Герой моих грез и кошмаров

Глава пятая, в которой происходит более тесное знакомство

Вопреки моим злым чаяниям, Аламейский неутомимо шел к цели, ничем не выдавая своей усталости. Как будто не чувствовал ноши.

Я же все прекрасно ощущала: и стальные мускулы, и запах свежего с горчинкой парфюма. Ох… Мне нравится, как пахнет инспектор? Какого демона я его вообще нюхаю?! Запах – первый признак совместимости, как учил нас преподаватель гармонии, и мое открытие обеспокоило. Нет-нет, мне не должен нравиться инспектор! В некотором роде он враг, ведь желает разлучить меня с Оливером. Пусть из добрых побуждений, но я лучше знаю, что нужно моему сыну.

Открыв дверь магией и перенеся меня через порог дома, как новобрачную, инспектор остановился лишь в кабинете.

При нашем появлении загорелись маглампы, освещая просторную комнату, оформленную в черно-бело-синих тонах. Мрачновато-деловой интерьер. Узкая софа, несколько книжных стеллажей и кресел, длинный стол и внушительный стул-трон – в кабине минимум мебели.

– Располагайтесь. – Аламейский аккуратно опустил меня на кожаную софу.

– Спасибо, – неловко поблагодарила я, все еще находясь под впечатлением от своего открытия.

Мне нравился инспектор. Первый мужчина за многие годы. Я думала, мое сердце выгорело, ан нет, в пепле тлели угольки.

Инспектор опустился на колени возле софы и, пользуясь моей растерянностью, обхватил раненную ступню ладонями.

– Не надо, я сама!

Приятное тепло затопило ногу от кончиков пальцев до колена. Несколько ударов сердца – и боль исчезла как не бывало. Осталось острое ощущение чужих пальцев на щиколотке, ласковые, гладящие прикосновения.

– Больше не теряйте туфли, все равно в стране нет холостых взрослых принцев. – Шутка-намек на старую сказку не смягчила резкости тона.

Аламейский так торопливо поднялся с колен и отступил от софы на несколько шагов, что показалось, будто он сбегает. Или не показалось?

Пальцы, которые только что касались моей щиколотки, чуть заметно дрожали.

– Я отдам распоряжение Хельцу поскорее возвращаться и отвезти вас домой.

Аламейский торопливо создал магическую птичку-посланника.

– Спасибо за лечение.

– Не за что, – невозмутимо отозвался мужчина.

Он уже был у двери, но я остановила его одной фразой:

– Простите, что побежала спасать вас от магического отката, хоть вы и не просили.

– Извинения приняты. Вам повезло, что спасать решили меня, а не кого-то другого.

О чем он? Что за намек? А что, если…

По подчеркнуто ровной спине Аламейского словно судорога прошла.

Соскользнув с софы и забежав вперед, я с тревогой заглянула ему в глаза.

– Я не думала, что вы настолько сильный чародей и снимете чары древнего артефакта, вдобавок избежав отката.

На лице мужчины отобразилась гамма чувств: досада, сожаление, боль, отчаяние… и жажда.

– Отойдите от двери, Джемма.

Он снова назвал меня по имени. Опять забылся в напряженной ситуации.

– Но… вы ведь не сняли влияние артефакта, верно?

– Отойдите от двери, Джемма, – повторил Аламейский хрипло. – Вы нарываетесь.

– Каким-то образом вы отсрочили действие, – размышляла я, отмечая, что дыхание мужчины участилось. – Еще один артефакт? Но это лишь усугубит ситуацию!

– Нужно было поддаться чарам? – криво усмехнулся Аламейский.

– Нужно просить помощи, если плохо!

– Жалеете меня, Джемма?

От вкрадчивых ноток в низком голосе у меня по спине побежали мурашки. Не страха, нет. Мурашки предвкушения.

– Как сильна ваша жалость, Джемма?

Он шагнул вперед, сокращая между нами расстояние и тесня меня к двери. Сквозь слои нашей одежды я чувствовала жар его тела. Аламейского лихорадило от чар и сдерживаемой страсти.

И это будоражило.

Сухие горячие губы скользнули по моим.

– Что ж, – шепнул Аламейский, – пожалейте меня, Джемма.

Легкий поцелуй-касание превратился в напористый, алчный. Аламейский будто захватывал крепость, захватывал решительно, беспощадно. И, боги, как же мне это нравилось!..

Жесткое колено вклинилось между моих ног, тренированное тело прижало к двери.

Я ахнула от новых ощущений – и поцелуй стал глубже. Аламейский целовал, прикусывал мои губы. Руки гладили, сжимали, даря огненную ласку.

