Глава XXV. Между Лондономъ и Четемомь
По пріѣздѣ изъ Брайтона, пріятель нашъ Джорджъ, какъ прилично джентльмену высшаго полета, путешествующему въ собственномъ экимажѣ на четверкѣ лошадей, остановился въ превосходной гостинницѣ на Кавендишскомъ-Скверѣ, гдѣ къ услугамъ его предложены были блистательныя комнаты, великолѣпный столъ и полдюжина чорныхъ лакеевъ, готовыхъ по одному мановенію исполнять приказанія всякаго рода. Джорджъ развернулся теперь въ полномъ блескѣ передъ своими закадышными друзьями, и Амелія въ первый разъ, съ чрезмѣрной робостію въ сердцѣ, должна была предсѣдательствовать за тѣмъ, что ея супрутъ изволилъ называть своимъ собственнымъ столомъ.
Джорджъ прихлебывалъ вино и бранилъ чорныхъ лакеевъ съ удивительнымъ величіемъ, и мистеръ Джозъ глоталъ черепаховый супъ съ отмѣннымъ апетитомъ. Доббинъ съ чрезмѣрной предупредительностью принялъ на себя хозяйственную роль, потому-что молодая леди, передъ которой поставили блестящую миску за столомъ, оказалась до того незнакомою съ содержавшейся въ ней влагой, что не хотѣла даже положить супу въ тарелку господина Седли.
Пышный аппартаментъ и богдоханское угощеніе, совершившееся въ немъ, значительно возмутили чувствительную душу мистера Доббина, и онъ поспѣшилъ выразить свое мнѣніе насчетъ этого пункта тотчасъ же послѣ обѣда, когда Джозъ уснулъ въ своихъ креслахъ. Но напрасно вопіялъ онъ противъ черепахи и непомѣрнаго употребленія драгоцѣнныхъ винъ.
– Я. привыкъ путешествовать джентльменски, сказалъ Джорджъ, и жена моя станетъ разъѣзжать какъ леди. Мистриссъ Джорджъ не потерпитъ ни малѣйшей нужды, какъ-скоро есть въ нашей шкатулкѣ какой-нибудь шиллингъ, заключилъ щедрый джентльменъ, совершенно довольный проявленіями своихъ великодушныхъ чувствъ.
И Доббинъ уже не хотѣлъ представлять умозрительныхъ доказательствъ, что счастіе Амеліи не могло заключаться въ черепаховомъ супѣ.
Вскорѣ послѣ обѣда, Амелія выразила желаніе повидаться съ своей мама, и великодушный Джорджъ, скрѣпя сердце, принужденъ былъ дать ей позволеніе съѣздить въ Фольгемъ, на «Аделаидины виллы». Амелія побрела въ свою пышную спальню, гдѣ на самой серединѣ возвышалась огромная похоронная постель, «на которой, въ древнія вренена, опочивала сестра Александра Македонскаго», и принялась надѣвать свою розовую шдяпку съ чрезмѣрной поспѣшностью и отрадой. Джорджъ продолжалъ пить свой кларетъ, когда она воротилась въ столовую и бросила на него нерѣшительный взглядъ.
– Ты не поѣдешь, мой другъ? спросила она.
– Нѣтъ, ступай одна. Я занятъ.
Его каммердинеръ получилъ приказаніе провожать мистриссъ Джорджъ. Когда карета остановилась у подъѣзда гостинницы, Амелія сдѣлала весьма неловкій книксенъ своему супругу, и заглянувъ ему раза два въ лицо, опустилась, съ грустнымъ видомъ, по большой лѣстницѣ, въ сопровожденіи капитана Доббина, который посадилъ ее въ карету, и наблюдалъ, какъ она поѣдетъ. Даже каммердинеру было стыдно, въ присутствіи трактирныхъ лакеевъ, произнесть передъ наемнымъ кучеромъ низкое имя Фольгема, и онъ обѣщалъ сказать этотъ адресъ на дорогѣ.
Доббинъ пошелъ домой на свою старую квартиру, раздумывая на дорогѣ, какъ было бы пріятно сидѣть въ каретѣ подлѣ мистриссъ Осборнъ. У Джорджа былъ другой вкусъ: опорожнивъ бутылку вина, онъ отправился въ театръ, посмотрѣть, какъ мистеръ Кинъ выполняетъ роль Шейлока въ «Венеціянскомъ купцѣ«. Мистеръ Осборнъ былъ большой любитель драматическаго искуства, и даже самъ отлично выполнялъ драматическія роли на домашнихъ театрахъ.
