Подруга подколодная

Глава 2

Нельзя сказать, что я отлично выспалась за время пути в автобусе, несмотря на то, что салон его был мягким и уютным. Но тем не менее той усталости во всем теле, которая наблюдалась перед тем, как мы с Жемчужным отправились в дорогу, уже не было. Сам Костя ни на секунду не сомкнул глаз. В отличие от меня и других пассажиров автобуса он ни разу не вздремнул за всю дорогу. О чем он думал все это время, я не знала, но предполагала, что он предавался воспоминаниям детства и молодости. Он заново переживал все жизненные моменты, так или иначе связанные с его братом.

– Подъезжаем, – сказал он мне, когда я открыла глаза. – Отдохнула?

– Сравнительно, – ответила я. – Знаешь, о чем я подумала? Ты так стремительно сорвал меня с места, что я даже не смогла позаботиться об элементарных вещах, необходимых в любой поездке. Зубная щетка, что-нибудь из одежды. В общем, ты меня понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Костя. – Но Воронеж не такой отсталый город, как ты себе представляешь. Там все можно купить.

– Спасибо. Ты меня утешил.

На автовокзале нас, естественно, никто не встречал. Костя никого не предупредил о приезде, да и время было раннее.

Я огляделась в поисках такси. Как ни странно, но ни одного по близости не наблюдалось. Даже таксисты еще изволили почивать в мягких кроватях.

Костя будто бы прочитал мои мысли.

– Не беспокойся. Нам недалеко. Пешком минут десять.

– Тогда пошли, чего терять время.

Мы направили свои стопы в сторону центра. В Воронеже я была впервые, и, хотя на улице было еще темно, я старалась разглядеть его как можно лучше. Чем-то он напоминал мне наш родной Тарасов. Впрочем, все провинциальные города отдаленно напоминают друг друга. Есть между ними что-то общее. Но тем не менее Тарасов был мне значительно роднее, и я невольно отмечала изъяны этого города в противовес достоинствам нашего. Жемчужный же смотрел на утренний город своего детства совсем иными глазами. Казалось, он ласкал взглядом каждый его уголок. Ему все здесь было знакомо, и душа романтика ликовала даже при виде мусорного бака у обочины, ибо и с ним у Кости наверняка могли быть связаны какие-нибудь одному ему известные воспоминания.

– Сейчас направо, – сказал он мне, и мы свернули во двор.

– Вот и мой отчий дом, – произнес Жемчужный, полной грудью вдыхая утреннюю прохладу.

Прямо перед нами стояло пятиэтажное строение времен Никиты Хрущева. Оно совершенно ничем не отличалось от ряда других домов, но Костя отозвался о нем с такой интонацией, как будто перед нами возвышался дворец. Обшарпанные стены с облупившейся штукатуркой, грязные, пыльные подъезды, в которых поздними вечерами обожала отираться пьяная молодежь. В общем, все, как при советской власти.

– Какой этаж? – спросила я.

– Четвертый.

Я запрокинула голову и профессиональным взглядом отметила, что попасть в любую квартиру на четвертом этаже через окно никак невозможно. Не знаю, для чего мне могла понадобиться в будущем подобная информация, но если придется браться за расследование обстоятельств гибели Георгия Сякина, то осваивать детали пора уже сейчас.

– Ну, что, пойдем? Или будем стоять здесь? – прервала я Костину затянувшуюся ностальгию.

– Пойдем, конечно, – он направился к подъезду.

Я двинулась следом за ним.

На четвертом этаже перед обитой красным дерматином дверью он остановился.

– Ты не будешь возражать, если я представлю тебя маме как свою невесту? – Жемчужный повернул ко мне голову.

Я вздохнула. Даже здесь приходится столкиваться с этим вопросом, который висел надо мной, как дамоклов меч.

– Не буду, – ответила я. – А почему бы тебе не сказать, что я частный детектив? Ведь именно в этом качестве ты привез меня сюда.

– Перестань, – поморщился Костя. – Зачем ты хочешь вызвать во мне чувство вины?

– Я думала, тебе это чувство недоступно.

Он ничего не ответил и уверенно надавил на кнопку звонка. В квартире послышалась переливчатая трель, а вслед за ней и приближающиеся шаги. Дверь открылась, и перед нами предстала пожилая женщина лет шестидесяти пяти. Это и была мама великого актера Константина Эдуардовича Жемчужного. Или Сякина, кому как больше нравится.

