Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 7. Цивилизация древних орвандцев
В класс сначала вошли клетчатые брюки историка. Следом за ними сам историк, а за историком – Угрюмов. Ботан сел за парту и икнул. Тёма Крупный кинул ему в затылок бумажку, попал точно в яблочко.
– Ай!
– Что такое, Крупнов? – историк, раскладывая на учительском столе свои манатки, хмуро посмотрел на гопника.
– Ничего, Валентин Павлович. Угрюмов дежурный.
– Понятно. Угрюмов, подберете бумажку?
– Но это ведь…
– Шустрее, пожалуйста. Пора начинать.
Мне нравился Валентин Павлович. И за советом можно обратиться, и пошутить на уроке. Наверняка бывший ботан, но не такой мерзкий, как Угрюмов. Один нюанс: он зачем-то говорит о себе в третьем лице.
– Валентин Павлович подготовил вам сегодня что-то интересное! Все знают про Шар? – Он записал на доске тему урока: “История исследования Бьенфордского Шара”. Прямо над портретом учителя физики.
В класс завалился Иськин, любитель тупых шуток и дурацких каламбуров:
– Шар-самовар! – объявил он.
– Садись, Иськин. За шутку – пять, за опоздание – вызову отвечать. Кто-нибудь поделится соображениями? Или вы как обычно расскажете, что “архитектура – это когда что-то там раскапывают?”
– Валентин Павлович! – сказал Угрюмов, – но у нас должна быть тема “Экспансия Австро-Венгерской империи”! Я доклад подготовил на двадцать четыре страницы, не считая титульного листа. Все отступы…
– Спокойно, Угрюмов. Директор распорядился провести внепрограммное занятие. Шар загорелся, вы осознаете? Событие историческое, и, безусловно, мирового масштаба! Вот увидите: о нем напишут в учебниках. И вообще, Угрюмов, на следующей неделе последний звонок. Расслабьтесь.
Угрюмов не расслабился, но ничего не сказал.
– Каково настоящее предназначение Бьенфордского Шара и каков способ его строительства – точно не знает никто. Даже Валентин Павлович, хотя он знает почти всё по истории – он ведь историк. – И, похихикав, добавил: – Древние орвандцы оставили после себя миллион артефактов и сооружений. Шар – самое таинственное из них.
– Почему?
– Что почему, Угрюмов?
– Почему самое таинственное? А как насчет скульптур тигриц или гигантских ножниц?
– Нет, Угрюмов, Шар таинственнее. Тигрицы, хоть и окружены толками, они всего-то украшение королевского сада в Виувистере. А о назначении ножниц мы можем хотя бы догадываться.
– Резать ткань вселенной, – сказал Сидорович.
– Почему бы и нет. А Шар? Ученые предпринимали сотни попыток воздействовать на странный материал, но даже взрывчатка не сорвала с него и пылинки.
– Взрывчатка? – воспрянул Тема Крупный.
– О, да! Немцы пытались взорвать Шар в сороковом году, во время трагической Недели скорби, когда Бьенфорд жил в оккупации.
– Скоты.
– Да. Впрочем, не только немцы…
– 11 «А» тоже скоты, – сказал Никита Евроньюз.
– Может, Шар, – предположил Валентин Павлович, – это такой крепкий дом для древних олигархов? Или бункер? Или усыпальница? У кого есть предположения?
Историк обвел взглядом класс. Проигнорировав вздернутую руку Угрюмова, он остановился на мне.
– Каноничкин! Что скажешь?
– А можно выйти?
– Я тебе выйду, Каноничкин.
– Я не готовился.
– Тогда расскажи, что ты в принципе знаешь о древних орвандцах? Какие они были? Красивые? Умные? Задорные? Удиви Валентина Павловича, а то 11 «Б» не удивлял меня с тех пор, как закрылся в кабинете, чтобы поиграть в хоккей вениками.
