1987 год. Отдел в здании ОБП. Предупреждение
– Сергей Петрович, разрешите, я с ним сам поговорю… один на один. Можно? – Молодой человек привычным жестом поправил узелок галстука, который и без того туго стягивал воротничок белоснежной рубашки. – Думаю, мы найдем общий язык. Да, Кулагин?
Леонид оставил реплику Началова без внимания. Он тяжело дышал. Тупая боль, обручем стянувшая грудную клетку, не давала вздохнуть в полную силу. Кровь из рассеченной брови над правым глазом запеклась на лице. Под глазом обозначился огромный синяк. Припухлость под веком становилась все больше, и теперь глаз едва открывался.
Капитан Шамраев оценивающе посмотрел на сцепленные наручниками за спиной руки Кулагина, скользнул взглядом по окровавленному лицу и кивнул:
– Хорошо. Только будь внимателен. Эти отморозки могут все что угодно выкинуть.
Началов снисходительно выслушал наставления капитана и согласно кивнул:
– От меня не уйдет, Серей Петрович. Не переживайте.
Шамраев прошел через всю комнату и, взяв со стола пачку сигарет, вышел в коридор.
Как только капитан скрылся за дверью, Началов подошел к задержанному и остановился в полуметре от его стула. Он потянулся рукой к подбородку Кулагина, но остановил свое движение, не завершив его. Брезгливо отряхнул руку от воображаемой грязи.
– Ну что, отморозок? Наконец-то ты отправишься в то место, где ты и должен находиться. Я всегда знал, что ты этим закончишь. И я не ошибся. Удивляюсь, как ты столько проторчал на свободе.
Кулагин не изменил ни позы, ни направления взгляда. Голова его была слегка наклонена набок, а подбородок гордо вздернут вверх.
– Жаль, что Лиза тебя не видит сейчас с расписанной рожей. Но ничего. Твой срок ее наверняка убедит.
Леонид дернулся. Началов не мог не заметить этого.
– Семь лет, Кулагин. Я постараюсь, чтобы тебе дали все как положено. Я еще, конечно, стажер, но здесь на хорошем счету. Ко мне прислушиваются. И я кое-что значу в этой жизни. – Началов подтянул узелок галстука и повернулся к Кулагину спиной. Идеально отутюженная рубашка пропиталась п́отом и прилипла к лопаткам. – В отличие от тебя. Вместо того чтобы быть человеком, ты пошел неверной дорогой. Еще в школе ты вызывал у меня отвращение. Ты мог бы жить правильно, пойти на завод, например, или что-нибудь в этом роде. Но ты не стал даже пытаться. У меня всегда было предчувствие, что ты – отброс общества. И останешься на всю жизнь отбросом.
Кулагин молча поменял позу и привалился на другой бок. Его лицо исказила гримаса боли. Сломанное ребро давало о себе знать. Дышать становилось все труднее с каждой минутой. Но Кулагин старался не подавать виду.
– Что тебе надо? – процедил он сквозь зубы.
– Мне? Мне ничего не надо. Я достиг, чего хотел. Я всегда хотел попасть в органы, чтобы сажать таких отморозков, как ты. У меня все есть. – Началов сел на рабочее место капитана и положил сцепленные в замок руки на стол. – Ну что? Ты меня понял?
– Да делай ты, что хочешь, – безразлично отозвался Леонид.
– А ты мне не приказывай. Ты мне не советчик. Ты без пяти минут уголовник, Кулагин. И передачек тебе носить никто не будет. Уж я об этом позабочусь. Понял?
Началов поднялся со стула и вновь подошел к задержанному:
– Отстань от Лизы, козел! Я тебе говорю! Навсегда! Никогда больше к ней не приходи. Забудь о ней. Усек?
Кулагин поднял голову и уставился на собеседника.
– Что ты молчишь? Ты понял?
– Я не обязан тебе отвечать, – Кулагин не сводил с Началова взгляда.
– Ты ошибаешься, Кулагин. Здесь ты – преступник. А я – представитель органов правопорядка. От меня сейчас зависит, сколько тебе сидеть. Это в школе ты мог спросить меня, кто главный. Но эти времена давно прошли. И ты оказался в самом низу общества. А я выбрался. Потому что я выбрал правильную дорогу…
– Мне плевать на тебя. Ясно? – бросил сквозь зубы Леонид. – У тебя не спросил, как жить. Сам разберусь.
– Вот как! Тебе сейчас не мешало бы позаботиться о себе. Тебе грозит семь лет заключения. Я просто предупредил.
Началов вновь вернулся за стол капитана.
– Помни только одно, Кулагин: Лиза – она не для тебя, козел.