– Костя! – увидев на пороге сына, она со слезами бросилась ему на грудь.

Полагаю, это произошло не только потому, что мать и сын долгое время были в разлуке и жутко соскучились друг по другу. Скорее, женщине давно требовалось выплакаться, но подходящего плеча поблизости не находилось. Еще бы! Для матери самое величайшее горе на земле: пережить своего сына.

Сякина была небольшого роста, полновата, волосы абсолютно седые. Одета во все черное, включая платочек на голове. Горе еще больше надломило и без того немолодую женщину, и она с трудом переставляла ноги. Глаза у мамы Жемчужного были красные, и, может быть, не столько из-за слез, сколько из-за бессонной ночи.

– Как ты, мама? – заботливо поинтересовался Костя.

– А как я могу быть? – в тон ему ответила она. – Стараюсь держать себя в руках, но получается неважно.

Тут она заметила меня, отерла тыльной стороной ладони слезы с лица, поправила на голове платок и сказала:

– Здравствуйте.

Я ответила ей взаимным приветствием.

– Мама, это – Женя, – представил меня Жемчужный, взяв за руку. – Моя невеста. Женя, это – моя мама. Вера Николаевна.

– Очень приятно, – добродушно произнесла она.

– Поверьте, мне также, – сказала я. – Костя много рассказывал о вас. Примите мои соболезнования.

В ответ она только кивнула.

– Женя, ты побудь здесь, – Жемчужный все еще держал меня за руку. – Хорошо? А я отлучусь ненадолго.

– Мы пойдем на кухню, – взяла инициативу в свои руки его мать. – Хотите чаю?

Предложение было неестественным, и я прекрасно понимала, почему. Бедной женщине просто хотелось мысленно уйти от происшедшего любыми путями.

Я ничего не ответила, и мы с Верой Николаевной отправились на кухню, покинув Костю.

Честно говоря, чай я не очень любила и всем другим напиткам предпочитала кофе, но в данной ситуации возражать было бы неуместно.

Вера Николаевна поставила на плиту чайник и села за стол, сложив руки в замок прямо перед собой. Я разместилась напротив.

– Вы давно знакомы с Костей? – спросила она у меня, подтверждая изначальное предположение. Ей сейчас было все равно, о чем говорить.

– Не так чтобы очень, – туманно ответила я. – Но мы прекрасно дополняем друг друга. Костя – замечательный человек. И актер талантливый. Насколько я поняла, это тоже ваша заслуга.

– Не совсем, – она смотрела то на меня, то на свои сцепленные пальцы. – Костя – актер от бога. Те знания, которые я ему дала в институте, лишь подкрепили то, что было ему дано.

– А Георгий? – осторожно спросила я, стараясь не сильно травмировать ее, но в то же время подобраться к интересующей меня теме.

– Гошка был неудачником, прости меня, господи, – Вера Николаевна перекрестилась. – О покойниках нельзя ведь говорить плохого, да? Но мне, думаю, можно. Он ведь мой сын. Я всегда имела право пожурить его. Непутевый он.

Мать погибшего то и дело путалась, говоря о Георгии то в прошедшем времени, то в настоящем. Впрочем, я могла ее понять. Она до сих пор не может привыкнуть к мысли, что старшего сына уже нет. Это и немудрено. Не так много времени прошло.

– В чем же была его непутевость? – поинтересовалась я.

– Да во всем. Ни работу себе приличную не смог найти, ни семьей толком не обзавелся.

– Он холостяком был?

– Гошка-то? Он дважды разведенный. Первый раз еще по молодости по глубокой женился. Ребеночка завели. Хороший мальчуган такой, только Гошка их бросил и не видится даже с сыном. А второй раз развелся месяца три-четыре назад.

– Тоже дети есть?

– Нет, слава богу, – Вера Николаевна снова перекрестилась. – Не хватало ему еще один грех на душу взять. Коли он такой бестолковый у меня, так зачем же детки малые по его вине страдать должны.

– А в последнее время Георгий, значит, один жил? – уточнила я.

– Да бывали у него женщины… Мужики ведь без баб не могут.

Чайник закипел, и Вера Николаевна, достав из серванта две чашки, принялась разливать в них кипяток.

