Но человека человек. Три с половиной убийства

9

Жена зовет смотреть, как расставили мебель в новых апартаментах.

Сейчас у нас только четыре гостя, не сезон. Мы можем принимать восемь, а хотим двенадцать. Для этого расширили Верхний дом, сделали еще два номера в стиле рустик, набили их предметами с местных рынков дорогого старья.

– Смотри, как хорошо твое зеркало сюда вписалось, – говорит жена.

Выражаясь языком нашего копирайтера, «мозаика, золоченая рама и шерстяные подушки ручной работы соседствуют с грубыми необработанными балками, которые дышат мощью», «синее небо, зеленые оливы и Субазио в окне – один из лучших видов поместья».

Не хватает соответствующего описания хозяев (смотрю в зеркало). «Костлявый загорелый старикан с застывшими водянисто-голубыми глазами». «Мягкая, успокоившаяся, с усталыми веками и пухлыми руками, золотой крест на шее соседствует с крашеными белокурыми прядями».

Филя, как всегда, вертится рядом. Вот сейчас он залез в сундук и машет мне оттуда веткой. Потом закрывается крышкой, блестит из щелки глазами и снова выскакивает, как чертик из коробки. И снова прячется.

– Папа, а мы пойдем гулять к водопаду?

– Сходите, сходите, – говорит жена. – А потом спускайтесь, и пообедаем. Филя, давай сюда телефон, оставшееся время используешь вечером.

Идем с Филькой к водопаду.

– А вот я а вот я а вот я, – трещит Филя, – мечтаю быть этим вот, как его называют, пицца-йоло, чтобы мне тоже махали рукой все эти, как их называют, и кричали: «Банжорна пиццайоло!» Я уже знаю, что для пиццы нужно пятьсот градусов!

– Отличный план, – искренне одобряю я. – Буду заказывать пиццу только у тебя. «Маргариту» мне, пожалуйста, на тонком тесте.

– Четыре минутки, и все готово! – Филя мчится к обочине, роется в палой листве, на дорогу летит пыль. – Прего сервитеви!

На большом бледно-серебристом листе маленькие красные круглые листья, желтые чахлые первоцветы и зеленые клочки молодой травы, которая только-только начала пробиваться.

– Вау, – я поражен. – Филька, твоя изобретательность делает тебе честь.

Делаю вид, что поедаю пиццу.

– Я ее поставил ровно на пятьсот градусов. А что такое пятьсот?

– Пятьсот – это когда пять раз по сто.

– Это как отсюда до водопада?

– Нет. Расстояние не меряют в градусах.

Филька не понимает.

– Горячо, – говорю. – Пятьсот – это очень горячо.

– Как в аду на сковородке?

– В аду? – я задумываюсь. – Надо подумать. Рассуждая логично, в аду – сера. Если взять точку кипения серы, то это, значит, четыреста сорок четыре градуса. Если выше, сера испарится. А для правильной пиццы нужно минимум четыреста восемьдесят пять. Получается, что в аду нет пиццы. Ну да, на то он и ад.

– Я передумал пиццу, я хочу священником, – говорит Филя. – Я люблю в церкви красивые полосочки, когда темно и зайдешь… О, водопад!

– Осторожно, – автоматически предупреждаю я.

Хотя Филя и так осторожный, даже трусоватый парень. К мостику он подходит на полусогнутых. Ему хочется подойти поближе, заглянуть вниз, но сейчас он смотрит не на водопад, он косится на деревянный указатель на боковой дорожке. Кривыми буквами на нем выведено: «Паола Карамаски». Дорога к нашей соседке, которую все почему-то считают ведьмой, уходит наверх и налево, в дубовую рощу.

Беру за руку.

– Не бойся, там перила. Чего ты там увидел?

– А вдруг она незаметно появится и спихнет меня вниз? – шепчет Филя.

– Зачем ей это делать? Ладно, держись за меня.

Филя вцепляется в мою руку. Мы подходим к перилам мостика. Нас обдает свежестью; маленькие радуги проявляются в воздухе, насыщенном водяной пылью. Мягкие волосенки Фили тоже начинают светиться от влаги. Водопад шумит под нами. Пахнет ранней весной.

Вдруг из оврага, прямо из-под наших ног, выныривает крупная собака, несколько раз гавкает и убегает наверх. Филька весь вздрагивает и визжит:

– Папа!

– Черт дурной, зачем ребенка пугаешь! – признаться, я тоже вздрогнул. – Не бойся, Филька, это же Джеки, пес Витторио. Он глупый, но не злой. Не узнал?

Филька всхлипывает. Нервный парень.