Половина класса засмеялась. Вторая половина, занимавшая на том легендарном матче скамью запасных, промолчала. Я собрался сморозить глупость, но тут…
В класс зашла завуч. Вместе с ней вошли лысоватый мужичок в бежевой безрукавке, заправленной в старомодные брюки с одной только стрелкой (на левой штанине), и красивая молодая женщина в летнем сарафане, с повязкой на голове и в босоножках. «Комиссия», – с ужасом шепнул кто-то позади меня.
– Как мы и обсуждали, Валентин Павлович, – констатировала Дыбыдыщ, – сегодня вместе с представителями районной образовательной администрации мы посидим на уроке. Вы не против?
– Конечно нет. Присаживайтесь, прошу вас.
Что тут возразить!
Я бы на месте историка отклонил эту безобразную просьбу, ибо она нарушает сакральную целостность учебного процесса. Валентин же Павлович развел руками, и Дыбыдыщ цокающим каблуком направилась в конец комнаты. Комиссия расселась по задним партам.
– Кто отвечает? – спросила завуч.
– Каноничкин.
– А, художник? Что ж, рисовать он не умеет. Послушаем, что знает по истории. Вопрос?
– Вопрос о древних орвандцах. Давай, Дима, это несложно.
Я взялся за спинку стула, встал и повернулся полубоком, чтобы видеть комиссию хоть краем глаза. В горле пересохло. Спутники Дыбыдыщ делали пометки в каких-то таблицах. Что делать? Потерять сознание? Изобразить припадок? Ответить на другой вопрос? Это, кстати, иногда помогает… Но я слишком нервничаю, чтобы фантазировать.
– Каноничкин?
– Да, я тут. – И, не найдя ничего другого, приглушенно выпалил: – И древние орвандцы жили тут.
– Где – тут? В этом классе?
– Нет. Ту-у-у-т. – Я раскинул руки, демонстрируя широту своего ответа. – Они дружили с греками, египтянами… И кем-то еще. Дружелюбные были.
– Совсем как 11 «Б»! – прокомментировал историк и улыбнулся.
Дыбыдыщ не оценила юмор:
– Не смешно, Валентин Павлович. Ваш ученик мямлит, когда дело касается элементарных вещей. Продолжайте без лишних эмоций, эта аттестация также может коснуться и вас.
Мне стало жалко Валентина Павловича, потому что я правда мало что мог сказать. Я читал об орвандцах, даже смотрел документальный фильм, но знания вываливались из головы, как кусочки говяжьего фарша из мясорубки. Дыбыдыщ что-то шепнула комиссии, я расслышал: “…как я и говорила”. Мои одноклассники – спасибо им – не насмехались, а затаив дыхание наблюдали.
– Они строили, – сказал я.
– Это верно. Какое ближайшее к нам строение ты знаешь?
– Башню печали.
– Башню печали, – подтвердил Валентин Павлович и указал в окно, туда, где возвышалась мрачная достопримечательность. – Что еще, Каноничкин?
– Они танцевали.
– Что?
Просто в этот момент я взглянул на хмурую Аннет.
– Они были этими, ну… Типа как рукодельниками. Создавали разные крутые штуковины.
– Штуковины. Правильно! Если кто не знает, “штуковины” – это плоды труда ремесленников, в совершенстве познавших искусство скульптуры, архитектуры, живописи и кузнечного дела. Я прав, Дима?
– Валентин Павлович! – взревела Дыбыдыщ. – Последнее предупреждение! Ведите урок подобающе! А ты, Каноничкин, скажи хоть один внятный факт, иначе комиссия закончится, не успев начаться!
– Простите, Маргарита Константиновна, – сказал Валентин Павлович и поправил очки. Лысый что-то прошептал завучу, вроде как успокоил ее, попросил угомониться. Я вздохнул.
Что делать?
Все-таки потерять сознание?..
Я посмотрел на Тетрадь. Давайте, корфы, помогите, когда это действительно нужно. Или теперь вы просто тетрадь? Ах как удобно – ПРИТВОРИТЬСЯ ТЕТРАДЬЮ! И Аннет сейчас думает, что я дуб дубом. И со школы меня попрут. Как вытащить знания из собственной подкорки? Я ощущал их в себе. Вернее, отблески их, фантомы, не реализованные в словах.