– Жениться он собирался, – продолжила она, неспешно выставляя на стол сахарницу, сушки и масло. – Говорил, через пару месяцев свадьба. Они со Светой не сегодня-завтра собирались и заявление уже подать. Да вот не успели, – на глаза Веры Николаевны вновь навернулись слезы. – Но, может, это и к лучшему. Не успел он, паскудник, еще одну девушку загубить.

– А жена его бывшая к этому как относилась? – продолжала я несильно напирать. – Я имею в виду к его новой женитьбе?

– О какой именно жене вы спрашиваете? – уточнила Вера Николаевна, прихлебывая чай. Разговор она вела как-то автоматически, полагаю, не очень-то и вникая в суть.

Я и сама чувствовала себя неловко оттого, что приходится допрашивать ее, но кто еще мог сообщить мне о погибшем достоверную информацию, как не она. В первую очередь приходилось думать о деле, а не о приличиях.

– О последней, разумеется, – ответила я. – Вы же сами сказали, что с первой он давно уже никаких контактов не поддерживал.

– Это верно, – подтвердила моя собеседница. – Не поддерживал. А с Надей они еще виделись. Все-таки живем по соседству.

– Так как она отнеслась к тому, что он опять жениться собрался? – напомнила я Вере Николаевне о своем вопросе.

– Да никак не отнеслась. Обыкновенно. Женится, и черт с ним.

– Скандалов не было?

– Вообще?

Разговаривать с матерью убитого Георгия было нелегко. Тем более сейчас, когда ее подломило семейное горе. Но и той информации, которую я получила от нее, на первых порах было вполне достаточно. Во всяком случае, я узнала о двух особах, так или иначе находившихся в контакте с покойным незадолго до его смерти. Это его последняя жена Надежда и невеста по имени Светлана. Надо в первую очередь выяснить, не было ли между ними конфликта. Все-таки налицо треугольник.

– Я имею в виду, уже после развода между Георгием и его бывшей женой не было ли скандалов по причине его предстоящей свадьбы? – все же предприняла я очередную попытку вернуть Веру Николаевну на путь здравых размышлений, хотя и осознавала в глубине души всю бесполезность этой затеи.

– Нет, после развода скандалов больше не было, – ответила она. – Да их и не могло уже быть.

– Почему?

– Так сложились обстоятельства.

Мне очень хотелось бы узнать, что за обстоятельства такие сложились между бывшими супругами Сякиными, но в этот момент в кухню вошел Жемчужный. Он курил сигарету, и вид у него был очень рассеянный. Ни слова не говоря, он прошел к плите, взял в руки чайник и налил себе чаю в первую попавшуюся под руку чашку. Сел за стол рядом со мной. Повисла длительная пауза. Наконец Жемчужный, в очередной раз затянувшись и выпустив неровную струйку дыма, сказал, обращаясь к матери:

– Мы с Женей приехали для того, чтобы отыскать убийцу Гоши, мама.

Вера Николаевна ничего не ответила, а только молча покачала головой.

– Расскажи нам, как можно подробнее, что произошло? – попросил ее Костя. – Для начала, как убили Георгия?

– Вчера после ужина Гоша сказал, что сильно устал и хочет пораньше лечь спать, – начала она, разглядывая собственные ладони. – Я не стала возражать, и он ушел к себе в комнату. Я сидела в гостиной и смотрела телевизор. В половине седьмого позвонила Эльвирочка и сообщила мне, что завтра она задержится и придет к нам не как обычно, в десять, а часикам к двенадцати. Я была не против. Еще звонила Аня, просила позвать к телефону Георгия, но я сказала ей, что он спит. В начале восьмого я вышла в магазин, купить к завтраку масла и хлеба, а когда вернулась, обратила внимание, что дверь в комнату Гоши приоткрыта, хотя я прекрасно помнила, что он плотно закрывал ее. Я тогда не подумала ни о чем дурном, а просто решила, что он проснулся. Я постучала, но он не ответил. И тогда я вошла… – в этом месте Вера Николаевна запнулась и готова была вновь расплакаться.

Костя накрыл ее руку своей.

– Успокойся, мама. Давай без эмоций. Прошлого все равно уже не вернешь, а нам необходимо знать все.

– Я зашла, – продолжила она, – и увидела его на кровати с запрокинутой головой. Одеяло валялось на полу, а вокруг Гошиной шеи был обмотан телефонный шнур. Я подбежала к нему, но мне хватило и одного взгляда, чтобы понять, что он мертв.

– Ты что-нибудь трогала руками, мама? – спросил Жемчужный.