Подхватив под попу, он приподнял меня, вынуждая обвить его ногами. Почувствовать силу его желания и твердость намерений.

Вскоре я снова оказалась на софе. Зацелованная, разомлевавшая от бесстыдных ласк и поцелуев.

Не сводя с меня горящих глаз, Аламейский сбросил камзол на пол, одним движением сорвал шейный платок. Запонки, а затем и пуговицы звонко поскакали по паркету, разбавляя тишину не только нашим прерывистым дыханием. Нетерпеливый мужчина…

Белоснежная рубашка улетела куда-то в сторону книжных стеллажей.

Я впилась взглядом в тренированное тело, покрытое золотистым загаром. Сухощавое, мускулистое, исписанное шрамами. Белые кривые росчерки – живая летопись войны…

Шрамы не портили Аламейского, они добавляли ему мрачного очарования хищника. Матерого неумолимого зверя, чьей добычей сейчас стала я.

Дыхание перехватило от осознания, что я в полной власти этого опасного мужчины.

– Какая же ты красивая, – шепнул Аламейский, склоняясь и целуя коротким поцелуем.

Поцелуй-укус вызвал волну желания, прокатившуюся по телу. Низ живота тянуло. Томительные ощущения жара и безудержное желание. Аламейский словно поделился чарами, заражая меня страстью.

Отстранившись, он разулся и торопливо сбросил последнюю одежду.

Я не удержалась и скользнула взглядом по обнаженному мужчине.

Широкие плечи, стальные, четко очерченные мускулы – сильное тело боевого чародея, выкованное в кузнице бога войны и закаленное в сражениях с демонами. Рельефный пресс, узкие бедра и… Боги щедро одарили своего любимчика во всех смыслах.

Я закрыла бесстыжие глаза.

– Джемма, посмотри на меня.

Аламейский навис надо мной, почти накрыв своим телом.

Темный ищущий взгляд спрашивал без слов. И видел ответное желание и согласие.

На меня обрушился шквал поцелуев, показывая, что все, что было, – это так… легкий аперитив.

Руки Аламейского были повсюду, ласкали, попутно расстегивая пуговицы на платье. Я же не успевала отвечать на поцелуи и сдалась под напором чужого голода. Я плавилась, забывая свое имя, млея под восхитительной тяжестью мужского тела.

Губы Аламейского нежили, поцелуями жалили мою шею, дав мгновение, чтобы перевести дыхание. Объятия Аламейского будоражили и одновременно успокаивали, даря чувство защищенности. И я хотела в них забыться, раствориться без остатка.

Я положила руку на чуть шершавую от шрамов лопатку. Погладила, мысленно прося прощения.

А может, закрыть глаза и раствориться в удовольствии?..

Нет. Нельзя.

Вздохнув, я активировала сонное заклинание, приготовленное для грабителей.

Пропустив подлый удар, Аламейский вырубился, наваливаясь на меня всем телом.

– Ух… – Бесчувственный чародей оказался слишком тяжелым.

С трудом выбравшись из-под него, я быстро привела свою одежду в порядок. Меня морозило, тело ломило. В объятиях Аламейского я горела, как никогда ранее в супружеской постели.

Может, стоило подождать еще немного? Я так долго была порядочной вдовой… Два года.

Ох и глупости лезут в голову! Есть этика целителей, и не важно, с дипломом я или без.

– Так, что же сделать в первую очередь?

Наверное, успокоиться.

Я спрятала горящее лицо в ладонях. Выровняв дыхание, приступила к своим обязанностям.

Для начала инспектора следовало перевернуть на спину, что я и сделала с некоторым усилием.

Несколько секунд рассматривала обнаженного Аламейского. Шрамы, шрамы, шрамы… И при этом идеальное мужское тело. Сила и жесткость.

Дурацкая мыслишка, что я слишком рано его усыпила, не хотела меня покидать. После древних чар он мог бы меня и не вспомнить…

Ох, богиня Гармония, я же целительница! Целительница!.. И должна воспринимать чужую наготу как нечто естественное, я же пялюсь на спящего мужика! Должна думать о пациенте, а не о том, какое роскошное у него тело и как здорово он целуется.

Целовался он божественно, да…

Опять вспомнила. Зачем? Я едва не рычала, злясь на саму себя. Почему же я жалею? Я ведь поступила правильно!

То ли меня испытывает проклятая Дис, то ли я тоже случайно выпила из бокала-артефакта? Это все бы объяснило и частично оправдало.

Наконец, успокоившись и прогнав подлую мыслишку, я прикрыла инспектора его же рубашкой и камзолом. Пора начинать лечение. Это слово совсем не подходит, но да ладно. Смысл тот же: я хочу избавить пациента от страданий.