Я хочу ответить на вопрос. Не для того, чтобы получить пятерку или утереть нос завучу. Я по-настоящему жаждал знать. Я любил Орвандию. Я представлял, пусть это и неуместно, что живу в Бьенфорде три тысячи лет назад, в хижине из солнечного камня – как в книжке “Три похода в сторону моря”. Вокруг бегают сказочные сакиты и меньки, с неба следит гигантская бабочка Пилина.
– Дмитрий, вы с нами? – спросил Валентин Павлович, косясь на завуча.
… Что-то случилось. Фантомы знаний вдруг вылетели из меня, обрели форму и вернулись обратно. Я почти увидел символы и знаки. Не написанные воздухом по воздуху, а саму сущность их. Они явились, как гости из иного мира, мира познания.
– Ну, что я вам и говорила, – возбухала тем временем завуч. – Учащийся Дмитрий Каноничкин наглядно демонстрирует абсолютную некомпетентность. Учеба для него – пустой звук. Воспитания, очевидно, никакого. Уж не знаю, что там у него дома…
За происходящим я наблюдал завороженно, как ученый, открывший солнечное затмение. Я видел знания! Я обернулся. Знаки, исходящие из меня, перемешивались с теми, что исходили из Лысого, из Валентина, из блондинки, даже из Дыбыдыщ. Это создало невиданный, волнующий, невероятный всплеск информации, вихрь фактов. Он поглощал меня…
– …он даже не может элементарно сказать, что первого царя объединенного орвандского Царства звали Мароган.
– Мароган II Ослепительный, – сказал я. – Если быть точным.
Валентин Павлович выронил маркер.
Со всех сторон послышалось с десяток «Чего-чего?»
– Отец его – Мароган Хмурый – погиб в Битве кланов, поверженный непокорным войском своего кузена. Он так и не реализовал мечту о царствии орвандцев, и дело довершил его сын. – Я повернулся к членам комиссии. – Прошу меня простить, что задумался. Я выбирал форму доклада для столь широкой темы.
– Да как вы смеете исправлять… – начала было завуч, но Лысый поднял руку.
– Продолжайте, молодой человек, – мягко сказал он, – расскажите нам о древних орвандцах.
– С превеликой радостью. По утверждению историка Хижами Морескьо и его последователей, цивилизация орвандцев сформировалась задолго до шумерской и простиралась на протяжении всего течения Дуная. Об их технологическом и культурном уровне мы можем только гадать, ибо некое событие поставило точку в развитии древнеорвандского общества, благодаря чему вперед вырвались египтяне, а затем – греки.
Я набрал полную грудь воздуха.
– То время кануло в Лету, подобно Атлантиде. Некоторые считают, что Древняя Орвандия – и есть Атлантида, а древние орвандцы – атланты, но это «по меньшей мере, странно» – именно так ответил Александр Берг, доктор наук Бьенфордского университета журналисту газеты “Культура Орвандии” на вопрос об Атлантиде в интервью, опубликованном 31 ноября 2013 года.
– Ого… – сказал кто-то из одноклассников.
– Археологи по сей день находят древнеорвандские руины, их связывают с разрушениями, произошедшими много тысяч лет назад, хотя данных о полноценной войне нет, лишь о мифическом противостоянии Богов и Теней.
И еще:
– Кто разрушил пол-Орвандии незадолго до того, как Золотая эпоха подошла к концу? И какую роль в этом играл Шар? Ответы на эти вопросы нам еще предстоит узнать. А теперь – к фактам.
Жестикулируя в стиле Шопенгауэра и прогуливаясь между партами, я произнес еще несколько круто сформулированных фактов, затронул ключевые вехи орвандского Средневековья, в двух словах описал важные битвы и великих царей, еще раз упомянул Марогана Ослепительного. Из моих уст лилась интересная и всеобъемлющая история. А когда я понял, что со слушателей достаточно, медленно вернулся к своему месту и сел.
Господи боже мой, КАК ЖЕ Я КРУТ!