– Боже упаси, – открестилась она. – Я тут же вернулась обратно в гостиную и первым делом позвонила Жанночке. А она велела мне не волноваться, вызвать милицию и ждать ее.

Я слушала Веру Николаевну молча и поражалась изобилию женских имен в ее рассказе. Каждое я старалась зафиксировать в памяти, чтобы потом выяснить, кто из них что собой представляет.

– Что было дальше? – допрос матери вел Жемчужный.

– Я сделала все, как сказала Жанна. Только еще позвонила тебе в Тарасов и сообщила о трагедии. Потом приехала милиция. Они допрашивали меня, проводили в Гошиной комнате какие-то экспертизы, в которых я мало что понимаю. Уехали только в первом часу ночи.

– А во сколько приехала Жанна? – допытывался Жемчужный.

– Где-то около половины одиннадцатого, – ответила Вера Николаевна, немного подумав. – Честно скажу тебе, Костя, я к этому времени уже слабо что соображала. Находилась в какой-то прострации, и потому Жанна взяла все хлопоты на себя. И со следователями, по большей части, разговаривала она, и всю организацию похорон. Гроб заказала. Его доставили в четвертом часу утра. После этого Жанна уехала. Вы с ней немного разминулись. Она сказала, что сама оповестит всех, кого нужно, и велела мне отдыхать. Поспи, говорит, но я так не смогла.

– Его увезли?

– Да, сразу же. Сказали, что сегодня вернут.

– Следователь выдвинул какую-нибудь рабочую версию? – осведомился Жемчужный.

– Может, и выдвинул, – пожала плечами Вера Николаевна. – Только мне об этом ничего не сказал. Обещал сегодня наведаться еще раз.

– Ну, хорошо, – Костя затушил сигарету и тут же закурил новую. – Давай на этом пока закончим. Жанна права, тебе действительно необходимо отдохнуть и как следует выспаться. Силы тебе еще понадобятся, мама. Только последний вопрос. Ты лично подозреваешь кого-нибудь?

– Об этом и следователь меня спрашивал. Но я не могу никого подозревать, Костя. Мне просто некого подозревать.

– Ладно. Поди приляг, мама, – Жемчужный заботливо помог ей подняться и проводил до двери. – Жанна приедет?

– Да, конечно. К обеду, сказала.

Отправив мать в опочивальню, Костя вернулся за стол.

– Кофе нет? – спросила я его.

– Нет, – он взял в руки сигарету, оставленную в пепельнице. – Мама не пьет кофе. Врачи запрещают. Давление.

– Понятно, – грустно произнесла я.

– Ну, что скажешь? – Жемчужный повернулся ко мне лицом.

– Неплохо было бы еще узнать, как Георгий провел вчерашний день. Да и вообще, что происходило с ним в последнее время. В каком настроении он был, не беспокоило ли его что-то. Может, ссорился с кем-то, конфликтовал.

– Узнаем, Женя. Обещаю, узнаем. Мы должны выяснить все. Но я спрашиваю тебя о другом.

– О чем? – поинтересовалась я, хотя прекрасно поняла его.

– Ты возьмешься за это дело?

– А куда мне деваться? – ответила я. – Не могу же я бросить тебя один на один с трупом собственного брата. Ты еще таких дров наломать можешь. А мне не хотелось бы расследовать еще и твое убийство.

– Спасибо, – ответил он.

– На спасибо далеко не уедешь, – парировала я.

– Что же ты хочешь за работу?

– Кофе купи, и мы в расчете.

– Договорились, – он обнял меня за плечи и поцеловал. – Я знал, что смогу положиться на тебя.

– А я знала, что ты – хитрая бестия, – произнесла я, отвечая на его поцелуй. – Только давай сразу проясним кое-что.

– Что?

– Меня интересуют некоторые действующие лица этой драмы, о которых упоминала твоя мать. Начнем по порядку. Эльвирочка – это кто?

– Приходящая домработница. Маме уже тяжело самой справляться с хозяйством, а от Гошки помощи сроду не дождешься. Вот она и наняла Эльвиру.

– В каких отношениях с ней был Гоша?

– Я не в курсе, Жень. Я даже ни разу не видел эту домработницу в лицо. Но могу предположить, что, если она симпатичная, кое-какие отношения между ними могли сложиться.

Я поняла его намек.

– Георгий собирался женится на какой-то Свете.

