Круг замкнулся

Глава 9

Над костром кудрями вился дым. Белянка в рубахе до пят сидела на земле, жар от углей согревал колени, справа обиженно сопела Ласка, слева Горлица смотрела на огонь сквозь закрытые веки. Тетушка Мухомор шла по кругу за спинами учениц, подбрасывая сосновые лапы в пламя, и оттого все сильнее слезились глаза. Жженая горечь собиралась в носу и со вдохом заполняла грудь, согревая тело, забирала на себя усталость и боль. Дым очищал.

Сельчане, усталые после ночных гуляний, теснились у края поляны и терпеливо ждали, пока ведуньи подготовятся к встрече Нового лета. До восхода оставался час – страшный час, когда сильны неприкаянные души. Кусты боярышника и терна стояли в белесой дымке, словно по молодой листве стекала меловая вода и затапливала острые былинки мятлика. Над рекой курился туман, белым пухом оседая на ряске заводей.

– Ведуньям запрещен обряд обручения, – негромко произнесла тетушка Мухомор.

Белянка втянула голову в плечи. Она не должна любить Стрелка. Не должна. Но она любит… любит! И если цена за это – вся волшба мира – пропади она пропадом эта волшба!

Но ведунья продолжала вышагивать за спинами и поучать:

– Ведунья ни с кем не может разделить жизнь, чтобы самой – и только самой! – отвечать за свои ошибки. Вам нельзя было танцевать под балладу о тех, кто даже на запад ушли вместе. Нельзя! Я предупреждала, но вы обе меня не послушали.

Сдерживая дрожь, Белянка выдохнула медленно и протяжно. Тошно засосало подложечной.

– Так что сейчас, пока не взошло солнце и не скрепило обручения, мы посмотрим рисунки ваших судеб, и вы выберете путь раз и навсегда.

Тетушка Мухомор склонилась над Белянкой. Пахнуло мелиссой и душицей.

– Раскрой ладони, – шепнула она и насыпала щепотку желтых лепестков.

Повторив то же самое с Лаской и Горлицей, ведунья приказала:

– Сожгите поздние одуванчики в ритуальном костре, а пепел разотрите и поднимите руки над головой. Пойте со мной!

Тканое кружево

Сызмальства сужено.

Пеплом посыпано,

Вспыхнуло, выпало.

Огонь обжег кожу – Белянка закусила губу, из уголков глаз покатились слезы. Коротко вскрикнула Ласка, но все кончилось быстро: лепестки скорчились серым пеплом и прилипли к ладоням ломаными линиями и завитками.

– Горлица, – с присвистом, еле слышно говорила ведунья, так что Белянка с трудом разбирала слова, – жизнь тебе предстоит длинная, трудная, полная ворожбы и тяжких решений. Люди доверятся и пойдут за тобой. Крепись. Хватило бы сил.

Белянка искоса глянула на старшую ученицу – радость лишь на миг озарила ее белесые глаза, зарумянились впалые щеки, но улыбка тут же потухла, гордо вытянулась и без того длинная шея.

– Ласка, – тем временем тетушка Мухомор подошла к ней. – Перед тобой два пути, милая. На одну дорогу тебя тянет, а другая тебя ищет. По одной проще пройти, по другой лучше. Помни мои уроки, всегда помни.

Ласка хитро улыбнулась до глубоких ямочек на щеках и колко глянула через огонь на Белянку – спину ободрало холодом, но тут подошла тетушка Мухомор. Она долго, слишком долго вглядывалась в узор, а потом бросила:

– А тебе ничего на роду не написано.

– Как? – выдохнула Белянка.

– А вот так! Не будет в твоей жизни подсказок: что хорошо, что плохо. Не сможешь ты идти по проторенной дороге, ни у кого не спросишь совета, потому что нет для тебя пути.

– Слишком ветвится? – спросила Горлица.

– Нет! – с жаром прошептала ведунья. – У нее вовсе нет судьбы! Нашу Белю отправили в этот мир просто так: без умысла, ни в награду, ни в наказание. Может, она сама судьбу себе найдет, а может, и заблудится.

На душе стало мерзко. Словно Белянка вмиг оказалась ненужной целому миру.

– Думай, живи, выбирай сама, – посоветовала тетушка Мухомор.

