем временем вокруг ЭПРОНа происходили весьма странные события. Ближе к 1927 году Мейер отчетливо ощущал скрытое противодействие его делу. Он подчинялся непосредственно Ягоде, который несколько раз пытался избавиться от ЭПРОНа в своем ведомстве. С конца 1929 года Мейер начинает открытую борьбу с чиновниками ОГПУ за сохранение ЭПРОНа и за право им руководить. Он обращается к Менжинскому и Ягоде с просьбой освободить его от основной (чекистской) работы, чтобы отдавать все свои силы ЭПРОНу. Документально известно, что уже к 25 марта 1930 года ЭПРОН возместил ОГПУ все средства, затраченные на организацию работ в 1923–1924 годах, а 22 июня 1930 года пришел приказ ОГПУ об освобождении Мейера от руководства ЭПРОНом.

Полтора года после ухода Мейера из ЭПРОНа его буквально заваливали коллективными и личными письмам, прося вернуться.

К этому времени дух старого ЭПРОНа был сломлен, а в цирке в Ленинграде ставится аттракцион «ЭПРОН». Для него сделали «громадный аквариум, во всю арену, высотой три метра. В этот аквариум будут спускаться водолазы и проделывать разные водолазные работы: рубка, пилка под водой и резка металлов; в заключение всплывает подлодка, при этом чтец зачитывает историю ЭПРОНа и его достижения. Из пушки в публику будут стрелять листовками с силуэтами поднятых кораблей…» (из письма инженера ЭПРОНа Ф. Л. Шпаковича Л. Н. Мейеру).

Между тем на бывшего начальника ЭПРОНа было совершено покушение, оформленное как автомобильная авария (по крайней мере так считал сам Мейер). Лев Николаевич и адъютант Шишунов были тяжело ранены. Шофер благополучно выпрыгнул. Машина перевернулась несколько раз. Адъютант остался инвалидом. Вскоре произошло отравление Мейера на квартире М. П. Фриновского. Во всех случаях выручал и спасал в то время известный военврач П. В. Мандрыка, верный друг Льва Николаевича и его постоянный спутник на охоте (госпиталь имени Мандрыки – в Москве, на углу Старого Арбата и Серебряного переулка).

В 1923–1930 годах Лев Николаевич, руководя ЭПРОНом, был одновременно начальником Особого отдела Московского военного округа. Его заместителем был М. П. Фриновский, впоследствии, уже в качестве заместителя наркома Ежова, подписавший ордер на арест Л. Н. Захарова-Мейера.

После опалы 1930 года Мейер проживает то в Ташкенте, то в Саратове, где служит в территориальных органах НКВД. В 1934 году у руководства НКВД вдруг появляется идея назначить Мейера начальником пожарной охраны СССР, которая тогда тоже входила в состав НКВД. Спустя некоторое время Мейера назначают заместителем начальника ГУЛАГа. Все это время Мейер настойчиво просит руководство НКВД отпустить его на учебу. И тут ему препятствует Ягода. Тогда Мейер пытается вернуться в ЭПРОН. Но получает отказ. Однако Мейер все же добивается своего и поступает в Военную академию имени М. В. Фрунзе, которую успешно оканчивает в 1935 году. Вскоре ему присваивают звание корпусного комиссара.

Последний период жизни – гражданская война в Испании. Вот сведения из письма Советского комитета ветеранов войны: «Участников войны в Испании осталось мало. Из опросов товарищей установлено, что ответственный за отправку кораблей из Одессы и Севастополя был тов. Мейер. Лиц, которые с ним работали и лично знали его, нет».

Дети Льва Николаевича до сего дня сохранили испанскую пилотку отца. По предположениям детей, Лев Николаевич был в Испании дважды – во второй половине 1936 года, возможно, на подводной лодке. Вполне возможно, что как чекист, имевший практический опыт работы с золотом, Мейер курировал именно этот вопрос и в Испании. По-видимому, именно он занимался и доставкой золотого запаса Испании в СССР, в особенности его последней партии, которая переправлялась в чрезвычайно сложных условиях.

По воспоминаниям племянницы Мейера О. Т. Леонтьевой, вскоре после возвращения в СССР, 9 июня 1937 года, Мейера арестовали прямо в поезде. Жена и дочь напрасно встречали его на вокзале. Никто из вагона не вышел. При обыске в квартире Мейера нашли карты пограничных с Польшей районов, сделанные им для дипломной работы в академии Фрунзе. При обыске исчезла и весьма загадочная рукопись Мейера «Темно-голубая бездна». По другим сведениям, рукопись именовалась «Темно-голубой мир». Известно, что редактором ее был сам Максим Горький. В ней описывалась работа ЭПРОНа и вполне могли быть сведения об истинных событиях, связанных с «Принцем». Из всего архива Мейера уцелела только небольшая статья о подъеме L-55, опубликованная в журнале ВМФ «Советский моряк» (1959, № 4, 5).

Но Ягода по какой-то причине не успел уничтожить Мейера или не захотел этого сделать. Мейер был осужден, уже в бытность руководства НКВД Ежовым, Особым совещанием 10 августа 1937 года и сразу же расстрелян «за оскорбление суда действием». Ни одного протокола следствия он так и не подписал. Согласно протоколу, расстрел был произведен во дворе внутренней тюрьмы на Лубянке. От случайных свидетелей родственники узнали, что расстрелянный шпион и враг народа наутро еще «валялся во дворе внутренней тюрьмы – совершенно седой, с белыми усами и бородой». Мейеру было всего 38 лет. Жена и дети свидетельствуют, что еще в мае того же 1937 года, когда они видели его, Лев Николаевич был ярким брюнетом…

Правомерен вопрос, почему же сегодня, по прошествии стольких лет, руководство ФСБ (преемника тогдашнего ОГПУ) хранит тайну золота «Принца», если оно было действительно найдено и поднято?

Профессор Бостонского университета В. Бернштейн, занимавшийся историей «Принца», писал о возможных причинах этого молчания: «Если бы официальный российский представитель подтвердил, что ЭПРОНу удалось поднять золото “Черного принца”, разразился бы грандиозный международный скандал. Первыми финансовые претензии предъявили бы японские фирмы. Поэтому до сих пор существует тайна “Черного принца”».

Что касается дальнейшей судьбы ЭПРОНа, то до начала Великой Отечественной войны было поднято 450 боевых кораблей и транспортных судов. А во время войны ЭПРОН была передана Военно-морскому флоту, где на ее основе была создана аварийно-спасательная служба, сегодня существующая как УПАСР (Управление поисково-аварийных спасательных работ).