Джозефъ Седли продолжалъ покоиться сладкимъ сномъ. Были уже глубокія сумерки, когда пробудили его неосторожныя движенія слуги, убиравшаго графины и бутылки со стола. Не видя никого изъ своихъ друзей, онъ приказалъ подать карету, и благополучво отправился въ свою собственную квартиру, гдѣ ожидала его мягкая постель.
Мистриссъ Седли, какъ можете представить, съ восторгомъ прижала свою дочку къ материнскому сердцу. Лишь-только карета остановилась у маленькаго садика передъ окнами дома, старушка бросилась со всѣхъ ногъ встрѣтить плачущую, дрожащую, молодую супругу. Хозяинъ домика, старикъ Клеппъ, поливавшій цвѣты и одѣтый слишкомъ просто, по домашнему, то-есть, почти вовсе неодѣтый, машинально выбросилъ лейку изъ своихъ рукъ и поспѣшилъ спрятаться за кустомъ. Дѣвушка-ирландка опрометью выбѣжала изъ кухни навстрѣчу своей бывшей барышнѣ, и съ улыбкой проговорила; «Благослови васъ Богъ!» Среди развѣшанныхъ флаговъ домашняго бѣлья, Амелія съ трудомъ пробралась въ маленькую гостиную своихъ родителей.
Какъ отворились шлюзы въ глазахъ матери и дочери, когда онѣ принялись обнимать другъ друга, легко пойметъ и вообразитъ всякій читатель, способный къ сантиментальнымъ порывамъ. Когда не плачетъ женскій полъ? Какія обстоятельства жизни, радостныя или горестныя, не сопровождаются слезами съ его стороны? И еще бы не плакать теперь, при такомъ чувствительномъ свиданіи. Мать и дочь имѣли совершенное право дать полный разгудъ своей чувствительности, отрадной, нѣжной, и даже полезной для здоровья. Что касается до этого супружескаго пункта, я видывалъ женщинъ, ненавидящихъ другъ друга, и которыя, однакожь, обнмались, цаловались и плакали горько при кратковремениомъ свиданьи послѣ свадьбы. Такая чувствительность, само собою разумѣется, принимаетъ гораздо высшіе размѣры въ сердцахъ любящихъ женщинъ.
Такимъ образомъ, милостивые государи, прошу васъ имѣть нѣкоторое уваженіе къ мистриссъ Джорджъ и старушкѣ Седли; если онѣ обнимаются, перешептываются, плачутъ, смѣются и вздыхаютъ, окруженныя поэтическими сумерками въ маленькой гостиной. Старикъ Седли уважалъ и мать, и дочь. Онъ не угадалъ, кто сидѣлъ въ каретѣ, подъѣхавшей къ палисаднику его жилища. Онъ не выбѣжалъ на встрѣчу къ своей дочери, хотя поцаловалъ ее нѣжно, когда она вошла въ гостиную, гдѣ онъ, но обыкновенію, перебиралъ свой письма и бумаги. перевязывая ихъ красными снурками. Онъ недолго пробылъ въ пріісутствіи матери и дочери, и весьма благоразумено оставилъ маленькую комнату въ ихъ полномъ распоряженіи.
Каммердимеръ Джорджа бросалъ гордые взгляды на мистера Клеппа, который, не перемѣняя своего туалета, продолжалъ поливать цвѣты. Однакожь онъ снисходительно снялъ шляпу передъ мистеромъ Седли, и даже отвѣсилъ ему довольно учтивый поклонъ. Старикъ вступилъ съ нимъ въ дружескую бесѣду о своемъ зятѣ, о коляскѣ Джоза и его брайтонскихъ коняхъ, о Банапарте и военныхъ дѣлахъ. Дѣвушка-ирландка получила приказаніе поподчивать его виномъ. Въ заключеніе, мистеръ Седли, чтобъ не ударить лицомъ въ грязь, подарилъ ему полгинеи, которую тотъ опустилъ въ свой карманъ съ чувствомъ изумленія и гордости.
– Выкушайте за здоровье своихъ молодыхъ господъ, любезный Троттеръ, сказалъ мистеръ Седли, и вотъ это, когда пріѣдете домой, употребите на собственное здоровье, Троттеръ.