– Да, верно, – подтвердил Костя. – На Нежельской. Я ее знал раньше. Но это ничего не значит. Собирался он жениться или нет, красивую девушку Гошка не пропустил бы. Не тот он человек. Я же говорил. Бабник.

– Ладно, разберемся, – произнесла я. – А Аня? Она кто такая?

– Красильникова Аня – это Гошина секретарша. Я же тебе говорил, что у него какая-то фирма.

– Что она за человек?

– Здесь тоже помочь не смогу, – печально резюмировал Костя. – С ней я знаком не больше, чем с Эльвирой. Слышал о ней только со слов мамы и самого Георгия. Но вроде бы красивая. Хотя трудно представить кого-то красивее тебя, – тут же спохватился он и отвесил комплимент.

– А невеста его красивая? – я пропустила его грубую лесть мимо ушей, полностью сосредоточенная на деле.

– Симпатичная. Гоша вообще не держал возле себя уродин.

– Понятно. И наконец – Жанна. Это кто?

– Жанна – наша сестра, – ответил Костя.

– Родная?

– Да. Нас трое детей. Было, – добавил он после секундной паузы. – Это я на тот случай, если у тебя возникнет желание узнать, нет ли у нас в семье еще кого.

– Она не замужем?

– Вдова.

– Интересно, – сказала я, – и от чего умер ее муж?

– Ничего интересного, – в тон мне ответил Костя. – У него был рак. В расцвете лет, очень печальное событие.

– Дети?

– Не успели обзавестись.

– А давно он умер?

– С год назад. Может, чуть больше. И замуж по новой Жанна пока не собирается, – предотвратил Костя мой следующий вопрос.

Я задумалась. Однако как много женщин замешано во всей этой истории. Я бы даже сказала – сплошные женщины. Ни одного мужика на горизонте, не считая Кости и самого покойного Георгия.

– Почему ты не хочешь полностью довериться компетентным органам в этом деле? – предприняла я последнюю попытку сфилонить, хотя очень хорошо знала, что ответит Костя на мой вопрос.

– Жень, я не ребенок, – сказал он. – Мне прекрасно известно, что подобные дела раскрываются прокуратурой в десяти случаях из ста. Статистика – упрямая штука. Но я не собираюсь рисковать и полагаться на десять процентов. Убит мой родной брат. Мне нужна справедливость.

– Ты так веришь в меня?

– Больше, чем ты думаешь, – ответил Жемчужный с чувством.

– Куда ты ходил, пока я с твоей мамой пила чай? – поинтересовалась я.

– Осматривал место трагедии. И вообще, думал найду что-нибудь важное.

– Ну и нашел что-нибудь важное?

– Ничего, – покачал головой он. – Эксперты прошерстили там все до миллиметра. Разве после их нашествия что-нибудь можно найти.

– Иногда можно, – задумчиво произнесла я. – Во всяком случае, такое нередко случается. И не потому, что они профаны в своем деле, а просто от постоянной работы глаз замыливается. Это простительно любому специалисту. Пойдем, я посмотрю.

С этими словами я поднялась из-за стола, и Костя последовал моему примеру. Мы покинули кухню и через гостиную прошли в комнату покойного Георгия. Квартира у Сякиных была трехкомнатная, причем смежная. Гостиная располагалась по центру, а из нее можно было попасть в два других помещения. Сейчас в одном из них отдыхала Вера Николаевна, а в другое, занимаемое ранее Георгием, направились мы с Жемчужным.

Комнатка была небольшой, но уютной. Здесь, что называется, все находилось на своем законном месте. У окна напротив двери стояла полутораспальная кровать, в изголовье – тумбочка с телефоном на ней, с правого бока – письменный стол, слева – столик на колесиках, за дверью вдоль стены – двустворчатый платяной шкаф. Рядом с письменным столом имелся еще и книжный шкаф небольшого размера, а по правую руку от него – торшер.

Постель Георгия разобрана, одеяло, как и говорила нам с Костей Вера Николаевна, – на полу. Доблестные служители порядка оставили все, как было до их приезда. Даже в шкафу и в книгах порылись аккуратно, практически не оставив следов обыска. Об их пребывании здесь говорили остатки порошка для выявления отпечатков пальцев. Они были повсюду. И на поверхностях маленького и большого столов, и на спинках кровати, и на дверцах шкафа. В общем, везде, где только можно оставить предполагаемые отпечатки пальцев.

