Тульский детектив

1

В этот тихий тёплый июньский вечер пахло грозой, что подтверждали темные облака на горизонте, которые более эмоциональный человек мог бы назвать даже тучами. Однако, несмотря на затишье и духоту, дождь мог начаться и позже, ночью, а то и вовсе пройти мимо имения «Родники», где нынче собралось благородное общество послушать новости о коронации Александра третьего.

Управляющая имением, дама за сорок, со строгим выражением узкого лица с небольшими серыми глазами, всё-таки распорядилась перенести ужин из беседки в зал второго этажа, откуда открывался вид на ближайший лес и на облака, низко нависшие над кронами деревьев. Окна были открыты нараспашку, но это не помогало, и помещику из соседнего имения, Шляпникову Василию Ивановичу, приходилось изрядно потеть. Причиной сего была не только тёплая погода лета восемьдесят третьего года, а ещё изрядное брюшко и плотная официального покроя одежда этого господина. Василий Иванович старался не налегать на горячий чай и часто вытирал платком пот со лба уже лысеющей головы.

А вот жена его, тоже полноватая, но миловидная дама, чувствовала себя гораздо уютнее, поскольку была одета в более лёгкое летнее платье и предусмотрительно запаслась веером.

В центре беседы был благообразный господин в сюртуке, с привлекающими внимание большими и ухоженными бакенбардами. Это был земский врач Александр Францевич Рар, обычно живущий в Туле, но периодически навещавший окрестных помещиков по врачебным и не только делам.

– Что было в самом Успенском соборе, знаю только понаслышке и из газет. Кто же пустит туда столь малозначительную персону? – отвечал он на вопрос Людмилы Павловны, которая управляла поместьем, где собрались гости. – Могу только отметить, что сам собор выглядел лучше. Наконец удосужились сделать реставрацию.

– Я читал в газете, – сказал господин в темном сюртуке, с квадратной челюстью и носом с горбинкой, нависшим над небольшими узкими губами, – что генерал Баранов подал державу, а граф Валуев скипетр.

– Но как же сам государь? – перебила управляющая этого господина, который звался Иосиф Григорьевич Сошко и состоял директором сахарного завода, также принадлежавшего владельцу имения «Родники». – Как Мария Федоровна? Как они показались?

– Ну как, одета она была в белое платье, а государь в генеральский мундир с аксельбантами. Потом поехали они на обед в Грановитую палату.

– Я не про это, Александр Францевич, здоровы ли, как смотрелись на коронации?

– Ах, Людмила Павловна, – развел руками врач, – я же слепой, даже в очках вижу только невдалеке. Вы же знаете это. Лиц не рассмотрел. Но говорят, что всё хорошо прошло, без огорчений. Газетчики пишут император был доволен.

– Давно пора уже было, – вставил своё мнение потеющий Шляпников.

– Что давно пора уже? – спросил его молодой человек лет двадцати или чуть более с правильными чертами лица и выразительными карими глазами, хозяин поместья и сахарного завода по фамилии Торотынский.

– Давно пора было коронацию провести, Михаил Алексеевич. Сколько уже времени прошло с того бесовского события?

– Вы про убийство? – переспросил Торотынский.

– Про него конечно же!

– Около двух лет, – подсказала жена Шляпникова.

– Вот! – Шляпников поднял ложку, испачканную вареньем, так, будто бы она служила доказательством его словам.

– А я думаю, как раз негоже было бы устраивать церемонию сразу после того, как твоего батюшку убили, – несколько экспрессивно возразил Торотынский. – Правильно, что подождали. Вон и Успенский собор успели отремонтировать и Храм Христа Спасителя доделали. Вы, кстати, посетили его, Александр Францевич?

– Не в первый день, но конечно, конечно, – растягивая слова ответил земский врач, крещенный православным в детстве, в отличие от родителей, которым пришлось сменить протестантскую веру на православную уже после переезда в Российскую Империю. – Скажу вам, что это просто великолепно! Каждому русскому человеку нужно посетить его и вознести в нём молитву. Этот храм, несомненно, станет маяком веры для православных во всём мире. Несомненно!

– Мы с Ваней собираемся в июле в Москву. Да? – попросил подтвердить своего друга Михаил Торотынский.

– Собираемся, если служба позволит, – ответил Иван Трегубов, сидевший справа от Михаила. Он только что прошел испытательный срок и был прият на государственную службу.

– Что за служба, я кажется один ещё не в курсе? – поинтересовался врач.

– Урядник, – ответил, покраснев молодой человек, – это младший полицейский чин.