– Ты не могла ошибиться? – прошептала Белянка.

– Нет, – вздохнула ведунья. – Хватит болтовни. Решайте сами, учиться вам у меня или с мальчиками целоваться. А пока – вставайте, скоро взойдет солнце.

Одна за другой ученицы поднялись с земли и пошли за ней след в след, подпевая гортанному заклятию Пробуждения. Каждый третий шаг тетушка Мухомор возвышала голос, и они подбрасывали в огонь щепотки соли и сушеных трав. Клубы густели, будто из котла вытекало кипящее варево. Дым пробирал до слез, до щемящей тоски в груди – неужели они и правду в последний раз вместе будят Лес? Неужели возможно отказаться от волшбы и навсегда закрыться от мира? Или тетушка Мухомор хочет, чтобы Белянка сама поняла, что должна отказаться от Стрелка, что у нее нет ни выбора, ни судьбы?

– Встаньте единой цепью! – громогласно воскликнула тетушка Мухомор. – Скрепите собой разрыв времен на стыке Старого и Нового лета. Поднимите над Лесом солнце!

Ведуньи ускорили шаг, по кругу отходя от костра все дальше к краям поляны. Сельчане выстроились разомкнутым кругом, в который через равные промежутки вклинились ученицы. Белянка отыскала место между Русаком и тетушкой Пшеницей, сжала их прохладные ладони.

– Закройте глаза! – скомандовала тетушка Мухомор, вытянулась струной и опустила напряженные руки, с шумом втянула воздух. Сила земли мощным потоком устремилась в смертное тело.

От резкого потока тепла у Белянки закружилась голова. Устремляясь вслед за ним, она закрыла глаза, и мир исчез: померкли Большая поляна, костер и река. Дым, напитанный пряными травами, солью и водой, свитый гортанной песней в тугие косы, закручивался спиралью по следам шествия ведуний и с каждым оборотом вбирал распахнутые души. Ведунья деревни Луки взяла первого в цепи за руку, и сила почвы, глубинных вод, родников и каменных костей полилась из ладони в ладонь, обжигая нутряным огнем, сковывая верховым льдом, и, заполнив Отца деревни Луки, стекла обратно в землю. Растворилось все человеческое, и остался чистый поток первородного тепла.

Шествие двинулось в чащу.

В едином ритме бились сотни сердец, в такт неспешным шагам, в такт пульсации пробуждающихся деревьев. Ноги знали, куда ступать, чтобы не зацепиться за высокие корни. Головы знали, когда пригнуться, чтобы не удариться о низкие ветви. Губы вторили шепоту листьев. Сколько раз они повернули? Сколько причудливых узоров нарисовали вокруг стволов? Наяву этого и не вспомнить, не сосчитать.

Они были каждым деревом и листом, ветром в ветвях, сонным волком и шустрым зайцем. Они были Лесом. И Лес просыпался, раскрывался навстречу новому дню и Новому лету. Стряхивал клочья тумана, умывался росой, тянулся в небо и прорастал в глубину до огненного сердца Теплого мира.

Шествие завершилось на Большой поляне, когда небо уже сочилось зарей. Сельчане, возвращаясь в родные тела, вновь выстроилась кругом, разомкнутым на востоке. Ведунья открыла глаза, искусанные дымом и налитые кровью. Через эти глаза смотрел сам Мир.

– Лето грядущее будет опасным! – провозгласила она. – Но не засуха, не град, не ураган будут тому виной. Вызреет урожай, расщедрится лес, народятся дети… – на мгновение она замолчала, потом добавила шепотом: – Беда придет от людей.

Сельчане растерянно молчали. Не таких предсказаний ждали они этим утром. Тетушка Мухомор выдохнула, отпуская неподъемную для смертного силу, и добавила своим обычным голосом:

– Испокон веков живем мы на этой земле. Каждый вечер солнце уходит на запад, но какой бы темной ни была ночь, однажды рассветет вновь. Нужно только дожить. И сохранить наш Лес, наш мир.

Белянка вспомнила зыбкий ночной песок, сердце сжалось, словно под порывом леденящего ветра. Но солнце не ждет – Стрелок откупорил кувшин с вином, поднял над головой и звучно выкрикнул:

– За Новое лето!