Едва прошло десять дней, какъ Амелія оставила домъ своихъ родителей, и однакожь ей казалось, будто она давно, давно переступила за порогъ этого мирнаго и спокойнаго пріюта. Какая пропасть лежала теперь между ней и этой прошедшей жизнью? Оглядываясь назадъ съ высоты своего мѣста, она смотрѣла, какъ-будто на другое существо, на бѣдную молодую дѣвушку, погруженную въ одно и то же чувство, обращавшую свой глаза на одинъ и тотъ же предметъ., неблагодарную къ своимъ родителямъ, или по крайней мѣрѣ, равнодушную къ ихъ ласкамъ, такъ-какъ сердце и мысли ея были постоянно заняты приведеніемъ въ исполненіе одного завѣтнаго желанія. Ей было стыдно вспоминать про эти дни, протекшіе невозвратно, и взглядъ на добрыхъ родителей переполнилъ нѣжнымъ угрызеніемъ ея тревожное сердце. Довольна ли она своимъ новымъ положеніемъ? Ясно ли представляется ей перспектива будущей жизни?
Какъ-скоро герой и героиня переступаютъ за супружескую баррьеру, романистъ, по обыкновенію, опускаетъ завѣсу, кладетъ перо, и читатели его должны знать, что впереди нѣтъ уже никакихъ элементовъ для драмы. Борьба жизни и всякія сомнѣнія оканчиваются; терой и героиня вступили въ завѣтную страну, гдѣ все благоухаетъ и цвѣтетъ. Мужъ и жена идутъ рука объ руку впередъ къ счастливой старости. Но Амелія была только на берегу новой страны, и уже съ безпокойствомъ оглядывалась назадъ на грустныя и печальныя фигуры, которыя стоятъ на другомъ, противоположномъ берегу быстраго потока и говорятъ ей послѣднее прости.
Само собою разумѣется, что надлежало чѣмъ-нибудь угостить молодую супругу, хотя, конечно, она не голодна. Послѣ первыхъ порывовъ восторга, старушка Седли оставила на минуту мистриссъ Джорджъ Осборнъ, и унырнула въ нижнія области дома, въ преддверіе кухни, гдѣ жили мистеръ и мистриссъ Клеппъ, и куда по вечерамъ по окончаніи хозяйственныхъ распоряженій приходила миссъ Фленнигенъ, дѣвушка-ирландка. Мистриссъ Седли озаботилась приготовить великолѣпный чай. Всякій придерживается своихъ собственныхъ правилъ насчетъ выраженія гостепріимныхъ чувствъ, и мистриссъ Седли думала съ своей стороны, что горячіе пирожки и сладенькіе кусочки мармелада, прилично расположенные на праздничномъ подносѣ, будутъ служить превосходнымъ лакомствомъ для Амеліи въ ея интереснѣйшемъ положеніи.
Когда такимъ образомъ приготовлялись эти лакомства, Амелія вышла изъ гостиной и черезъ минуту, сама не зная какъ, очутилась наверху въ маленькой комнаткѣ, гдѣ она жила передъ замужествомъ, и сѣла на то самое кресло, въ которомъ она провела такое множество грустныхъ часовъ. Каждая бездѣлица напоминала ей прошедшую жязнь, и она принялась думать о ней съ замираніемъ сердца. Оглядываться назадъ на пройденное поприще жизни и томиться безпокойными сомнѣніями при взглядѣ на загадочнаго человѣка, который еще такъ недавно былъ исключительнымъ предметомъ всѣхъ ея желаній: таковъ былъ жребій этого бѣднаго созданія, этой беззащитной странницы на перепутьяхъ житейскаго базара.
