Папа, которого не было

Глава 3

Я подошла к большой фотографии в чёрной рамке. У мамы совсем не осталось снимков отца, кроме этого. Такое же изображение было и на памятнике. Когда я спрашивала, почему нет фотографий, где они изображены вдвоём, мама объясняла, что они совсем мало были вместе. Просто не успели. Это всегда удручало. Хотелось взять фотоальбом и увидеть лица родителей, запечатленных в мгновение счастья. Сейчас совсем не в моде альбомы для фотографий, а ведь это память, которая хранится в бумаге. Так я размышляла, бережно обмахивая фото от пыли.

Папа. Самый родной и одновременно незнакомый человек. Я родилась, когда после его гибели прошло несколько месяцев. Мама говорила, что он даже не знал обо мне, иначе бы они поженились. Папа был полицейским и погиб при задержании банды, коих в девяностые было как рыбы в море. Он навсегда остался двадцатилетним юнцом, как на фото, так и в моем сердце. Мой отец – смелый, бесстрашный, стал образцом для подражания.

Именно поэтому, окончив школу, я поступила в институт на юридический факультет. Изначально я планировала пойти в школу милиции, но мама внезапно воспротивилась:

– Хочешь, как отец, погибнуть и оставить меня одну?!!! Даже не думай о службе в полиции! – со слезами на глазах, кричала она, – иди в юридический! Адвокатом будешь.

 Напрасно я пыталась убедить родительницу, что в наше время проще погибнуть, будучи охранником в школе. Она была непреклонна. Чтобы не расстраивать маму, пришлось забыть о службе в полиции. Быть адвокатом я тоже не собиралась.

– Хочу, как отец, бороться с преступниками, а не защищать их, понимаешь ты или нет! – вспылила я и мама успокоилась.

– Ты можешь быть прокурором, в конце концов можешь консультировать людей в какой-нибудь юридической фирме, вон их сколько развелось, – примирительно произнесла она.

Я согласилась, в глубине души, не теряя надежды стать настоящим борцом с преступностью. Как отец. Девичий романтизм сыграл со мной злую шутку. После окончания института, получив на руки диплом с отличием, я устроилась в небольшую юридическую контору. Радость от трудоустройства быстро сменилась тяжёлым разочарованием.

Потому что наша контора занималась ничем иным, как банальным обманом населения. Задача юриста здесь заключалась в том, чтобы найти "тёплого" клиента, озабоченного юридическим вопросом (неважно, уголовным, гражданским) и посадить его на крючок заинтересованности, убедив, что наша фирма сможет решить все его проблемы (даже если это было нереально сделать). А потом доить, вытягивая деньги…

Такое положение дел меня убило. Уничтожило мою веру в профессию и свою благородную мечту. Получается, я стала юристом для того, чтобы обманывать людей?!!! Конечно, я уволилась. Подруга Жанна, с которой в последние годы общались всё реже, собиралась в декретный отпуск. Она и предложила работу в баре неподалёку, где я благополучно осела на долгих пять лет.

Я была разочарована и послушно плыла по течению, равнодушно взирая на мелькающие великолепные пейзажи и недостижимые высоты обрывистых берегов. Мне не хотелось карьерного роста, движения вперёд, покорений вершин. Достаточно было спокойно работать в баре, в выходные читать книги, погружаясь в выдуманные миры и изредка общаться с Геной, в глубине души лелея надежду, что когда-нибудь мы будем вместе.

Смерть соседа, разрушенная на корню красивая мечта о любви стала своеобразным катализатором, побуждающим изменить свою спокойную жизнь и вырваться из объятий лениво катящейся реки. Теперь мне хотелось действовать. Гена погиб не по своей воле, я твердо была убеждена в этом.

Разговоры с полицейскими и родителями соседа помогли понять, что смерть его совсем не была несчастным случаем.

Полицейские допрашивали меня ещё раз после того кошмарного утра. Пришёл следователь, представился Валерием Павловичем Красновым и долго задавал по сути все те же вопросы, что и в первый день.