Древние артефакты из церигия считаются самыми мощными, с их воздействием мог справиться только другой древний артефакт. Или хотя бы отсрочить влияние, как было в случае Аламейского.

Но мало кто знал, что проявившие себя чары можно снять с объекта и перенести на какой-то предмет, сделав из него сильный одноразовый амулет.

Дед предсказывал мне славу самого талантливого специалиста по древним артефактам. Еще бы, моя стихия – земля, проводить дни в семейной библиотеке я начала с шести лет. И главное, я потомственный артефактор, должна стать десятой в роду.

Должна была. А я взяла и поступила на целителя.

Дед не простил…

Прогнав невеселые воспоминания, отыскала на полу одну из шпилек, выпавшую из прически. Украшавший заколку аметист отлично примет на себя чары, главное, потом случайно не активировать их.

Я наклонилась над спящим, чтобы прижать ладони к его вискам.

Аламейский открыл глаза.

– Джемма, – прошептал хрипло.

И дернул на себя.

Упала я крайне неудачно – областью декольте на лицо инспектора. Он умиротворенно вздохнул туда и задышал ровно. Уснул?.. Похоже на то.

Выждав еще немного, я осторожно выбралась из чужих объятий и поднялась на дрожащие ноги.

Мне везло, бессовестно везло!.. Аламейский не ожидал бесчестности с моей стороны и сбросил с одеждой и защитные артефакты, открылся, поэтому и пропустил мощное заклинание сна. Жаль только, утром он будет помнить, кто его навел.

Озарение, приправленное грустью, накатило внезапно: он не простит. Я фактически навязалась, показала, что не прочь близости, а сама… предала его доверие. Нет, точно не простит.

А и не надо! Сейчас сниму чары, утром встречусь в школе, чтобы узнать имя убийцы, и больше мы никогда не увидимся. Я уеду из города, надеюсь, Лил уже собрала вещи.

Преисполненная мрачной решительности, я потянулась к вискам мужчины. И опять все повторилось: через секунду я лежала на Аламейском. Продолжая спать, он гладил мою спину, неотвратимо спускаясь ниже.

Да что ж такое! Не смешно.

И снова я вывернулась.

Мне мешают шаловливые руки инспектора, с ними надо что-то делать. Если он продолжит и дальше меня хватать, я не смогу сконцентрироваться на воздействии артефакта. Что следовало сделать? Обездвижить или хотя бы связать руки. Только чем?

Я прошлась по кабинету, заглядывая в шкафы, темные углы и ящики стола. Комната безлика – только мебель и книги.

Поколебавшись, беспрепятственно открыла окно, впуская напоенный ароматом ночных цветов воздух. Остатки любовного хмеля выветрились из головы, и я нашла решение. А что, если… Или не стоит? Это уже чересчур?

Ладно, хватит медлить, пора что-то делать, пока не вернулся кучер. Аламейский и так будет меня ненавидеть утром, можно особо не беспокоиться о выборе средств, не деликатничать.

Вздохнув, я передвинула массивный стул к изголовью софы, затем сняла чулки и ими привязала неспокойные руки к спинке тяжелой мебели. Все, теперь не будет отвлекать своими нескромными прикосновениями.

Спящий Аламейский подергал руками и успокоился.

Перейдя на магическое зрение, я отыскала сеть, опутывающую определенный участок мозга. Влечение начинается с головы, все правильно. Не будь я целительницей, не знала бы, что искать, а так прекрасно представляла, куда метили чары страсти.

Зря дед назвал мою учебу бесполезной для рода артефакторов: снять «Сеть» без углубленных знаний о строении тела человека я бы не решилась.

Аккуратно подцепив багровую «сетку» (королевству ведь не нужен сверхозабоченный инспектор?), я перенесла ее на заколку. Закрепила. И выдохнула. Получилось!

Проверив инспектора, убедилась, что он чист от зловредной магии и утром проснется бодрый и довольный. Хочется верить в последнее.

Когда вознамерилась развязать мужчине руки, услышала цокот копыт. Хорошо, что открыла окно: возвращение кучера не стало неожиданностью.

Ладно, проснется инспектор, сам развяжется: достаточно перевернуться на бок, а затем на живот, чтобы рассмотреть узлы и распутать их.

Наспех закрутив волосы в пучок и заколов парочкой шпилек (зачарованную спрятала в потайной карман), я покинула библиотеку и связанного Аламейского. Вовремя. Мужчина в черном плаще уже вошел в холл.

– Хельц, срочно везите меня домой! – строго приказала я.