– У тебя знакомых в прокуратуре нет? – спросила я Костю, окинув взором комнату, как стратег поле брани перед началом битвы.

– У меня нет, – признался он. – Но у Жанны, кажется, одноклассник там работает. А что?

– Неплохо было бы получать информацию, как у них продвигается расследование.

– Думаю, это можно устроить, – сказал Костя. – Я поговорю с Жанной, как только она приедет, и может быть, даже попробуем познакомить тебя с этим одноклассником.

– Это хорошо.

– Только не увлекайся им как мужчиной.

– Ничего, тебе полезно, – ответила я. – А то иногда ведешь себя так, как будто я уже твоя жена.

Я оторвалась от Кости и принялась внимательно изучать дверной замок. Он не был взломан.

– А Георгий не закрывал дверь на ключ, когда ложился спать? – осведомилась я у Кости, который наблюдал за моими действиями с таким видом, будто я сию же секунду должна выдать имя убийцы.

– Нет. Закрывал, но не запирал.

– А зачем закрывал?

– Ну, понимаешь, Гоша нередко приводил к себе женщин домой, и, чтобы не смущать мать, он отгораживался закрытой дверью. Потом это вошло у него в привычку. И мать никогда без стука не входила к нему, даже если он был один. Привычка – вторая натура.

– Это верно, – не могла не согласиться я.

Потеряв интерес к дверному замку, я переключила свое внимание на кровать. Для начала я заглянула под нее, затем обошла вокруг и осмотрела тумбочку. Взяла в руки телефонный шнур. По словам Веры Николаевны, выходило, что он и являлся орудием убийства. Что это значит? Почему у убийцы не нашлось под рукой ничего более подходящего? Убийство получилось спонтанным? Или злоумышленник изначально планировал воспользоваться таким способом? Но почему Георгия не задушили руками? Тут у меня напрашивался сам собой простейший ответ. Убийца – женщина, и справиться с Георгием вручную ей было не по силам. Во всяком случае, она не стала рисковать. Подобный ответ неплохо укладывался и в мою рабочую версию.

Но больше всего меня беспокоило то, как убийца проник в квартиру Сякиных. Я подошла к окну. Догадка, посетившая меня еще на улице, была верной. Забраться к Сякиным через окно невозможно даже теоретически. Если, конечно, интересующая меня особа не была скалолазкой и не имела при себе всех необходимых атрибутов для лазания по отвесным стенам.

– О чем думаешь? – прервал мои размышления Жемчужный.

– Скажи, Костя, а твоя мама, уходя вчера в магазин, не могла забыть запереть входную дверь?

– Шутишь? – изумился он. – Она, конечно, пожилая женщина, но маразмом пока не страдает.

– Если ты такой умный, – рассердилась я, – то скажи мне, каким тогда образом убийца попал в квартиру? Или ты думаешь, что он спрятался в ванной еще неделю назад.

– Я думаю, она открыла дверь ключом.

– Почему именно она и откуда у нее ключ? – сразу насторожилась я.

– Не надо ловить меня на слове, – надулся Жемчужный. – Я просто предположил это в качестве варианта, полагая, что при том количестве женщин, прошедших через эту квартиру и руки моего брата, кому-нибудь из них сделать копию с ключа было совсем нетрудно.

– Может, ты и прав, – я не хотела показывать Косте, что мне импонировала его версия. Она опять-таки была сродни моим догадкам. – Только, выходит, злоумышленница также знала о том, что Вера Николаевна пойдет в магазин.

– Ну, наверное, – неуверено произнес Костя и сам же спросил: – А откуда?

Я ничего не ответила ему и еще раз обвела взглядом комнату.

– Вещей никаких не пропало?

– Я без понятия, Жень, – пожал он плечами. – Откуда я могу знать, что хранил в своей комнате Гоша в последнее время. Я в Воронеже знаешь сколько не был? Это надо будет у мамы спросить, когда она проснется. Но и тут я не уверен, что она сможет нам помочь.

– Почему?

– Одно дело – сказать, что вообще в квартире пропало, а другое, что непосредственно у Гошки.

Да, загадки в этом деле были, и загадки – существенные. Я решила в срочном порядке заслать Жемчужного в магазин за кофе и, расположившись на кухне, в спокойной обстановке, пока не проснулась Вера Николаевна, обмозговать все, что услышала и увидела за последний час.

Но я не успела этого сделать. Только я было открыла рот, как в дверь позвонили.