– Скажите, – улучив момент, спросила я, – что-нибудь удалось выяснить? Я не верю, что Гена мог выброситься из окна. Он выглядел очень довольным жизнью…

– Ну это вы так считаете, – небрежно произнёс следователь, – вы не можете знать, что было на душе у соседа, которого едва знали. Разве нет?

Он внимательно посмотрел на меня, а я запнулась, ощущая, как рдеет кожа на лице.

– Всё равно, – упрямо сказала я, – я знала его неплохо. Не мог он выброситься с балкона.

– Ещё раз повторяю: чужая душа – потёмки. Напился человек, мысли разные в голову полезли: жены нет, работы нет, надоело всё…

– Кто напился, Гена?! – вскинулась я, – он не пил вообще!

– Откуда вы знаете? Пустую бутылку из-под водки нашли, отпечатки на ней его и анализ крови показал наличие лошадиной дозы алкоголя в крови, – Краснов покачал головой, – вы не видели, как он пил. Но это не обозначает, что он действительно не пил. Плохо, что у вас камер на входе нет. Сейчас они есть даже в захолустных домах.

– А как же дверь? – я вдруг вспомнила, как утром после трагедии в квартире Гены суетились оперативники, – он оставил дверь открытой и пошёл прыгать с балкона? Вам не кажется это странным?

– Не кажется. Вы удивитесь, если узнаете, какие вещи вытворяют люди в алкогольном опьянении, – следователь сунул исписанную бумагу мне под нос. – Распишитесь, пожалуйста.

Ставя закорючку, я почувствовала странную бессильную ярость. Я знала, что Гена не пил, просто знала и всё. Но следователь с беспристрастием равнодушного человека пытался убедить меня, что Журбин напился и выбросился с седьмого этажа. Назначив перед этим мне свидание, про которое я не стала даже рассказывать, чтобы этот неприятный человек не вздумал залезть своими грязными лапами ещё и в наши отношения. Которых и не было по большому счёту…

Интуиция твердила, что всё случившееся слишком сильно напоминает плохо инсценированное самоубийство. Но полицию похоже вполне устраивала именно такая версия. Очень удобно: закрыл дело и никаких хлопот! Я вновь почувствовала, как сжимаются кулаки в бессильной злости. Разговор со следователем оставил лишь неприятное ощущение, как будто надо мной прилюдно посмеялись.

Потом был разговор с матерью Гены, Верой Ильиничной. Его родители приехали на следующий день после трагедии. До этого я их никогда не видела и несмотря на столь трагический повод для знакомства, мы быстро подружились, особенно с мамой. На похоронах я была всё время рядом с Верой Ильиничной. Мы поддерживали друг друга под руки и как будто сроднились в едином порыве горя. Хоронили Гену в Подмосковье, в Балашихе, на местном кладбище.

– Здесь наши все лежат: отец мой, мама, бабушка. Да у мужа родня тоже, – как будто оправдываясь, сказала женщина.

С тех пор мы часто встречались с Верой Ильиничной. Я заходила к ней в гости, мы пили чай, много разговаривали, вспоминали Гену. Оказалось, родители практически не знали своего взрослого сына:

– Гена ведь как поступил на журналистский факультет, так из дома ушёл. Живём мы небогато, сами видели, а Геночка всё к роскоши рвался, – говорила Генина мама, несколько дней спустя после похорон. Мы встретились на лестничной клетке (каюсь, я встречу подстроила!) и я напросилась на чашку чая.

Его отца дома не было, и мы, уютно устроившись на Гениной кухне, пили чай и болтали. Было видно, что этим помещением совсем не пользовались и оно, в отличие от комнаты, не было прокуренным.