Здѣсь она сидѣла, и съ любовію припомнила тотъ образъ. Джорджа, которымъ она увлекалась прежде. Неужели она признавалась самой себѣ, что дѣйствительный человѣкъ былъ далеко не похожъ на того величественнаго, юнаго героя, которому она поклонялась? Много, по обыкновенію, проходитъ годовъ, прежде чѣмъ тщеславіе женщины позволитъ ей доидти до такого безотраднаго сознанія, тогда притомъ, когда уже слишкомъ дуренъ избранный спутникъ ея жизни. Тутъ же свѣтились на нее зловѣщимъ свѣтомъ зеленые глаза и улыбка Ребекки, съ которою, вѣроятно, не на радость столкнула ее грозная судьба. Такъ она сидѣла, погруженная въ свою обыкновенную эгоистическую думу, въ той самой меланхолической позѣ, въ какой нѣкогда застала ее рѣзвая ирландка, подавая ей письмо, гдѣ Джорджъ возобновлялъ свой предложенія невѣстѣ:
Она смотрѣла на маленькую бѣлую постель, бывшую въ ея распоряжеаіи за нѣсколько дней, и думала, какъ было бы прійтно уснуть въ ней эту ночь, и встрѣтить поутру материнскую улыбку. Потомъ она съ ужасомъ думала о большомъ погребальномъ кашимировомъ павильйонѣ среди огромной и грязной спальни въ гостинницѣ на Кавендишскомъ-Скверѣ. Какъ часто, въ былыя времена, ея слезы орошали изголовье этой крошечной поетельки, и сколько безсонныхъ ночей провела она здѣсь передъ уединеннымъ окномъ! Какъ часто приходила она въ отчаяніе, и желала умереть на своемъ дѣвическомъ ложѣ! и, однакожь, теперь исполнились всѣ ея желанія, и вожделенный другъ сердца принадлежалъ ей навѣки! Добрая мать! Съ какимъ терпѣніемъ и нѣжностью она бодрствовала при этой постели! Амелія стала на колѣни передъ своимъ дѣвственнымъ ложемъ, и робкая ея душа искала утѣшенія тамъ, куда рѣдко до сихъ поръ заглядывалъ ея умственный взоръ. Любовь, одна только любовь была ея руководительницею до настоящей минуты; но теперь она чувствовала, съ замираніемъ сердца, что ей нуженъ другой утѣшитель и руководитель на скользскомъ поприщѣ ея новой жизни.
Но имѣемъ ли мы право повторять или подслушивать молитвы бѣдной женщины? Нѣтъ, милостивые гусударя, эти тайны не принадлежатъ къ области базара житейской суеты.
Одно только мы можемъ сказать по секрету, что когда чай окончательно былъ приготовленъ, наша молодая героиня сошла внизъ уже въ веселомъ расположеніи духа. Она не оплакивала своей судьбы, не жаловалась ни на кого, и умственный взоръ ея не встрѣчался ни съ холодностью Джорджа, ни съ зелеными глазками Ребекки. Войдя въ гостиную, она поцаловала отца и мать, и пустилась въ продолжительную бесѣду съ мистеромъ Седли, отчего старый джентльменъ значительно повеселѣлъ противъ прежнихъ дней. Потомъ она сѣла за фортепьяно, купленное Доббиномъ, и проиграла всѣ старинныя любимыя пѣсенки своего отца. Чай, по ея мнѣнію, оказался превосходнымъ, и горячіе пирожки съ мармеладомъ были приготовлены отлично. Рѣшившись такимъ-образомъ осчастливить другихъ, она незамѣтно и сама почувствовала необыкновенное счастье въ своемъ сердцѣ, и уснула сладкимъ сномъ въ большомъ погребальномъ павильйонѣ, гдѣ, по возвращеніи изъ театра, разбудилъ ее Даюрджъ, котораго она встрѣтила съ радостнoй улыбкой на устахъ.
На другой день, у мистера Джорджа были дѣла поважнѣе тѣхъ, которыя наканунѣ привели его въ театръ любоваться на игру господина Кина въ Шейлокѣ. Нсмедленно по прибытіи въ Лондонъ, онъ написалъ письмо къ адвокатамъ своего отца, извѣщая, что завтра поутру онъ намѣренъ удостоить ихъ лицезрѣніемъ своей особы. Трактирныя угощенья, бильярдные и картежные проигрыши Родона Кроли почти совершенно истощили кошелекъ молодаго человѣка, и онъ видѣлъ необходимость наполнить его передъ своимъ отъѣздомъ за границу. Единственнымъ его источникомъ были двѣ тысячи материнскаго наслѣдства, за которыми надлежало обратиться въ контору адвокатовъ. Джорджъ былъ убѣжденъ теоретически и практически, что отецъ его не долго будетъ питать гнѣвъ въ своей душѣ. И, помилуйте, могъ ли кто серьёзно разсердиться на такого превыспренняго героя, какимъ былъ мистеръ Джорджъ? Если еще до сихъ поръ его личныя достоинства и прошедшія заслуги не смягчили ожесточенную душу старика, то нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что будущая слава и геройскіе подвиги за границей заставятъ его мгновенно перемѣиить гнѣвъ на милость и съ любовью обратиться къ прославленному сыну… Ну, а если нѣтъ? Фи! какъ-будто свѣтъ тѣсенъ для него! Дороги лежатъ во всѣ четыре стороны, и онъ пойдетъ, куда ему угодно. Не все же будетъ онъ проигрывать въ карты, и притомъ, можно покутить довольно на двѣ тысячи фунтовъ.