– Не нужно смущаться, – воскликнул, заметив это Александр Францевич. – Вы будете служить государству российскому.

– Да и содержание не помешает, – без лишней щепетильности вставила Людмила Павловна. – Батюшка-то ваш кроме долгов ничего не оставил.

Иван Иванович Трегубов, голубоглазый шатен с выразительными чертами лица, снова смутился и по примеру Шляпникова тоже стал ковырять ложкой варенье.

– Однако, это очень ответственно, молодой человек, – продолжил земский врач. – Должен сказать, что урядник – это не просто полицейский чин, это ответственность: это и пожарная безопасность в вашем ведении, и даже оказание первой медицинской помощи. В этом аспекте, если у вас будут вопросы, прошу обращаться ко мне без стеснения. Всегда помогу советом.

– Я уверен, что Ваня справится, – Торотынский посмотрел на друга и улыбнулся, – а мы все ему поможем. И урядник – это только первая ступень в карьере. Ещё увидите, господин Трегубов станет исправником всей Тульской Губернии.

– Дай бог, дай бог – сказала Людмила Павловна. – Но почему же ты меня не предупредил, что хочешь уехать в Москву? Надолго ли?

– Нет ненадолго, на пару дней, может быть. Знаю, сейчас столько хлопот с крестьянами, куда уж надолго.

– Вот это, вы верно заметили, – снова вступил в разговор Шляпников, как только тема оказалась близка его переживаниям помещика, – совсем они разболтались, слова не скажи. Приходится теперь иметь дела с этими старшинами, которые возомнили о себе.

– Вы не правы, Василий Иванович, – возразила ему Людмила Павловна. – Ещё чаю? Петька, что стоишь? Подлей, – повернулась она к опрятно одетому худому подростку, который выполнял роль прислуги на ужине. – Раньше вам нужно было самому во все вникать, чтобы вести дела. Сейчас же этим занимаются как раз сельские старшины и старосты, они сами всё решают со своими, и они лучше нас знают, где надавить, а где отпустить. Иначе сами останутся без денег и прокорма своих семей.

Пятнадцатилетний паренек быстро подхватил чашку и подлил горячей воды из большого и дорогого самовара фабрики Баташева, достойного не только этого общества, но, возможно, и стола самого императора.

– Но они такие неприятные, – Шляпников смотрел на горячий чай, не решаясь его попробовать. – Нужно делать вид, что они равные, разговаривать с ними вежливо.

– Зато у них теперь у самих есть потребность и устремление собрать больше урожая, получить больше денег. А значит и мы больше получаем, – поучительным тоном отреагировала Людмила Павловна на слова соседа.

– К тому же они люди, такие же люди, как и мы, – заметил Торотынский, – нужно к этому привыкать. Крепостное право давно стоило отменить, как в Европе. Рабство – постыдно.

– Ах, молодой человек, – отмахнулся от него помещик, – это в вас молодость и непримиримость к обычаям говорят, а они, эти обычаи, позвольте заметить, не на пустом месте возникли. Вон, посмотрите на вашего друга, до чего его довели эти новые законы. Батюшка из-за долгов грех совершил, а он теперь в урядники пошёл, как крестьянский сын, а ведь с вами в гимназии учился, надежды подавал.

– С Иваном всё будет хорошо, – вступился за друга Михаил. – Времена сейчас другие, нужно меняться, хватит сидеть на крестьянской шее, нужно самим что-то делать.

– Вам хорошо говорить, – обидчивым тоном проговорил Шляпников. – А ну бы вы жили только на сельском хозяйстве! А так у вас и лесопилки и завод сахарный. А мужик – он всё равно глупый, им управлять надо, а если не управлять, то нет пользы ни нам, ни самим мужикам.

– Здесь я с Вами не соглашусь, – тихо, но отчетливо произнёс молчавший ранее Иосиф Григорьевич Сошко. – У меня на заводе кто работает? Бывшие мужики, крестьяне. И из них много очень пытливых и сметливых, порой поумнее некоторых благородных будут.

– Этак Вы до народовольских речей договоритесь, Иосиф Григорьевич, – начал горячиться и снова потеть Василий Иванович.

– Вася, не нужно, – попыталась упокоить мужа Шляпникова, положив ему ладонь на руку.

– Нет уж, я скажу! Вот великий был человек, Александр Второй, освободитель земель славянских от басурман всяких. Освободил ещё и мужиков этих, а они что сделали? А?! Бомбой в него! Это в знак благодарности. А вы говорите «сметливые». Грабить да убивать сметливые. Банк Херсонский ограбить хотели!