– А Геночка всё столичной жизни хотел. Поступил в университет, да и уехал в Москву. Говорил, что снимает квартиру. А потом вдруг учебу бросил, на третьем курсе, работать начал…

– Как бросил? – ошарашенно спросила я, – он же журналистом был. Я и статьи его всегда читала в газете! Геннадия Московского! Он сказал, это его псевдоним.

– Статьи? – Вера Ильинична удивлённо посмотрела, – ну может и писал, не говорил он. А знаю только, что работал он охранником у какого-то шишки. Очень хорошо зарабатывал. Эту квартиру Геночка сам купил, без нашей помощи.

Женщина тяжело вздохнула, задумчиво помешивая ложечкой остывающий чай.

– Наш сын был очень скрытным, – после паузы произнесла она, – клещами не вытянешь. Знаю только, что в последние месяца два он собирался увольняться, ходил очень мрачный. Может быть и уволился, только нам ничего не сказал. Молчун был. Вот Катя, дочка, та, наоборот, вся нараспашку, никаких секретов, – мама оживилась и начала рассказывать про неведомую и совсем не интересную мне Катю.

– А жена у него была? – перебив Веру Ильиничну, невпопад спросила я.

– У кого, Гены? – изумилась она, – нет! Вроде девушка была в одно время, а потом расстались. Так бобылём и жил, сколько с мужем на внуков намекали, всё зря. А ведь какая соседка хорошая рядом с ним была!

Мама Гены ласково улыбнулась, а я почувствовала, что заливаюсь краской. Мой мозг между тем продолжал свою аналитическую деятельность, как будто тело жило само по себе.

– А когда эта девушка была? Он уже к тому времени купил эту квартиру? – уточнила я.

– Нет, это давно было, – женщина махнула рукой.

– А вот полицейские говорят, что в организме Гены было большое количество алкоголя, – мягко начала я, – никогда не видела, чтобы он употреблял. Курил – да, но не пил.

– Кто ж его знает. При нас тоже никогда не пил. А в одиночестве человек портиться начинает, тосковать. Может быть, и выпивал, – завздыхала она.

– Слушайте, я вот подумала, а что, если в ноутбуке у него какая-нибудь информация есть? – с надеждой поинтересовалась я, – не верю я, что Гена сам спрыгнул.

– Ой, ноутбук сгорел! – огорчённо сказала женщина, – муж не так давно полез, а экран чёрный. Он и в сервис носил, а там сказали, сгорело что-то, не подлежит ремонту.

Ага! Я задумалась ещё глубже. Сколько совпадений! Непьющий Журбин напился, оставил дверь открытой и прыгнул с балкона, перед этим спалив ноутбук.

Не вернее ли предположить, что тот, кому Гена сильно мешал, проник в квартиру, опоил Журбина и скинул с балкона? Перед этим как-то спалив ноутбук и потом оставив дверь открытой?

Покидая квартиру Гены, я уже твёрдо была уверена, что упасть с седьмого этажа соседу помогли. Уже уходя, вспомнила, что не спросила ещё кое-что:

– А у кого он работал, скажите, пожалуйста?

– Аурика, милая, вы прямо как детектив, – улыбнулась женщина, – всё вопросы задаёте, как полицейские. Вроде Тихомиров у его начальника фамилия была. Бизнесмен какой-то шибко крутой.

– Спасибо за чай, Вера Ильинична! – улыбнувшись на все тридцать два зуба, я вложила в свои слова всё имеющееся обаяние.

Мы тепло попрощались, и я ушла к себе. Сев перед ноутбуком я набрала на экране фамилию «Тихомиров» и крепко задумалась. Тихомировых в Москве примерно столько же, сколько Лазаревых.

Меня терзали вопросы без ответа, намекая на предстоящую бессонную ночь. Кто такой загадочный Тихомиров? Почему Гена мне лгал о том, что работает журналистом? Кому и чем мог помешать охранник (если Журбин на самом деле работал именно им).

Но больше всего меня глодала обида. Журбин много лет врал мне про работу, бывшую жену. Получается, он был лицемером? Есть ли вера такому человеку?