Такимъ-образомъ, онъ отослалъ еще разъ Амелію къ ея матери, приказавъ обѣимъ дамамъ и уполномочивъ ихъ купить все необходимое для миледи, то-есть, для мистриссъ Джорджъ Осборнъ, отъѣзжающей за границу. Оставался одинъ только день для всѣхъ этихъ закупокъ, и легко вообразить, что мать и дочь трудились неутомимо. Разъѣзжая въ каретѣ изъ магазина въ магазинъ, старушка Седли опять была въ своей сферѣ, и наслаждалась совершеннѣйшимъ благополучіемъ въ первый разъ послѣ фамильнаго несчастія. Никакъ нельзя сказать, чтобъ и мистриссъ Эмми не чувствовала никакого удовольствія при покупкѣ разныхъ интересныхъ вещицъ, необходимыхъ для ея свѣтскаго туалета. Покорная волѣ своего супруга, она накупила значительное количество дамскихъ погремушекъ, обнаруживая при этомъ самый изящный вкусъ, какъ единодушно согласились всѣ негоціанты и модистки, съ которыми она торговалась.
Относительно военныхъ дѣйствій, мистриссъ Осборнъ безпокоилась не слишкомъ много, такъ-какъ не было никакого сомнѣнія, что Бонапарта раздавятъ въ одно мгновеніе ока и безъ всякой борьбы. Корабли отправлялись каждый день, наполненные свѣтскими дамами и кавалерами, ѣхавшими веселиться въ Брюсселѣ и Гентѣ. О войнѣ, собственно говоря, не стоило и хлопотать: воины не будетъ. Газеты и журналы весело хохотали надъ корсиканскимъ выскочкой, подвергая его всеобщему презрѣнію и осмѣянію въ глазахъ всѣхъ честныхъ людей. Амелія рѣшительно презирала Наполеона, потому-что, нечего и говорить – политическія ея мнѣнія основывались преимуществеыно на словахъ и доказательствахъ окружающихъ ее особъ, преимущественно капитана Доббина. Словомъ сказать, мистриссъ Джорджъ и мистриссъ Седли провели этотъ день какъ нельзя лучше, и Амелія даже позволила себѣ сдѣлать нѣсколько весьма дерзкихъ предположеній относительно своего будущаго появленія и торжества въ салонахъ большого лондонскаго свѣта.
Джорджъ, между-тѣмъ, закрутивъ усы и надѣвъ шляпу на бекрень, отправился въ Сити на Бедфордскій рядъ, и вошелъ въ контору адвоката съ такимъ джентльменскимъ видомъ, какъ-будто всѣ эти писаришки съ блѣдными лицами состояли подъ его верховной командой. Онъ приказалъ доложить мистеру Гиггсу, что его ожидаетъ господинъ Джорджъ Осборнъ, такимъ гордымъ и повелительнымъ голосомъ, какъ-будто лондонскій стряпчій былъ какой-нибудь лакей, обязанный немедленно бросить всѣ свой дѣла и безпрекословно выполнить всѣ повелѣнія своего знаменитаго пришельца. Мистеръ Джорджъ далекъ былъ отъ мысли, что этотъ стряпчій умнѣе его по крайней мѣрѣ въ три раза, богаче его въ пятьдесятъ разъ; и опытнѣе его по крайней мѣрѣ въ тысячу разъ. Онъ не замѣтилъ презрительной улыбки, пробѣжавшей по всей комнатѣ, отъ перваго конторщика до послѣдняго писаря въ оборванномъ сюртукѣ, и величественно сѣлъ на стулъ, играя своей тросточкой, и думая, что это за скоты сидятъ здѣсь въ этой комнатѣ. Но эти скоты были въ совершенствѣ знакомы съ дѣлами мистера Джорджа. Они уже разсуждали о нихъ нѣсколько разъ въ трактирныхъ заведеніяхъ и погребкахъ съ своими пріятелями изъ другихъ конторъ. И боже мой, чего не знаютъ всѣ эти лондонскіе клерки? Ничто не можетъ укрыться отъ ихъ проницательнаго взора; и они безмолвно завѣдываютъ фамильными дѣлами всей англійской столицы.