Сделал первый глоток и передал по кругу. Противосолонь, повторяя путь ночного солнца, обратный дневному ходу, кувшин шел с запада на восток. Белянка глотнула терпкого черносмородинного вина, отчего-то отдававшего мятой и шиповником, и передала дальше. Наконец тетушка Мухомор сделала последний глоток и вылила остаток перед собой. Земля окрасилась в цвет крови.

Оставалось лишь ждать и слушать шелест молодых листьев.

Вдалеке закричала одинокая птица. Затем еще одна, и еще. Лес до краев заполнился разноголосым щебетом.

Стрелок шагнул на восток, тетушка Мухомор – на запад. Первый луч новорожденного лета вырвался из мрака, осветил верхушки деревьев, и Ведунья сжала посох Отца деревни, высоко поднятый над головой.

– Круг замкнулся…

Шепот сплелся со щебетом птиц и плеском реки, затерялся в кронах. Белянка отвела от солнца глаза, полные счастливых слез, и глянула, как обещала, на Стрелка.

Он смотрел мимо, не узнавая, не улыбаясь.

Сердце ухнуло в живот, задрожали колени, и горло забило тошнотой. «Он просто забыл, устал – да мало ли!» – успокаивала она себя, но дурной привкус мяты и шиповника не уходил с языка.

Хотелось выкрикнуть:

– Ну посмотри на меня!..

Но в пронзительно-голубых глазах не осталось ни капли былого света и тепла. Лишь ледяной холод зимних небес.

Будто другой человек. Они ничего друг другу не обещали, а голова мутна от обряда. Лучше всего просто лечь спать.

С тяжелым сердцем, еле переставляя ноги, Белянка побрела на холм, к избушке под старой сосной. В ушах гудело от бессонной ночи, едкого дыма и хмельного кваса, ноги ломило и жгло.

На пороге стояла растрепанная Ласка и спорила с Горлицей. Едва завидев Белянку, она яростно зашептала:

– Это она взяла сушеный барвинок из твоих запасов! Точно она!

Белянка остановилась в недоумении и громко спросила:

– Что я взяла?

– Тише ты! А еще подруга называется! – Ласка зло плюнула и развернулась, чтобы уйти, но Горлица с силой ухватила ее за предплечье.

– Мне все равно, кто из вас это сделал, – спокойно объяснила она. – Я знаю, для чего глупые девочки вроде вас могут использовать барвинок с мятой и шиповником. И я должна рассказать тетушке Мухомор.

Барвинок. Мята. Шиповник.

Словно три крупные капли дождя одна за одной упали в сухую пыль, взорвавшись брызгами.

Приворот.

– Да не делала я ничего! – зашипела Ласка и выдернула руку. – Больно мне нужно! Любой парень в деревне и без того моим будет! Ты лучше на Белянку посмотри – кому нужна такая серая мышка? Наверняка это она!

Как Белянка не догадалась? Черносмородиновое вино не должно отдавать мятой и шиповником!

Но у нее не было ни единого шанса – Стрелок сделал первый глоток. И Ласка знала, что именно он сделает первый глоток. И попадет в ее сети.

Горлица медленно выдохнула:

– Пусть тетушка Мухомор сама разбирается с вами. Но впредь не смейте трогать мои припасы! – Она одарила каждую леденящим душу взглядом и с гордо поднятой головой скрылась в избушке.

– Молодец, доигралась? – прорычала Ласка.

– Как ты могла? – прошептала Белянка.

Ласка смотрела на нее широко распахнутыми глазами, изрезанными красными прожилками. Узкие зрачки прокалывали душу насквозь.

Ласка, как ты могла?

Не было сил ни кричать, ни рыдать, ни драться.

Не было сил. Не было смысла.

– Как ты могла так предать меня? – выдавила Ласка. – Я же тебя почти сестрой считала! – На смоляных ресницах задрожали прозрачные бусинки слез. – Ты подослала братца, чтобы самой станцевать со Стрелком! Но ты забыла, что я всегда добиваюсь своего!

Ласка спрыгнула с порога и опрометью бросилась прочь. Белянка смотрела ей вслед и не могла дышать. Больно было так, будто и вправду сестра родная предала. Глаза, засыпанные песком, не хотели смотреть, колени подгибались, а в голове завывала пустота.