Кучер обвел меня насмешливым взглядом, затем как-то странно повел носом, будто принюхиваясь, и вскинул белую бровь.

Мое сердце замерло, ожидая подвоха. Неужели о чем-то догадался? Спросит, где его хозяин? Почему не вышел со мной?..

Покосившись на дверь библиотеки, кучер кивнул:

– Как пожелает госпожа.

Я перевела дух и пошлепала на улицу. Хорошо, что он не посмотрел, в каком состоянии Аламейский.

Плиты двора были теплыми, но попадался мелкий мусор, доставляя неприятные ощущения. Кучер если и заметил, что я босиком, то проигнорировал. Интересно, где мои туфли? Остались возле дома градоначальника?

Молчаливый Хельц открыл дверцу кареты и даже подал руку. Я коснулась голой кожи – уж лучше бы этого не делала! – и вздрогнула. Руку обожгло холодом. Хельц точно не человек…

Ближайшая лошадь нетерпеливо фыркнула, отвлекая меня от открытия.

Время, проведенное в карете, показалось мигом. Я толком и не придумала, как вести себя утром, решив остановиться на привычной тактике светской дамы: делать вид, что ничего не произошло.

Домой я вернулась, ощущая, как будто город изменился, став чужим. На самом деле изменилась я, мое восприятие действительности, но анализировать, почему именно, не буду. Не время.

Коттедж встретил тишиной и круглыми от удивления глазами Лил.

– Джемма, происходит что-то страшное, да? Инспектор задержал из-за меня? Ему пожаловались на тебя?

– Не выдумывай, ты ни при чем.

Страх порой лишал Лил рассудительности, что и неудивительно после того, что ей довелось пережить.

– Хлоя сказала, что ты не вернешься до утра. Ты в порядке?

– Что со мной сделается? Ты собрала вещи?

– Да, как ты учила. Собрала документы, драгоценности, деньги и вещи на первое время.

– Хорошо, я утром еще посмотрю и добавлю зелья.

– Так что все-таки произошло у градоначальника? Хлоя рассказывала путано, рыдая, пришлось дать ей твоих капель, чтобы она успокоилась. А она взяла и уснула!

Возмущение моей воспитанницы понятно, еще и я ее разочарую.

– Утром, Лил, все будет утром. Хочу спать.

Первым делом я проверила сына. Он все так же безмятежно спал. Не нравится мне это, слишком спокоен в последнее время.

Просмотрев ауру, я убедилась, что Оливер в порядке, просто резерв переполнен, пора куда-то выплескивать силу.

В ванной я пробыла недолго – вода не подарила успокоение, как обычно, она слишком раздражала все еще чувствительную после поцелуев инспектора кожу.

А ведь я увлеклась… Я была не прочь отдаться фактически незнакомому мужчине. Его прикосновения сводили с ума, на какое-то время заткнув рот совести. Да что там, кажется, она и вовсе не подавала голос, настолько все было восхитительным и правильным почему-то.

Я проворочалась на постели целый час, старательно прогоняя воспоминания о минутах, проведенных в объятиях Аламейского. Зря я его оставила связанным. Боюсь, он не простит подобного неуважения, что я усыпила его, королевского эмиссара. Он может оскорбиться, и тогда в моей жизни станет намного больше проблем.

Остается уповать на его благоразумие и чувство юмора. Подумаешь, никчемная магичка из провинции обвела вокруг пальца. Об этом же никто не узнает. Да и вообще, он должен благодарить за то, что я убрала влияние артефакта.

Нет, все обойдется. Аламейский вскоре покинет город, он не станет мне мстить.

* * *

Обычно по утрам я тщательно выравниваю волосы. Приезд инспектора вывел меня из равновесия, и вчера я ходила в школу с волнистыми локонами – все еще действовало заклинание предыдущего дня. Сейчас же мои волосы закрутились неукротимыми спиральками, словно мстя за то, что лишала их естественности, выпрямляя заклинанием.

Кое-как собрав свои кудри в лохматую прическу, я отправилась в школу, толком не позавтракав. Хлоя и вовсе не смогла одолеть и чашки чая – мешали зубы, выбивающие тревожную дробь о фарфор.

– Госпожа Рутшер, я боюсь, – призналась она в сотый раз, когда мы подошли к школе.

Я тоже, Хлоя, я тоже…

Вслух же повторила банальные слова успокоения:

– Все будет хорошо.

Утешая Хлою, я желала поскорее вернуться домой. Не будь запрета покидать территорию школы, на рассвете вывезла бы сына и Лил из города. Увы, пока не найден убийца директора Вандура, это невозможно.