– Говорят, что отец Перовской потомок Разумовских, – отметил Сошко.

– Да-да, она не из крепостных, а из благородных, – заметила Людмила Павловна.

– Из благородных, но спуталась с этим, как его, Андрейкой Желябовым, – горячился Шляпников, – он-то как раз из этих, мужиков крепостных. Вот она благодарность: ему свободу, а он бомбу кидать, и ещё благородного происхождения молодежь затягивать во всякую «Народную Волю». Всё разлагается вокруг… Страна держится на правилах! На императоре-батюшке! А тут что?

Неизвестно, куда бы дальше завел спор, вошедший в такое неожиданное русло, что Михаил Алексеевич уже, привстав, хотел не менее горячо возразить Шляпникову, выступить в защиту позиции Иосифа Григорьевича, когда с улицы послышался громкий крик.

– Торотынский! Подлец! Бери саблю и выходи! Разберемся, как мужчины!

– Кто это? – удивился Александр Францевич.

– Капитан Медведев, опять, наверное, пьян, – ответил Иван.

Гости вскочили со своих мест и подбежали к окнам. В сумерках они увидели во дворе фигуру в белой рубахе, сидящую на серой лошади с саблей в руке.

– То-о-о-роты-ы-ы-нский! – протяжно закричал пьяный всадник.

– Ну всё! На это раз я с ним разберусь! – вскричал Михаил. – Петька, саблю мне!

Петька неуверенно двинулся в сторону двери.

– Петька, стой! – остановила его Людмила Павловна. – Михаил, что за смертоубийство ты хочешь учинить у всех нас на глазах?!

– Ах, Людмила Павловна! – в отчаянии воскликнул Михаил, – ну сколько можно терпеть эти выходки? Как напьется, всё время одно и то же!

– Ты хочешь зарубить пьяного, или не дай бог он тебя порешит? Он опытный офицер, а ты только и знаешь с какого конца саблю берут.

– А что прикажете делать? – с безысходностью проговорил Михаил.

– Пугани его ружьем, прошлый раз подействовало, – предложила управляющая.

– Петька, беги к Степану, принеси ружье! – приказал Михаил отроку.

– Ружьё? – удивился Александр Францевич.

– Оно не заряжено, – сказал Михаил, – пугач, если кто из лихих людей в дом залезет.

– Вот именно, – продолжила Людмила Павловна. – Нужно снова напугать этого вояку и отправить восвояси, пусть проспится.

Петька сбегал к садовнику, Степану Игнатьевичу, и принёс старое охотничье ружье. Михаил взял ружье, вышел из комнаты и спустился вниз.

– Медведев, уезжай по-доброму, иначе, не ровен час, пристрелю лошадь, а то и тебя – он встал в нескольких шагах от лошади, выставив вперед ружьё, чтобы его можно было хорошо разглядеть в сумерках.

Фигура в седле покачнулась, казалось, вот-вот упадёт с коня. Но каким-то чудом капитан удержался верхом. Он поднял голову и узнал Михаила, задумчиво опустил руку с саблей и расслабился в седле. Конь переступил с ноги на ногу, почувствовав немного свободы. Гости облегченно вздохнули. Инцидент был почти исчерпан.

– Торотынский! Подлец! – внезапно встрепенулся в седле капитан, он снова поднял саблю и направил коня прямо на Михаила.

– Ах ты, гад такой! – воскликнул Торотынский. – Стой или стреляю!

Он вскинул ружье так, чтобы Медведев увидел, что дуло смотрит в его сторону.

Но капитан потянул на себя поводья, и конь стал подниматься на дыбы над молодым хозяином «Родников».

Громко грохнул выстрел. Медведев не удержался и упал с коня.

– Что такое? – удивился Михал, не сводя глаз с неподвижно лежащего Медведева, – ружьё же не заряжено.

Из дома выскочили Петька и протирающий спросонья глаза садовник, Степан Игнатьевич.

– Кажись, они мертвые, – сказал Степан, наклонившись над Медведевым.

– Что? Не понимаю… как, – Михаил с удивлением посмотрел на ружьё в своих руках.

– Что ты мелишь такое, Игнатьевич, от чего он умер? – выкрикнула из окна управляющая.

– Навроде от пули. Кровь течёт, – ответил Степан.

– От какой такой пули? – растерянно проговорил Михаил Алексеевич.

– Так, мне нужно спуститься вниз, – заявил Александр Францевич и посмотрел на Ивана. – Вы со мной, молодой человек?