Пчела-плотник. Xylocopa violacea

14

Третья рюмка подняла его в такие эмпиреи, каких бы 10 лет назад не дала 3-я бутылка.

Хотя это не было странным, в те годы он пил профессионально – почти как дед – а сегодня приложился к коньяку даже не любительски, а по-юниорски, спустя перерыв длительностью больше года.

Точнее, он не пил 1 год, 3 месяца и 12 дней.

Обозначив в уме срок, Андрианов вслух усмехнулся.

Видимо, все-таки он еще не напился всерьез, если не только помнил сегодняшнее число, свой богом прОклятый день рождения, но даже сумел точно сосчитать дни, отделявшие его от последней рюмки.

Впрочем, дни – кроме женщин, автомобилей, оставшихся рюмок водки – были одной из немногих сущностей, которые он умел правильно считать.

О чем свидетельствовал последний эпизод его жизни: 3 года частного… то есть по терминологии позднейших времен, индивидуального предпринимательства.

Те годы перед окончательным крахом Андрианову сейчас вспоминать не хотелось.

Но перед глазами его маячил ровный и прямой ствол ели – не вросшей в землю нижними ветвями, как бывало в Ленобласти, а по-скандинавски голой метра на 2 от земли.

Такие же длинные, гладкие и неимоверно ровные по всей длине ноги – своим совершенством компенсировавшие даже почти полное отсутствие бюста – имела женщина, чье имя начиналось одну из последних букв алфавита. Саму эту букву, не говоря уж об имени, вспоминать ему не хотелось, несмотря на то, что он его помнил не хуже, чем все остальные.

Несмотря на то, что она не попадала ни на одну страницу его «списка»; он с удовольствием бы вычеркнул ее из жизни полностью. Но, к сожалению, вычеркнуть он не мог, поскольку эта *** по существу сама зачеркнула его жизнь,

Она была партнершей по бизнесу, вложившей некоторые деньги в магазин медицинских изделий, которым Юрий Иванович – для нее просто Юрочка – управлял. Уволившись для того с наконец найденного – чудом в возрасте 52! – приличного места работы: относительно спокойного, очень надежного и с должными пенсионными отчислениями при «белой» зарплате.

И попутно продав для развития бизнеса давно освободившуюся половину еще в прошлом веке разменянной квартиры, которую все эти годы зачем-то держал про запас, так и не собравшись отремонтировать и сдавать внаем.

Кроме двухметровых ног и почти лошадиной гривы волос, у 38-летней женщины имелись 3 или 4 почти одинаковых синих платья чуть длиннее трусов, 2-е несчастных детей – сын с дочерью – и муж, врач-анестезиолог.

Впрочем «мужем» этот мужчина, 40 с чем-то лет и ростом в 1 метр 54 сантиметра, мог называться с большой долей условности: он носил обтягивающие джинсы, всерьез читал «Гарри Поттера» и изменял длинноногой матери своих детей с каждой более длинноногой девчонкой. Ведь в совершенстве ног границ не существовало.

Приходя в магазин, заняв половину торгового зала великолепными ногами в колготках таких цвета и качества, что они казались более голыми, чем если бы были в самом деле голые, она говорила одни и те же слова.

Что он – ее единственный свет и надежда и спасение. Именно спасение, потому что «раскручивает» дело и вытаскивает ее из финансовой ямы, в которую скинул муж, спускавший все деньги на девок и не заботящийся о детях. Что только он дает ей возможность кормить семью не одной китайской лапшой, со всеми остальными подробностями, которые всякий становились подробнее.

Юрочка размякал, а партнерша перекладывала свои бедра-брусья так, что у него захватывало дух и он без нужды отправлял на себе белый халат, томимый надеждами.

А надежды витали в воздухе: однажды перед уходом – дождавшись минуты, когда некрасивая женщина-продавец стриженная под мальчика, отойдет к дальней витрине – эта *** зашла в примерочную кабину подтянуть колготки. И сделала это, задернув шторку не до конца.

Теперь Юрий Иванович, видевший в жизни сотни ног, на которых колготки подтягивали и с которых их стягивали, не мог понять, почему по-мальчишески дрогнуло внутри, когда он увидел все и смотрел 3 секунды на ее задранное синее платье и мелькающие кремовые брусья прежде, чем отвернуться.

Видимо, в нем именно к тому дню скопилось напряжение от недостатка женщин при избытке водки, и ненужная искра пробила изоляцию разума.

Или в этом, по-медицински унылом помещении ударным оказался подсмотренный блеск живых женских ног, родивший ненужную реакцию. Подобно тому, как в зимнем маршрутном такси, заполненном женщинами в джинсах и пуховых брюках, все мужские взгляды направлены в сторону одной, сидящей с коленками в капроне, даже если эти коленки не представляют собой ничего замечательного.

Во всяком случае, уже глядя в сторону, на висящий у кассовой стойки рекламный плакат, изображающий – хоть и в профиль с сильно распущенными волосами – беременную женщину, одетую лишь в компрессионные колготки «Sigvaris» бежевого цвета, он вдруг подумал, что почему бы не…

Кобыла в синем платьице наверняка увидела краем глаза, что он кое-что видел – или, скорее всего, просто ощутила его ненужное состояние чутьем коварной женщины.

Довершая эффект, в тот день она поцеловала его на прощание. И он в ответ поцеловал ей руку, как делал любой интеллигентный человек, возмужавший в Ленинграде, а не среди тех обезьяньих рож, которые окружали его на «малой родине» и в детстве и – особенно! – в старости.

А потом целовал всякий раз и отмечал, что пальцы убираются из-под его губ все медленнее.

Юру-Юрочку не волновало, что при оформлении предприятия даже им были замечены какие-то несостыковки, могущие вести к последующим разночтениям при попытке разграничить права. Ничего разграничивать он не собирался, но мечтал лишь рано или поздно и ощутить эти ноги у себя на плечах без всяких колготок.

Спустя 4 года Юрий Иванович не мог понять, чем его так околдовала эта женщина, что особенного могла дать она ему, познавшему все, что было можно и даже чего не стоило вовсе.

Даже ноги точно такие же при наверняка таком же бюсте имела одна из его Ольг – ничем не выразительная кроме своих слов о «его руках, делавших все как надо».

Но тогда все происходило именно так, на него нашло какое-то чувственное затмение.

О том, что муж, в самом деле изменяя, оставался главой семьи и опорой дома, а сын учится в Англии, Юрочка узнал слишком поздно. Конкретно – когда оказался не у дел при развитом до всех высот магазине, переоформленном на похотливого анестезиолога, и без товара, принятого в зачет непонятных недостач, обнаруженный супругами при инвентаризации.

Ведь считать деньги он так и не научился.

Андрианов посмотрел на бутылку; в ней оставалось еще достаточно.

Потом взглянул на небо, красиво сияющее где-то далеко над железной дорогой, и наконец обернулся на свой дом, молча смотрящий распахнутыми окнами и растворенной дверью.