Наши шаги гулко разносились в пустом коридоре. Школа словно вымерла.

А ведь оставалось шесть преподавателей, которые летние каникулы предпочли провести здесь, а не навещать родственников. Так почему тут настолько тихо? Где все? До назначенного инспектором часа еще есть время, не верю, что все уже собрались и сидят в кабинете покойного директора. Неестественная тишина даже для каникул. Такое ощущение, что я иду в ловушку…

А если и правда?

– Госпожа Рутшер, наконец-то!

Скрипучий голос Снулой Рыбы привел меня в чувство. Какая ловушка? Откуда ей взяться. Я впустую себя накручиваю.

– Как вам не стыдно задерживать всех? – Госпожа Клочек поджала губы.

Темно-коричневое платье с высоким воротником до самого подбородка, будто зализанные назад волосы и полные неодобрения водянисто-голубые глаза. В руках маг-хозяйственник сжимала лейку, из которой обычно поливала цветы в школе. Она даже в моем кабинете пыталась хозяйничать, хоть я тоже маг земли и умею заботиться о цветах не хуже. Пришлось провести не одно сражение, чтобы отвадить Рыбу прочь.

Я не стала спорить, говоря, что не опаздываю, скандал мне не нужен.

– Доброе утро, госпожа Клочек. Вы прекрасно выглядите. Приезд инспектора влияет на вас положительно.

– Не говорите глупостей, госпожа Рутшер! – фыркнула женщина и, обогнав нас с Хлоей, зашла в кабинет.

Девушка прерывисто выдохнула:

– Я словно пустое место. Дела у моей семьи действительно плохи, раз даже Снулая Рыба позволяет себе пренебрежение.

– Не преувеличивай, Клочек требует неукоснительного соблюдения правил от других, себе же позволяет поблажки.

Я старалась ободрить девушку, понимая, что она права. Тяжело ей придется. Возможно, гораздо тяжелей, чем выйти замуж за нелюбимого. Для себя я вчера выяснила, что инспектор – восхитительный мужчина… В ближайшее время Хлоя наверняка влюбилась бы в него как кошка.

Пикантные воспоминания заставили полыхать стыдом лицо. Потребовалась вся моя выдержка, чтобы совладать со смущением, и смелость, чтобы переступить порог директорского кабинета.

– Доброе утро.

Инспектор чинно восседал за массивным столом. Собранный, лицо непроницаемо. Чернильно-фиолетовый камзол, черный жилет, белоснежная рубашка, в тон ей шейный платок придавали его облику дополнительную строгость. Далекий, холодный, бесконечно чужой мужчина. И почему я решила, что он начал испытывать ко мне нечто большее, нежели наведенная страсть? Наивная Джемма…

Тонкостенная белая чашка в загорелых пальцах смотрелась неестественно – им бы сейчас сжимать рукоятку кинжала или выплетать активационные жесты боевых заклинаний.

Инспектор неторопливо сделал глоток чаю и небрежно обронил:

– Доброе утро, дамы. Прошу, присаживайтесь.

Я будто очнулась и заметила присутствующих в кабинете людей: мои коллеги, градоначальник и его племянник в антимагических кандалах… Удивительно, что я сразу их не увидела.

– Если желаете, налейте чаю, – добавил Аламейский и указал на белый заварочный чайник, который окружали пустые чашки – никто не рискнул пить под стылым взглядом эмиссара короля.

– Благодарю, завтракала, – соврала я.

Из девяти стульев пять пустовало. Три напротив инспектора я проигнорировала: не хочу, чтобы он буравил меня недовольным взглядом. Что чародей не в духе, видно всем, а не только той, которая едва не стала с ним чересчур близка.

Снулая Рыба восседала по левую руку от инспектора, продолжая сжимать цветочную лейку. Рядом с ней развалился младший Грэхем, чувствующий себя привольно даже в антимагических наручниках. Третий стул слева от Аламейского занял Мартис, преподаватель основ артефакторики, сухощавый старик в очках с толстыми линзами и с щеточкой седых усов под острым носом.

Справа, сразу возле Аламейского, пустовало два стула, третий занимал провинившийся градоначальник. Его неспокойные руки нервно крутили пуговицу на траурно-черном камзоле.

Ловко меня обогнув, Хлоя мышкой прошмыгнула за спиной отца и села ближе к инспектору, точно ища у него защиты. Мне пришлось занять стул возле раздосадованного градоначальника.

– Уважаемые дамы и господа… – Инспектор сделал паузу, обводя присутствующих безучастным взглядом. – У вас наверняка возник вопрос, почему здесь не все, кто находился в школе, когда было совершено убийство.