При входѣ въ кабинетъ мистера Гиггса, Джорджъ вѣроятно ожидалъ, что этотъ джентльменъ обратится къ нему съ какими-нибудь мирными предложеніями со стороны его отца, но ничего этого не случилось: мистеръ Гиггсъ принялъ молодаго человѣка съ убійственною холодностью и притворился, будто пишетъ какую-то бумагу.
– Присядьте, сэръ, сказалъ мистеръ Гиггсъ, – мы сейчасъ покончимъ ваше дѣльцо. Мистеръ Пой, потрудитесь пересмотрѣть бумаги этого господина.
И стряпчій опять принялся писать.
Когда Пой представилъ бумаги своему принципалу, онъ пересмотрѣлъ ихъ вновь, повѣрилъ проценты, и сказалъ, что вся сумма простирается до двухъ тысячъ фунтовъ.
– Угодно вамъ получить вексель на банкира, или ввѣрить ему капиталъ для приращенія законными процентами? сказалъ мистеръ Гиггсъ. Одинъ изъ довѣрителей покойной мистриссъ Осборнъ теперь за городомъ, прибавилъ стряпчій равнодушнымъ тономъ, но клиентъ мой поручаетъ выполнить всѣ ваши желанія, и покончить это дѣло какъ можно скорѣе.
– Дайте мнѣ вексель, сэръ, сказалъ угрюмо мистеръ Джорджъ. Избавьте себя отъ труда считать шиллинги и полупенсы, прибавилъ онъ, когда юристъ началъ подводить окончательный итогъ.
И увѣренный вполнѣ, что онъ озадачилъ этимъ великодушіемъ мелкаго писаку; мистеръ Джорджъ величественно вышелъ изъ его конторы съ векселемъ въ карманѣ.
– Черезъ два года этотъ молодецъ будетъ сидѣть въ тюрьмѣ, сказалъ мистеръ Гиггсъ господину Пою.
– Развѣ старикъ, вы думаете, не проститъ его?
– Могильные памятники не прощаютъ, отвѣчалъ мистеръ Гигсъ.
– А онъ мигомъ прокутитъ эти денежки, сказалъ конторщикъ. Прошла только недѣля послѣ его свадьбы, а ужь я видѣлъ вчера, какъ онъ съ своими товарищами, по выходѣ изъ театра, усаживалъ въ карету мистриссъ Хайфлайеръ.
Затѣмъ наступили другія дѣла, и съ этой минуты, мистеръ Джарджъ Осборнъ исчезъ навсегда изъ памяти этихъ достойныхъ джентльмевовъ,
Вексель былъ написанъ на имя нашихъ пріятелей, госітдъ Гулькера и Буллока, которыхъ торговый домъ находился въ Ломбардской улицѣ. Туда мистеръ Джорджъ и направилъ свои шаги за полученіемъ двухъ тысячь материнскаго наслѣдства. Фредерикъ Буллокъ сидѣлъ, по обыкновению, въ конторѣ, за счетной книгой, когда вошелъ туда братъ его невѣсты. Его жолтое лицо, при взглядѣ на нашего героя, подернулось еще болѣе мертвеннымъ цвѣтомъ, и онъ поспешилъ укрыться въ своемъ кабинетѣ. Джорджъ, слишкомъ занятый счетомъ своихъ денетъ (такой огромной суммы еще никогда не бывало въ его рукахъ), не замѣтилъ физіономіи своего будущаго зятя, и не видѣлъ, какъ онъ исчезъ.
Фредерикъ Буллокъ подробно расказалъ старику Осборну о поведеніи его сына, и о способѣ появленія его въ контору.
– Онъ вошелъ очень гордо, и взялъ все, до послѣдняго шиллинга, сказалъ мистеръ Фредерикъ Буллокъ при свиданіи съ тестемъ. мнтересно знать, на сколько ему хватитъ этихъ двухъ тысячь?
– По мнѣ все-равно, сказалъ мистеръ Осборнъ-старшій, хотя бы онъ промоталъ ихъ въ одинъ вечеръ. Это до меня не касается.
Съ этой поры, Фредерикъ Буллокъ уже каждый день обѣдалъ на Россель-Скверѣ. Джорджъ Осборнъ былъ совершенно доволенъ своими распоряженіями. Его собственный багажъ и экипировка были поспѣшно приготовлены, и онъ расплатился за покупки Амеліи съ щедростью лорда.