Оказалось, что Каноничкин – тот еще крепкий орешек! Угрюмов исходил желчью, Рома с остальными аплодировал, Аннет… смотрела в телефон.
– Молодец, Каноничкин, – сказал Валентин Павлович растерянно. – Хижами Марескьо, кстати, вел археологию в университете Валентина Павловича. Что ж… пятерочка тебе. Думаю, никто спорить не будет.
– В смысле?! – завопил Угрюмов. – Вы этого не задавали!
– Ну и что? За такие познания можно поставить даже две пятерки. Что скажете, Маргарита Константиновна?
На Угрюмова зашикали. Иськин сказал: “Канон – мозгогон”.
Дыбыдыщ пялилась на меня, выбирая между взрывом злобы и взрывом гнева. Наконец вся троица поднялась и, ничего не сказав, вышла из класса. Лысый напоследок улыбнулся, а красивая женщина шепнула: “Молодец”.
– Так их! – сказал Иськин.
– Канон красавчик!
– Догони Дыбыдыщ и всыпь ей как следует!
– Тихо, ребята, тихо, – успокоил Валентин Павлович ликующую толпу. – Продолжим урок. Каноничкин, – он посмотрел на меня, – это было нечто.
– Откуда ты все это знаешь? – прошептал Рома.
Я не ответил. То, что я стал гением эрудиции, меня самого застало врасплох. Забытые знания, словно дисциплинированные солдаты, собрались и заняли боевую позицию в моей голове.
Научно доказано, что информация из головы не исчезает. Она распределяется по дальним отсекам мозга. Следовательно, вытащить ее можно. Что повлияло на меня? Магнитные бури? Стресс? Воротник Раисы Мельберновны? Я покосился на тетрадь. Неужто какой-то из корфов все-таки помог мне и тут? Пролистав все страницы, я обнаружил изменения на одной из них.
Билиштагр, который “поможет принять решение”. Возле него появился нарисованный ручкой прямоугольник и надпись: “Положить телефон сюда. Надеть наушники”. Я посмотрел по сторонам. Валентин Павлович расхаживал в другой части класса, и в мою сторону не смотрел.
– Подвиг Каноничкина переплюнуть будет сложно, – говорил он. – Но все-таки: кто скажет, что такое “Хачбун”?
Пока кто-то отвечал (а я вдруг понял, что опять ничего не знаю), я подключил наушники к телефону и положил его в прямоугольник. Линии оказались подогнаны четко под контуры гаджета.
Поначалу ничего не происходило, я просто наслаждался шумоизоляцией наушников. Но потом послышался треск, как в старом радио из гаража. И голос – из глубины, из чертовской глубины – грубый и рычащий:
– Тем гордиться тебе не стоит.
Тетрадь не была подключена к электричеству, никаких блютузов и вай-фаев у нее не предполагалось.
– В чем? – тихо спросил я.
– По опасному пути идти не отваживайся, – сказал голос. – Блага, данные землею, принимай. Блага, данные Шаром, отринь, ибо ведут они к упадку, к вечному туману. Своим чередом позволь идти событиям.
– Это Билиштагр? Вы про урок истории?
БАЦ!
Мне в голову прилетел огрызок яблока. Треск в наушниках оборвался, надпись на развороте исчезла. Я обернулся. Главный подозреваемый – Тема Крупный – сосредоточенно дремал.
Я снял наушники. Постойте… Что-то не клеится. Я ведь сижу у окна, справа от него. Окно закрыто. А яблоко… Прилетело слева. Понимаете? Виновник не в кабинете, снаряд прилетел с улицы. Я повернул голову и обнаружил, что улицы за окном нет.
– Э, – сказал я.
За деревянной рамой был еще один класс. Как будто вплотную к нашей школе пристроили еще одну, и сделали это за секунду.
Там, за партами, сидели незнакомые ученики; у доски вел урок учитель. А на меня глумливо смотрел школьник с разноцветными глазами, крутя в руках яблоко. Я не испытал удивления или шока. Эта картина очаровала меня.
Действительность замерцала серой рябью.
Я оказался по ту сторону окна.
